Немой набат. 2018-2020 - Анатолий Самуилович Салуцкий

либералы. А он на неё тоже нацелился. Катерина нам по дружбе говорила: юбилей ради него затеяла, пора, мол, дочери определяться, к тридцати катит. Я его раньше не видел, но сегодня он себя объявил: антинаш, тут и говорить нечего. Зная Веру, голову наотрез: не её романа, душа у неё свободна, от тебя будет много зависеть. Я, конечно, с Катериной агентурную работу проведу. В общем, диспозиция ясна. Ты уж извини старика, но с учётом литража белокапельной выпивки могу себе позволить панибратство. Тем более, ментально я застрял в прошлом веке.

И троекратно облобызал Виктора.

Спускаясь на лифте, Донцов позвонил Ряжской:

– Жду в машине.

Они втроём затолкались на заднее сиденье «мерседеса», и взбудораженная Нина заверещала:

– Победа нокаутом! Я ж видела, когда ты говорил, она с тебя глаз не сводила. А я? Всё делала, как ты наставлял?

– Чётко сработала, до деталей. Но теперь самое сложное предстоит.

– Да чего сложного-то? У него что – пять тузов в колоде? Я с Катериной поработаю, и хоть сватов засылай. Отошьём мы этого Подлевского, ты его дураком выставил, он на запятках оказался.

Дмитрий с сомнением покачал головой.

– После застолья у тебя лёгкость мыслей необыкновенная. Вопрос не в том, чтоб его отшить. Я глядел внимательно, у Веры к нему интереса нет. Но это же Подлевский! Токсичная фамилия. Даже Катерина её впервые слышит, откуда ей знать, что отец этого ухажёра вынудил Серёгу из окна выкинуться?

– Не знает и знать не будет. Ты, что ль, скажешь? – продолжала хорохориться Нина.

Но Донцова опасения Шубина резанули. Интуитивно он осознал, что жуткая опасность может угрожать Вере. Каким образом? – об этом он в сей миг не думал. Радость сегодняшней встречи испарилась, он строго сказал Ряжской:

– Нина, тут не до веселья. Дмитрий в корень глядит. Ещё неизвестно, как с этим Подлевским повернётся, он на всё способен.

Давай так: прежняя договорённость в силе, ничего без согласования не предпринимать. На Катерину не дави. Полюбопытствуй, конечно, о Верином настроении – тут тебя не учить. Но вот что: если Вера в нём разочаровалась, насоветуй Катерине, чтобы резко не рвала. Не могу избавиться от мысли, что всё непросто пойдёт. Про меня пару слов кинь, но не педалируй. Время нам требуется – поглядеть, что, как да куда покатится.

Ряжская вмиг протрезвела:

– Поняла-поняла, мне повторюшки в натугу. Подлевский он и есть Подлевский. «Чёрный квадрат» – что так, что вверх ногами. Яблоко от яблони… Вдобавок, мы не знаем, что ему известно, – сделала ударение на слове «что», подразумевая давнюю трагическую историю с квартирой Богодуховых. – Знает ли о том окаянстве?

Аркадий, задержавшись за столом, пока не ушли все гости, попросил у Веры ещё чаю и ждал, когда женщины унесут на кухню грязную посуду. Когда остались втроём, обратился к Катерине:

– Очень рад, Екатерина Дмитриевна, знакомству с вами.

– Маму зовут Катерина, по паспорту, – поправила Вера.

– Красивое имя, необычное. Я думал, просто сокращение… Кстати, Вера, а как «Барышников»? Идём? Что бы кто ни говорил, а Серебрянников ныне назначен культовой фигурой. Как у Евтушенко: «Пришли иные времена, взошли иные имена».

Предварительное намерение именно сегодня намекнуть Аркадию о разрыве по ходу застолья сложилось у Веры в твёрдое решение, которое теперь было связано не только с их нестыковками, но опиралось на какое-то другое неясное чувство, к Аркадию отношения не имевшее, но мешавшее общению с ним. Зная себя, Вера понимала: ей предстоит бессонная ночь с обдумыванием и осмыслением того, что случилось сегодня. И в этих ночных мыслях для Аркадия с его лайфхаками, как в Инете называют житейские хитрости, не найдётся места. От слова совсем. Она готова была прямо сейчас дать ему понять, что между ними всё кончено. Она продумывала подходящую фразу во время застольных дебатов, потому и попросила его немного задержаться. Но что-то непонятное и внезапное, не из глубин характера, – а словно откуда-то свыше! – вдруг остановило её. Сознание слишком быстро превращало этого случайного Донцова в необходимость. Мысли путались. В голове некстати мелькнула давняя, со студенческих лет сбивавшая с толку загадка: «Почему Брехт считал Дон Кихота и Швейка духовными родственниками?» И неожиданно для себя ответила:

– Конечно, идём! Это же очень интересно.

Глава 12

В Вильнюс Дмитрий Соснин прилетел вечерним рейсом. На такси добрался до отеля «Амбертон», где заказал номер, наскоро перекусил в ресторане и завалился спать. Устал.

Намереваясь перебраться в Литву, он изучил Вильнюс по интернет-картам, но не определился, где снять квартиру, – в центре, на арене главных публичных событий, или в квартале Ужупис, мекке местной богемы, маленьком Парижике. Выбор рассчитывал сделать на месте. Но – завтра. Сейчас – спать!

Усталость не связана с суетой уходящего дня – она копилась исподволь. Уже давно его мучила бессонница, неотступно думал о переезде, перебирая варианты. И только здесь, в четырёхзвёздном «Амбертоне», отключился от терзавших его дум, погрузившись в обвальный сон.

Проснулся Соснин бодрым, готовым к бурной деятельности по обустройству на новом месте жительства. Выглянув из окна и оценив достоинства Старого города, понял, что Ужупис, по-русски просто Заречье, – прекрасен для отдыха, однако селиться ему следует здесь, близ башни Гедемина. Киевский Крещатик многому научил.

Киев ему рекомендовали незадолго до Майдана, и он видел, в том числе из окна съёмной квартиры на Крещатике, как украинская заметня полыхнула кровью, смертями и сменой власти. Со временем прижился, обзавёлся множеством связей, вошёл в курс текущих дел, готовя политические обзоры, и по старой памяти начал фэйсбучить. Но после первого серьёзного блога из Москвы позвонил Тэд Кронфильд и пробросом, как бы между прочим, сказал:

– Кстати, у меня впечатление, что в Киеве тебе уже нечего делать.

Соснин понял намёк, ибо давно привык к такой форме указаний. Вдобавок это «кстати»… Самое важное они почему-то говорят именно кстати, видимо, так их учат, считая, что такой оборот речи скрывает подспудную суть разговора. С того момента Дмитрий стал размышлять о переезде. Разумеется, лучше бы вернуться домой, в московскую квартирку с окном на небольшой обновлённый парк. Но Тэд не упомянул о Москве. Да и что Соснину делать в столице? Речь шла только об отъезде из Киева. В итоге Дмитрий смотался в Престольную и, как не раз бывало, откушал с Тэдом в итальянском кафе на Старом Арбате.

Он долго рассказывал о постмайданных событиях, разбавлял речь шутками о киевской колбасе развратных размеров и кренделях с похоронный венок. Но Тэд слушал лениво. Он держался классической тактики: вести переговоры так, словно вы слегка