Том 6. Кабала святош - Михаил Булгаков

Первый…Тсс! Тсс!

За сценой послышалась печальная музыка и пение.

(Чичиков утихает и смотрит в окно.) А, прокурора хоронят. (Грозит кулаком окну.) Весь город мошенники. Я их всех знаю! Мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет. А вот напечатают, что скончался, к прискорбию подчиненных и всего человечества, редкий отец, примерный гражданин, а на поверку выходит — свинья!

Первый… Несчастный ожесточенный человек, еще недавно порхавший вокруг с резвостью, ловкостью светского человека, метался теперь в непристойном виде, в разорванном фраке, с окровавленным кулаком, изливая хулу на вражеские силы.

Стук. Входят Полицеймейстер и Жандармский полковник.

Чичиков (прикрывая разорванный ворот фрака). Благодетели…

Жандармский полковник. Что ж, благодетели. Вы запятнали себя бесчестнейшим мошенничеством, каким когда-либо пятнал себя человек. (Вынимает бумаги.) Мертвые? Каретник Михеев!

Чичиков. Я скажу… я скажу всю истину дела. Я виноват, точно, виноват… Но не так виноват… Меня обнесли враги… Ноздрев.

Жандармский полковник. Врешь! Врешь. (Распахивает дверь. В соседнем помещении видно зерцало и громадный портрет Николая I.) Воровство, бесчестнейшее дело, за которое кнут и Сибирь!

Чичиков (глядя на портрет). Губитель!.. Губитель… Зарежет меня как волк агнца… Я последний негодяй! Но я человек, ваше величество! Благодетели, спасите, спасите… Искусил, шельма, сатана, изверг человеческого рода, секретарь опекунского совета…

Жандармский полковник (тихо). Заложить хотели?

Чичиков (тихо). Заложить. Благодетели, спасите… Пропаду, как собака…

Жандармский полковник. Что ж мы можем сделать? Воевать с законом?

Чичиков. Вы все можете сделать! Не закон меня страшит. Я перед законом найду средства… Только бы средство освободиться… Демон-искуситель сбил, совлек с пути, сатана… черт… исчадие… Клянусь вам, поведу отныне совсем другую жизнь. (Пауза.)

Полицеймейстер (тихо, Чичикову). Тридцать тысяч. Тут уж всем вместе — и нашим, и полковнику, и генерал-губернаторским.

Чичиков (шепотом). И я буду оправдан?

Полицеймейстер (тихо). Кругом.

Чичиков (тихо). Но позвольте, как же я могу? Мои вещи, шкатулка… Все запечатано.

Полицеймейстер (тихо). Сейчас все получите.

Чичиков. Да… Да…

Полицеймейстер вынимает из соседней комнаты шкатулку, вскрывает ее. Чичиков вынимает деньги, подает Полицеймейстеру.

Жандармский полковник (тихо, Чичикову). Убирайтесь отсюда как можно поскорее, и чем дальше — тем лучше. (Рвет крепости.)

Послышались колокольчики тройки, подъехала бричка. Чичиков оживает.

Эй!..

Чичиков вздрагивает.

Полицеймейстер. До свидания, Павел Иванович! (Уходит вместе с Жандармским полковником.)

Раскрывается дверь, входят Селифан и Петрушка — взволнованы.

Чичиков. Ну, любезные… (Указывая на шкатулку.) Нужно укладываться да ехать…

Селифан (страстно). Покатим, Павел Иванович! Покатим!.. Дорога установилась. Пора уж, право, выбраться из города, надоел он так, что и глядеть на него не хотел бы! Тпрру… Балуй…

Петрушка. Покатим, Павел Иванович! (Накидывает на Чичикова шинель.)

Все трое выходят. Послышались колокольчики.

Первый…В дорогу! В дорогу! Сначала он не чувствовал ничего и поглядывал только назад, желая увериться, точно ли выехал из города. И увидел, что город уже давно скрылся. Ни кузниц, ни мельниц, ни всего того, что находится вокруг городов, не было видно. И даже белые верхушки каменных церквей давно ушли в землю. И город как будто и не бывал в памяти, как будто проезжал его давно, в детстве!..

О, дорога, дорога! Сколько раз, как погибающий и тонущий, я хватался за тебя, и ты всякий раз меня великодушно выносила и спасала. И сколько родилось в тебе замыслов и поэтических грез…

Конец

Москва, 1930

Адам и Ева[6]

Пьеса в четырех актах

Участь смельчаков, считавших, что газа бояться нечего, всегда была одинакова — смерть!

…и не буду больше поражать всего живущего, как сделал. Впредь во все дни Земли сеяние и жатва не прекратятся…

Действующие:

Ева Войкевич, 23-х лет.

Адам Красовский, инженер, 28 лет.

Ефросимов Александр Ипполитович, академик, 41 года.

Дараган, авиатор, 37 лет.

Пончик-Непобеда, литератор, 35 лет.

Захар Севастьянович Маркизов, изгнанный из профсоюза, 32-х лет.

Аня, домработница, лет 23-х.

Туллер 1-й, Туллер 2-й — двоюродные братья.

Клавдия Петровна, врач-психиатр, лет 35.

Мария Вируэс, женщина-авиатор, лет 28.

Де-Тимонеда, авиатор.

Зевальд, авиатор.

Павлов, авиатор.

Акт I

Май в Ленинграде. Комната в первом этаже, и окно открыто во двор. Наиболее примечательной частью обстановки является висящая над столом лампа под густым абажуром. Под нею хорошо пасьянс раскладывать, но всякая мысль о пасьянсах исключается, лишь только у лампы появляется лицо Ефросимова. Также заметен громкоговоритель, из которого течет звучно и мягко «Фауст» из Мариинского театра. Во дворе изредка слышна гармоника. Рядом с комнатой передняя с телефоном.

Адам (целуя Еву). А чудная опера этот «Фауст». А ты меня любишь?

Ева. Люблю.

Адам. Сегодня «Фауст», а завтра вечером мы едем на Зеленый Мыс! Я счастлив! Когда стоял в очереди за билетами, весь покрылся горячим потом и понял, что жизнь прекрасна!..

Аня (входит внезапно). Ах…

Адам. Аня! Вы хоть бы это… как это… постучались!

Аня. Адам Николаевич! Я думала, что вы в кухне!

Адам. В кухне? В кухне? Зачем же я буду в кухне сидеть, когда «Фауст» идет?

Аня расставляет на столе посуду.

Адам. На полтора месяца на Зеленый Мыс! (Жонглирует и разбивает стакан.)

Ева. Так!..

Аня. Так. Стакан чужой! Дараганов стакан.

Адам. Куплю стакан. Куплю Дарагану пять стаканов.

Аня. Где вы купите? Нету стаканов.

Адам. Без паники! Будут стаканы к концу пятилетки! Да… вы правы, Анна Тимофеевна. Именно в кухне я должен быть сейчас, ибо я хотел вычистить желтые туфли. (Скрывается.)

Аня. Ах, завидно на вас смотреть, Ева Артемьевна[7]. И красивый, и инженер, и коммунист.

Ева. Знаете, Анюточка, я, пожалуй, действительно счастлива. Хотя… впрочем… черт его знает!.. Да, почему вы не выходите замуж, если вам уж так хочется?

Аня. Все мерзавцы попадаются, Ева Артемьевна. Всем хорошие достались, а мне попадет какая-нибудь игрушечка, ну как в лотерее! И пьет сукин сын!

Ева. Пьет?

Аня. Сидит в подштанниках, в синем пенсне, читает графа Монте-Кристо и пьет с Кубиком.

Ева. Он несколько хулиганистый парень, но очень оригинальный.

Аня. Уж на что оригинальный! Бандит с гармоникой. Нет, не распишусь. Он на прошлой неделе побил бюрократа из 10-го номера, а его из профсоюза выкинули. И Баранову обманул, алименты ей заставили платить. Это же не жизнь!

Ева. Нет, я проверяю себя, и действительно я, кажется, счастлива.

Аня. Зато Дараган несчастлив.

Ева. Уже знаете?

Аня. Я сказала.

Ева. Ну, это свинство, Аня!

Аня. Да что вы! Не узнает он, что ли? Он сегодня спрашивает: «А что, Ева придет вечером к Адаму?» А я говорю: «Придет и останется». — «Как?» — «А так, — говорю, — что они сегодня расписались!» — «Как!» Ага, ага, покраснели!.. Всю квартиру завлекли!