Анти-Авелин - Наталия Земская

Это было время, когда религия только начала утрачивать свое господствующее влияние, и на науку – в том числе. Теория Коперника о вращении планет вокруг солнца уже нашла свое подтверждение в наблюдениях астрономов 17‑го века; Исаак Ньютон открыл закон всемирного тяготения и сформулировал основные законы классической механики; Уильям Гарвей сделал открытие кровообращения в организме с помощью сердца, а не печени, как это было принято думать раньше. Развитие механики, физики, математики такими выдающимися философами, как Декарт и Лейбниц, буквально переворачивают этот мир и определяют новый путь прогресса цивилизации.

Приору Ордена святого Доминика – Жан Полю Батиста – было неведомо, что Франция и весь образованный мир стоит на пороге эпохи просвещения, которой предстояло ответить на многие вопросы и развить многие науки лишь для того, чтобы поставить перед человечеством новые и более сложные задачи. Но самая главная миссия этой эпохи будет заключаться в том, что европейская цивилизация перестанет воспринимать религиозное мировоззрение как единственно правильное, и научная мысль займет главенствующее положение став доступной для простых обывателей.

Это будет век сокрушительных перемен, наступление которого Жан Поль ощущал всем своим существом, но он был служителем пока еще всемогущей церкви, и помнил об этом каждый день. Он никогда не противопоставлял свои истинные взгляды церковным догмам, объясняя это себе как уважение к делу, которым занимается. Его собеседники проявляли такие неглубокие и поверхностные знания о предметах обсуждения, что не могли вызвать в нем ни малейшего желания спорить с ними. И чаще всего он соглашался с собратьями во всем лишь для того, чтобы быстрее закончить разговор.

И вдруг, эта девушка – Авелин Дангон – с таким чистым рассудком и не похожая ни на кого. Так смело мыслить ее мог научить только очень незаурядный человек, поверивший в то, что женщина способна на истинно глубокие знания.

Каждый раз, помогая епископу проводить службу в соборе, Жан Поль украдкой отыскивал глазами Авелин в толпе прихожан и слушал, как усиленно бьется его сердце при виде ее образа. Он объяснял себе свое волнение приятным воспоминанием о встрече на холме Фурвьер с девушкой незаурядного ума. Оставаясь в одиночестве, он мысленно наслаждался разговорами с ней, обретя в ее образе все понимающего собеседника. Вспоминая ее умные и любопытные глаза, он переносил их в свои мечты, где наконец-то мог изложить свои взгляды на мироустройство человеку, который был способен оценить их.

В то утро, когда Авелин первый раз не пришла на службу, Жан Поль справился со своей досадой, и весь день старался не думать о ней. Вечером он мысленно журил себя за свои бесплодные мечты и беседы с выдуманным образом девушки, но было уже поздно сопротивляться самому себе. Пытаясь уснуть, он закрывал глаза и сразу же видел ее, – то с растрепанными на ветру волосами, то склонившуюся над молитвенником. И наконец, ему пришлось признаться себе в том, что страх не увидеть ее завтра в соборе держит его за горло и не дает ему думать больше ни о чем, а только о ней.

Его опасения подтвердились, Авелин не пришла на утреннюю службу во второй раз, и он смутно ощущал свою вину. У приора ордена не было достаточного опыта общения с женщинами, ему казалось, что его жизненный путь был предопределен самим проведением. Однажды Всевышний подверг его испытанию, навсегда отвратив в нем стремление к плотским наслаждениям.

Это случилось на студенческой пирушке, посвященной окончанию учебы в университете. Долгие годы изучения теологии, ощущение своего нового качества и головокружительные надежды смешались с терпким вином в головах молодых служителей церкви. Сначала новоиспеченные богословы демонстрировали свои познания в божественном писании. Затем, с увеличением выпитого вина, начались скабрезные шуточки на тему целибата и откровенные рассказы о том, что уже давно все они потеряли свою телесную чистоту. И неоднократно, и с удовольствием нарушили обеты, данные своим наставникам перед лицом Господа Бога.

Дошла очередь и до Жана Поля. Он попытался отшутиться, перевести тему на другой разговор, но из этого ничего не выходило. Под удивленные возгласы своих однокашников он глупо отмахивался и густо краснел, ощущая свою ущербность в данной ситуации. И кто-то предложил громко, через весь стол:

– Этот день нашего освобождения от заточения в учебных классах должен быть отмечен символичным освобождением от телесного заточения нашего друга! Долой наставников! Долой обеты! Долой девственность!

– Долой! – и глиняные кружки сотрапезников, наполненные кислым вином, взмыли над их головами.

– Эй, Жюль! – стали все наперебой звать хозяина кабака. – Ты же знаешь, старый развратник, где можно найти порядочную вдовушку, которая за награду лишит девственности нашего друга.

– Есть такая, – услужливо хихикая, наклонился к столу Жюль. – Я и сам к ней захаживал, пока моя старуха отлучалась по делам из города. Но она берет дороже, чем портовые девки и, к тому же, капризная. Может не согласиться, если не будет настроения.

– От такого красавчика, как наш Жан Поль, не откажется. А за ценой мы не постоим! Говори – сколько? – все улюлюкали и хохотали, выкидывая на стол медяки.

Жюль жадно вытирал ладони об засаленный фартук, считая в уме сумму медяков.

– Этого достаточно, – накрыл своей волосатой ладонью горстку монет хозяин кабака. – Готовьте своего агнца к встрече. Здесь недалеко.

Руки друзей подняли Жан Поля со скамьи, на которой он сидел, и понесли к выходу. Друзья пели и шутили, неся его по улице на своих плечах, а он смеялся, не веря в серьезность их намерений.

– Пришли. Тихо! А то прогонит, – скомандовал Жюль.

В темноте послышался стук уличной калитки – это Жюль нырнул в дверной проем каменной стены, отделявшей улицу от внутреннего дворика. Через какое-то время все услышали его приглушенный голос:

– Сюда!

Руки друзей толкнули Жан Поля в темноту, и он попал в цепкие объятия сводника. Спотыкаясь о каменные ступени, он был втянут в дом, а затем и в комнату, где на грубо сбитом столе горела свеча, растекаясь по кривой глиняной плошке. В слабом свете он разглядел пышногрудую женщину со смеющимися карими глазами и распущенными черными волосами.

– Оставляй, – царственно приказала вдовушка и, поднявшись, направилась в сторону возвышения, выстланного козьими шкурами.

– Повезло, – хлопнул по спине Жана старый сводник.

Жан Поль сел на скамейку за стол и уставился на пламя свечи. Ситуация была удручающая – на козьих шкурах лежала посторонняя женщина, а за дверями поджидали хихикающие друзья. Хмель молниеносно улетучился, и захотелось пить.