Зарево над Аргуном - Александр Щелоков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Репкина звали не Иваном, а Никитой, но за те деньги, которые ему платили, он был готов отзываться на любое имя.
Довольный содеянным, Репкин направился к знакомому домику на одной из окраинных улочек. Там за вполне умеренную плату можно было получить и со смаком долбануть стаканчик виноградной самогонки - вонючей, как керосин, но шибающей по мозгам ничем не хуже молотка.
На полдороги он встретил сержанта-контрактника Федю Кулемина. Было видно, что тот уже успел припасть к животворному источнику и находился крепко навеселе.
- С-у-шай, Никита, - язык Кулемина и без того не очень проворный ворочался еле-еле. - А что ты тут? Там на посадочной площадке ждут вертолет. С гуманитаркой. Шел бы туда, пош-шупать.
Репкин дружески шлепнул ладонью Кулемина по плечу.
- Спасибо, Федя. Я успею.
Прапорщик веселее зашагал вперед, поскольку притягательная сила стаканчика на данный момент была столь велика, что никакая новость не смогла свернуть Репкина с траектории.
* * *
До Моздока группа Полуяна летела на транспортном "Иле", забитом коробками с гуманитарным грузом, который отправляли в войска организации движения в поддержку армии.
Бортинженер, следивший за погрузкой, выглядел хмуро.
- Вы впервые? - спросил он Полуяна.
- Туда, впервые.
"Туда" прозвучало столь убедительно, что авиатор понял - мужики прошли в самолет стреляные. Это было видно и по их виду, но удостовериться в этом не мешало. А с такими можно говорить откровенно.
- Вы уж приглядите за грузом, - сказал он Полуяну. - Иначе растащат сволочи. При разгрузке.
- Да вы что? - Полуян не смог сдержать изумления. - Как можно?! Это же солдатам.
- Увидите сами. До солдат на передовую дойдут только крохи. При перегрузке и по пути все растащат тыловые шакалы.
Резванов выругался. Спросил зло:
- Неужели об этом никто не знает?
Авиатор посмотрел на него, как смотрят на недоумков.
- У нас всегда все всё знают. От и до. Только что толку?
- Расстрелять бы на месте двух-трех мародеров, - сказал Таран мрачно. - Другие задумались бы...
- Вот вы и расстреляйте, - предложил авиатор с безразличием в голосе, пнул какую-то картонную коробку и ушел в кабину.
В Моздоке группа перебралась в вертолет.
Простучав коваными ботинками по металлическому трапу, Полуян вошел внутрь машины и его движения вдруг утратили напористость. Прогретый жарким августовским солнцем воздух в вертолете, показался ему густым и тяжелым, ко всему сладковато-тухлым, таким, что поднявшись на борт, он словно уперся в невидимую стену.
Полуян посмотрел на техника, который с невозмутимым видом возился внутри машины, протирая откинутую лавку у борта тряпкой, пропитанной хлоркой.
- Мясо тухлое перевозили, что ли? - спросил Полуян и брезгливо поморщился. - Ну, навоняли...
Техник оторвался от дела, посмотрел на него. Встряхнул тряпку, окунул её в ведро с хлоркой, и, не скрывая раздражения, сказал:
- Какое мясо? Это только сейчас от вас потом пахнет. А повезут назад "двухсотым" грузом - успеете провонять...
Полуян ошеломленно смотрел на техника, не зная, что и сказать. Запах тлена был ему хорошо знаком. Вертолет, который должен был увезти их туда, живых и здоровых, оттуда уже привез отработанный материал войны - мертвые тела людей, которые ещё недавно о чем-то думали, что-то любили, испытывали голод и жажду, пели песни и травили анекдоты и для которых вдруг все внезапно кончилось...
- Прости, - сказал он технику и покаянно сдернул кепку.
- В первый раз, что ли? - спросил тот с пониманием.
- Нет, не в первый. Этого я уже нанюхался вдосталь, но не здесь...
- Выходит, не узнал, - усмехнулся техник. - А надо бы. Все мы в отработанном виде так вот воняем... Если честно, это запах будущего. Для любого из нас. Жаль только, что молодых пацанов, которым надевают военную форму, сразу не знакомят с тем, чем пахнет смерть... И ещё скажу так: кому не нравится, могут остаться.
Репкин подошел к вертолету, стуча коваными ботинками по металлической лесенке, забрался внутрь. Огляделся. Увидел сложенный на полу груз. Подошел к ближайшей картонной коробке. Пнул ногой. Нога заныла. Репкин поморщился. В упаковке лежало нечто твердое.
- Посмотрим.
Репкин достал нож. Полоснул по скотчу, который широким поясом охватывал разрез. Пленка хрустнула под острым лезвием.
Двумя руками развернул в стороны разрезанную крышку.
Коробка была набита плотно прижатыми одна к другой банками со сгущенкой.
Репкин вынул из сумки скомканный вещмешок, деловито встряхнул его, расправил и стал перегружать содержимое коробки в сидор.
Полуян отодвинул ногой тючок с касками, подошел к прапорщику.
- Кто такой?
Репкин распрямился. Внимательно посмотрел на подошедшего. По возрасту тот тянул на полковника, но, прилети сюда полковник из Москвы, возле него уже крутились бы два-три солдата Швейка. Да и знаков различия никаких не имеется. А коли их нет, значит он не больше, чем экспедитор при гуманитарном грузе. Таких Репкин имел и будет иметь во всех позициях и обстоятельствах. Главное сразу поставить себя.
Он повернулся к Полуяну.
- Это "гуманитарка"? А я здесь - первый потребитель.
Волна спирто-табачного запаха ударила Полуяну в ноздри.
- Стервятники уже тут, - с безразличием констатировал авиатехник. Первое время он пытался бороться с налетами любителей поживиться на халяву, но понял, что сил на это не хватит и перестал дергаться.
Таран отложил сумку, с которой возился и подошел к Репкину. Взял его за ворот, приподнял и поставил с корточек на ноги.
- Ты слыхал вопрос? Тебя спросили, кто ты такой.
Репкин дернулся и высвободил воротник из чужих рук. Полнясь пьяной наглостью, ни в малейшей мере не прогнозируя того, что может произойти, он зло сверкнул на Тарана глазами:
- С-слушай, пошел ты... Назвать куда?
- Не надо, - ответил Таран. - Я адреса знаю. Даже тот, куда сейчас пойдешь ты.
Он схватил Репкина за плечо, крутанул его, повернув к себе спиной и, уже не в силах соизмерять силу действий с необходимостью, врубил тяжелым армейским ботинком с высоким берцем в пухлую задницу, обтянутую брюками.
Удар и его направление оказались настолько точными, что прапорщик вылетел в дверной проем, не имея возможности задержаться. Он пролетел по воздуху несколько метров, плашмя ляпнулся на твердо утоптанную посадочную площадку.
Авиатехник, со стороны наблюдавший за происшедшим, одобрительно сказал:
- А ещё говорят, что у России нет в резерве достойных футболистов. Ерунда! - Он поднял нож, который вылетая из вертолета выронил прапорщик. Подержал в руках осмотрел и спросил у Тарана. - Можно я его возьму себе?
- О чем речь?! - Таран не поскупился. - Трофеи всегда принадлежать победителям. Разве не так?
* * *
Базар легко было угадать по шуму и запахам. О стороны торжища тянуло дымом и дразнящими аппетит духом жареного мяса. Из киоска с надписью "Аудио-видео", что стоял у входа на рынок, неслись гортанные звуки песни. Надрывный женский голос, наполненный слезой тоски, выводил слова, скорее всего турецкие.
В тени большого тутового дерева на большом камне, вытертом до блеска, сидел бородатый старик в барашковой папахе с ниткой четок в руке. Быстрыми до автоматизма отработанными движениями пальцев, он перебирал костяшки и спокойно взирал на проходивших мимо людей. В его глазах не угадывалось любопытства. Это был взгляд человека, стоявшего в стороне от бурных потоков жизни, но ещё окончательно не потерявшего интереса к их бурлению. Он созерцал происходившее как философ, на собственном опыте познавший, что все вокруг лишь суета сует, в которую люди попадают без их желания и уходят из неё вопреки желанию задержаться в ней.
- Здравствуйте, отец, - сказал Полуян и приложил два пальца к козырьку кепки.
Старик, не переставая перебирать пальцами четки, поднял голову.
Посмотрел Полуяну в глаза.
- Здравствуйте, господин.
- Какой я господин? - спросил Полуян обиженно. - Неужели похож?
- Э, уважаемый! Как можно узнать кто на кого похож?
- Все же у нас демократия. Верно?
- Э, уважаемый, я старый человек и давно ни во что не верю. Демократия, партократия, бюрократия - для народа разницы нет.
- Все же демократия, наверное, для всех нас лучше. Люди сами выбирают власть. Разве это плохо?
- Сынок, ты молод. Это и хорошо и плохо. Молодость не принимает чужого опыта. Она считает, что надо учиться на собственных ошибках. И наступает на грабли, след которых уже отпечатался на лбу их отцов и дедов.
- Я всегда старался учиться на чужих ошибках.
Старик огладил бороду ласкающими движениями правой руки.
- Это хорошая уверенность, но от повторения чужих ошибок избавляют только сомнения.
- В чем сомневаетесь вы, отец?
- В том, что народ от выбора власти получает пользу. Какая нам разница, кто его будет погонять? Раз Путин, два Путин. Раз Рушайло, два Рушайло. Тебе есть разница? Нам здесь нет.