Тридцатая застава - Ф. Вишнивецкий

И снова началась уже знакомая работа по устройству границы.

Получив директиву советско-румынской смешанной комиссии об установлении государственной границы, все командиры заставы в первый же день вышли на место для ознакомления с обстановкой. Их уже ожидали там румынские представители. Установление линии границы не вызвало никаких недоразумений с обеих сторон, все происходило в спокойной, деловой обстановке. Тягач с трехлемешным плугом медленно двигался за Кольцовым и капитаном румынской стражи, а бойцы следом устанавливали пограничные знаки, перебрасываясь с соседями шутками.

Занятый сооружением укреплений вдоль границы, Кольцов редко заглядывал в канцелярию заставы, и когда позвонили из штаба отряда, к телефону подошел Байда. Штаб требовал немедленно представить точное описание линии границы и подробное донесение о положении на участке заставы. При этом работник штаба сообщил, что на тридцатую едет начальник пограничных войск.

Политрук кратко доложил обстановку и попросил обождать с подробным донесением.

— Поймите, что нам сейчас не до этого, еще не развернулись…

— Минуточку, — прервал его работник штаба, — с вами будет говорить полковник Стусь.

В трубке телефона послышался жесткий голос Стуся:

— Вы слишком много на себя берете, политрук? У вас, оказывается, до сих пор не выветрились партизанские замашки, даже начинаете давать свои советы штабу… За пререкание со старшим начальником от имени начальника войск объявляю выговор…

А вечером к заставе подкатили три машины. Генерала сопровождали Кузнецов, Стусь, Птицын и начальник местного райотдела НКВД капитан Чемерыс. Осмотрев участок границы, жилые и подсобные помещения, генерал с удовлетворением заметил:

— Словно по щучьему велению. Даже мостик через ручей соорудили. Как же вы это успели, товарищи?

— Армейцы помогли, товарищ генерал, — ответил Кольцов.

— Молодцы! — Он повернулся к своему адъютанту. — Заметьте для приказа: за проявленную инициативу и оперативность по организации службы всем командирам заставы объявляю благодарность с выдачей премии в размере месячного содержания. Всем младшим командирам и бойцам — благодарность.

— Разрешите обратиться, товарищ генерал! — громко произнес Байда, взглянув на Стуся.

— Что там еще? Вы недовольны, товарищ политрук? — улыбнулся генерал.

— Очень доволен! Но я уже получил от вашего имени одну награду. Не много ли две награды в один день?

— В чем дело? Какую там еще награду? — удивился начальник войск.

— Выговор…

— Кто наложил взыскание?

— Я, товарищ генерал, — выступил вперед полковник Стусь. — За пререкания со штабными командирами…

— Объясните, политрук!

Байда рассказал о состоявшемся по телефону разговоре.

— Вы служили когда-нибудь на заставе, полковник?

— Нет, товарищ генерал…

— Плохо. Может, поменяетесь с политруком местами? — Стусь покраснел, стушевался. — Немедленно снять взыскание! Политрук вам не подчинен. Пользоваться моими правами я, кажется, не разрешал. Понятно?

Поверяющие уехали поздней ночью. Наряды несли службу на новой границе.

«Если враг не сдается…»

Новая граница — новые заботы. Но к этому уже все привыкли. Даже Василий Иванов как будто подружил с границей. Службу несет отлично, много читает. Должно быть, слова политрука о мореходке крепко засели в его сознании. Все чаще можно было слышать, как он говорил товарищам: «Служба — везде есть служба».

В начале сентября наряды все чаще стали замечать на сопредельной стороне необычное оживление. По дорогам скакали на лошадях офицеры, появлялись и исчезали машины с военными, кое-где снималась пограничная стража. Участились перебежки молдаван и украинцев на советскую сторону. Они сообщали о фашистских погромах, о восстаниях крестьян. Отряды жандармерии свирепствовали в пограничных селах… Вскоре стало известно, что румынский король призвал к власти Антонеску и отрекся от престола в пользу своего сына Михая.

Еще через несколько дней Румыния была провозглашена «легионерским государством», а его главой — «кондукатором» — назначен генерал Антонеску. «Железная гвардия» стала единственной легальной партией.

Затем румынские бояре сделали последний шаг к установлению фашистского режима в стране: присоединились к антикоминтерновскому пакту. Все это не могло не отразиться на службе советских пограничников. Положение осложнялось и тем, что Кольцов уехал на краткосрочные курсы. Обязанности начальника на это время принял политрук. Вдвоем с Тимощенко они ни днем, ни ночью не знали покоя.

Как-то наряд в составе Воронина и Иванова стал свидетелем странного происшествия на той стороне…

Румынский офицер ехал на лошади вдоль границы. За ним бежал солдат, должно быть, ординарец. За плечами у него большой вещевой мешок, сбоку — котелок. Солдат, видимо, напрягал все силы, чтобы не отстать. Мешок подскакивает на спине, котелок позванивает. Вдруг офицер остановился и что-то сказал. Солдат беспомощно развел руками. В руках офицера взвилась нагайка и со свистом опустилась прямо на голову ординарца. Потом еще и еще.

— Вот сволочь! — выругался Иванов, наблюдая эту картину.

Вдруг ординарец перебросил из-за спины карабин и в упор выстрелил в офицера.

Проследив взглядом, как шарахнувшаяся от выстрела лошадь понесла раненого офицера, румынский пограничник бросился на советскую границу, озираясь, словно затравленный заяц. Перебравшись через проволочное заграждение, он положил оружие перед подбежавшими пограничниками и попросил отвести его к командиру.

На заставе рассказал политруку:

— Я убил офицера… Не выдавайте меня, домнул командир…

Растерянный, напуганный собственным поступком, он дрожал и исподлобья посматривал на Байду. Его красивое лицо то бледнело, то вспыхивало ярким румянцем.

— За что же ты убил его?

— А вот поглядите… — он склонил обнаженную голову. Из копны растрепанных густых волос медленно стекали на затылок капли крови… — Терпения нету… А тут, в Баштианах, моя хата, мать похоронена… Вы спросите людей — все знают Думитру Лабу.

— Думитру? А Тодора Падурару ты знаешь?

— Бади Тодор? Где его сейчас найдешь? Давно погиб, наверно.

— Здесь, здесь Тодор Михайлович. И Марика здесь, в твоей хате и живут.

— Марика! — вскрикнул Думитру и, словно подрубленный, упал на стул…

Перебежчик сообщил, что на границу часто приезжают работники сигуранцы, а с ними какой-то немецкий майор. Присутствовавший на допросе комендант участка Птицын спросил:

— А где сейчас начальник вашей стражи полковник Грицеску?

— Говорят, руки на себя наложил…

По просьбе Тодора Падурару, которого в отряде хорошо знали, Думитру оставили в родном селе. Марика светилась от счастья.

После разговора с Марикой и ее отцом жители Баштиан возвратились в свои домики и занялись решением главного вопроса: как быть с землей Грицеску? На общем сходе, как было и в Ольховом, крестьяне упорно настаивали:

— Поделить землю! Пусть каждый знает, где его кусок! И все имущество бояра раздать людям, нашим горбом наживалось…

Лишь после того, как вернулся в село Думитру, Тодору Михайловичу удалось собрать несколько молодых энтузиастов, которые осмелились бросить вызов дедовским традициям и решили совместно обрабатывать землю.

При распределении помещичьего имущества даже самые осторожные, из тех, кто предпочитает выжидательную позицию, не стеснялись, добиваясь куска повкуснее. Тем более, что риска никакого: помещик, говорят, загнулся, а наследники его — где они?

На самом деле полковник Грицеску и не помышлял о сведении счетов с собственной жизнью. Кто пустил слух о самоубийстве, неизвестно. Не исключено, что сам полковник.

Грицеску, не без ведома майора Шмитца — деятельно занялся сколачиванием диверсионных групп в горах, невдалеке от границы. Он еще окончательно не решил, как осуществить свою месть, а пока занялся мелкими диверсиями.

Первым объектом бандитского нападения стало село Турятка на участке соседней, двадцать девятой, заставы. Сам полковник, понятно, участия не принимал. «Просто банда разного сброда из польских и молдавских эмигрантов напала на пастухов села, перейдя границу, и угнала часть общественного стада».

Такова была официальная версия в ответ на протест нашего правительства. А что при этом погибли два пограничника, пытавшиеся остановить банду, это расценили как обычное уголовное преступление неизвестных бандитов. Никого из официальных лиц при этом не упоминали.

Окрыленный этой удачей, оставаясь в тени, мнимый самоубийца готовился к следующей, более крупной операции в Баштианах.