Перед лицом зла. Уникальные расследования лучшего профайлера Германии - Аксель Петерманн

незнакомы ни жертва, ни бар: «Я часто бываю в разных заведениях, но это место не знаю. И женщину тоже не знаю!» Я показываю ему фотографию Герты Мальштедт и наблюдаю за реакцией. Она такая же, как и на все остальные вопросы: отстраненный и выжидательный взгляд. Через несколько минут он признается, что и в самом деле как-то написал на подставке под пивной бокал свое имя с просьбой позвонить ему. Но он вручил эту картонку молодой и привлекательной парикмахерше, которая была в него влюблена. «У меня нет проблем с тем, чтобы уговорить кого-то переспать со мной. Последней из них была ваша коллега!» Я отвечаю на этот выпад пустым и презрительным взглядом. Рольфу Хармсу не удастся так неуклюже спровоцировать меня. Он не может объяснить, как бирдекель попал к Герте Мальштедт. «Не думаете же вы, что я свяжусь с такой старухой!»

Наша беседа непродуктивна, но одно очевидно: если вопросы носят общий характер, Хармс говорит пространно и обильно жестикулирует. Если речь идет о самом преступлении, то его ответы становятся краткими. Язык тела сводится к минимуму. В голосе слышится сильное напряжение, и он повышается. Рольф Хармс явно не чувствует себя комфортно, когда я задаю эти вопросы. И он лжет.

Нет никаких научных доказательств того, что лжецов можно однозначно распознать по невербальным сигналам. К сожалению, у вруна не растет нос, как у Пиноккио.

Но есть похожие признаки. Хотя Рольф Хармс старается казаться спокойным и бесстрашным в своих ответах, ему это не удается. Он старается слишком сильно. Чем дольше длится допрос, тем сильнее его трясет. Подозреваемый курит одну сигарету за другой. В комнате уже стоит густой дым. Я перехожу в наступление и говорю с ним напрямую. Почему он так дрожит? Почему так много курит? Его сильно напрягает эта ситуация? Страдает ли он от абстиненции? Я спрашиваю дружелюбно и беспристрастно. Ответы звучат почти раздраженно. Рольф Хармс утверждает, что не пьет алкоголь уже два дня. Интересуюсь, не хочет ли он чашку кофе. Хармс отвечает утвердительно. И действительно, его дрожь ослабевает. Возможно, еще и потому, что я на время перестал задавать неприятные вопросы. Рольф Хармс успокаивается.

Когда мы спрашиваем о его алиби, он отвечает, не задумываясь: «Был у отчима. На самом деле, это просто бывший парень моей матери. Он вытащит меня из этой передряги». Имя отчима подозреваемый называть отказывается: «Я не хочу его впутывать». Только когда вмешивается адвокат, он готов его сообщить. Но затем Хармс добавляет: «Возможно, я ушел от него около 10 или 11 часов вечера». Подозреваемый якобы был настолько пьян, что ему пришлось держаться за руль велосипеда, чтобы не упасть.

В любом случае он сразу же отправился домой. Нет, в бар он в тот день не заходил. Рольф Хармс отвергает предложение провести очную ставку с хозяином заведения и с посетителями. Он вдруг заявляет, что в этот самый период времени у него случился провал в памяти. Якобы ему ничего не удается вспомнить. Такое поведение кажется мне знакомым. Подобным образом он вел себя на допросе после смерти юноши. Так неужели передо мной сидит убийца? Я информирую коллег о ходе допроса и прошу их доставить предполагаемого отчима в полицейский участок.

Дальнейшие вопросы бессмысленны, мы просто ходим по кругу. Поэтому я заканчиваю нашу беседу около девяти часов вечера. Пусть Рольф Хармс и не признался, допрос все равно не был лишен смысла. Он дал информацию, которую мы сможем проверить. Вместе с коллегой я отвожу Хармса в изолятор временного содержания, расположенный в пристройке к полицейскому управлению. Мне нужен свежий воздух. В этот час все камеры пусты. Рольф Хармс проведет здесь ночь. На следующий день судья решит, следует ли издать в отношении него постановление о предварительном заключении.

Тем временем привезли отчима Хармса. Пока я прощаюсь с подозреваемым в изоляторе и жму ему руку, мои коллеги начинают беседовать о его алиби со свидетелем. Без особого успеха, потому что у этого человека тоже явно большие проблемы с алкоголем. Как он ни старается вспомнить день преступления, у него ничего не получается. Мужчина дрожит, потеет и просит пива. Мы не в силах удовлетворить его просьбу. «Может, он был у меня, а может, и нет. Он постоянно приходил, и все дни похожи друг на друга. Часто оставался на ночь, когда мы хорошенько закладывали. Чем он еще занимается, я не знаю. Постоянно колесит на своем велосипеде». Затем мужчина преданно смотрит на нас покрасневшими глазами. Это явно не день грандиозных допросов.

Итак, что мы имеем в итоге? Показания более или менее пьяного владельца пивнушки, которые как-то объясняют нахождение бирдекеля в носке Герты Мальштедт. Обвиняемого без надежного алиби. И свидетеля, который ничего не помнит. Никакого признания. Нам нужны доказательства, в этом нет сомнений.

Я размышляю, как нам отыскать эти доказательства. Например, что случилось с драгоценностями, которые, по всей видимости, пропали из квартиры Герты Мальштедт? Они находятся у Рольфа Хармса? Мы можем узнать это, только если обыщем его квартиру. Квартира – это неприкосновенное пространство, которое позволяет человеку свободно проявлять свою личность с соблюдением человеческого достоинства. Никто не имеет права вторгаться в чужое жилище без разрешения, это закреплено в Конституции. Кроме того, в отношении нас, сотрудников полиции, действуют дополнительные ограничения. С 1 апреля по 30 сентября я имею право на обыск квартиры в интервале с девяти вечера до четырех утра – в остальные месяцы даже до шести утра, – только если преступник преследуется по горячим следам и существует опасность, что улики могут быть утеряны, если не обыскать дом или, например, если нужно арестовать сбежавшего заключенного. Такое исключительное обстоятельство называется «ситуация, не терпящая отлагательств». Во всех остальных случаях разрешение на проникновение в дом без позволения владельца должен дать судья. В результате выдается ордер на обыск. Это многие знают из телевизионных сериалов: инспектор стоит перед дверью с толпой коллег, сует в лицо ошеломленного подозреваемого красный листок бумаги и, не дожидаясь приглашения, переступает порог.

Мне повезло, что в столь позднее время я все же дозваниваюсь до судьи. И вот проходит всего несколько минут, прежде чем он решает, что мы можем обыскать квартиру. Два часа спустя мои коллеги возвращаются в офис. Вид у них довольный. На комоде они нашли бирдекель с именем хозяина бара Pottkieker и телефоном пивнушки. Под ковром рядом с кроватью лежали три презерватива в оригинальной упаковке. На них указан номер партии CH: D059362, № 204–015. Он совпадает