Операция «Танненберг» - Руслан Мельников

Освальд отстранил жену. Протянул руку Бурцеву:

– Вот тебе моя рука, Вацлав. И забудем о ссоре.

– Ну, спасибо, брат, – искренне, с чувством поблагодарил Бурцев. Крепко пожал поляку руку.– За все спасибо. И не держи зла, не серчай ежели что.

– Обнимитесь! – посоветовал Гаврила.

Обнялись, расцеловались троекратно по русскому обычаю. Вот теперь – мир.

И – новый бой. К которому готовиться и времени-то почти нет.

– Когда немцы сюда доберутся, Освальд? – спросил Бурцев.

– Скоро уже. Слышите?…

Затихли, затаили дыхание все. Птицы не пели. Зато где-то далеко, на грани слышимости доносился невнятный гул. Крики, шум моторов, ржание лошадей, даже вроде бы лай собак… Пока еще далеко. Но скоро будет близко.

– К бою!

Этот приказ Бурцев и Вальтер отдали одновременно, в один голос. Бурцев – по-русски. Вальтер – по-немецки.

Глава 36

Решили не прорываться. Слишком опасно переть всей толпой на пули цайткоманды и стрелы тевтонских арбалетчиков. Слишком много будет при таком раскладе неоправданных потерь. Уговорились действовать иначе. Принять бой и лишь создать иллюзию прорыва. Убедить немцев, что добыча ушла из-под носа. Заставить развернуть облавную цепь, а уж потом и самим выскользнуть под шумок.

Теллевцы поделились оружием с новыми союзниками. Досталось всем понемногу. Кому – кинжал, кому – топор, кому меч. Бурангул и дядька Адам разжились луками и парой пухлых колчанов. Грузовик оставили в тылу – под охраной дружины Бурцева. Грузовик, коней и женщин – Аделаиду, Ядвигу, Берту. Вальтер тоже выделил для охраны десяток своих бойцов.

Дружинники дулись, ворчали, рвались в драку. Бурцев объяснил популярно: не на рукопашную сейчас надо делать ставку. В предстоящем бою нужны опытные стрелки. Которые смогли бы, не высовываясь, не подставляясь, внести в ряды противника сумятицу и – при необходимости – прикрыть, поддержать главную ударную силу. Русского воеводу с «MG-42», вынутым из турели «Опеля».

А потому с Бурцевым и арбалетчиками Телля пошли только Бурангул и дядька Адам. Отряд выдвинулся вперед – навстречу приближающейся облаве, так далеко, насколько это было возможно.

– Это будет необычный бой, – честно предупредил новых союзников Бурцев, – будет громко и страшно. Опасно будет.

– Колдовские бомбарды? – понимающе кивнул Телль.

– Да. И если ты и твои люди дрогнете, отступите, побежите – погибнем все.

– На этот счет не беспокойся, Вацлав из рода Бурцев. Каждому из нас довелось пережить такое, после чего и колдовские бомбарды не страшны.

Что ж, возможно. Вечные изгои, которых в каждом городке и селении ждет не приют, а костер, уроды-мутанты, обретшие славу исчадий ада, жертвы непрекращающейся охоты, они, действительно, могли пережить «такое».

– И все-таки… – пробормотал Бурцев. – Вы ведь необстрелянные…

– Это мы-то необстрелянные? – горько усмехнулся Вальтер. Тронул оцарапанный нарост-яблоко на голове. – Ошибаешься, Вацлав, еще как обстрелянные! В нас стреляли из луков и арбалетов из ручных бомбард и крепостных орудий. Нас кололи копьями и рубили мечами. Жгли огнем и травили собаками. И, как видишь, мы выжили.

– Но…

– Нас именуют порождением тьмы, так нам ли бояться немецких колдунов? И хватит об этом. Не оскорбляй нас более такими речами, Вацлав из рода Бурцев. Немцы близко. Пора готовиться к битве.

Они наскоро расставили, разложили, вернее, по укромным местечкам бойцов.

Сам Бурцев с пулеметом занял позицию под корявым дубком с раздваивающимся у самой земли стволом. Толстая рогатина служила удобным упором, позволяла вести огонь по приличному сектору и при этом надежно укрывала пулеметчика. Бурангул и дядька Адам с швейцарскими луками залегли справа и слева. Так – с прикрытыми флангами было как-то спокойнее.

Вальтер Телль, тоже пристроился рядышком. Остальные швейцарцы будто растворились в зарослях – не видать никого. Хорошо умели маскироваться эти лесные братья…

Где-то неподалеку заржала лошадь. Взлаяла собака. Кто-то что-то крикнул по-немецки. И не смолкая, тарахтел двигатель «Цундаппа». Да, близко уже. Совсем близко. Но пока не видно. Никого.

Бурцев ждал, прильнув щекой к пулеметному прикладу. Радовало одно: от рыцарской конницы в лесу, даже таком редком, как здесь, большого проку не будет.

А вот все остальное – не радовало. Мало патронов. Мало людей. Мало надежды. Мало было времени для подготовки. Слишком мало всего.

Впереди шевельнулись кусты. Бурцев чуть придал спусковой крючок. Сейчас! Вот сейчас! Появятся!

Туды ж растуды ж!

Появились…

Крестьянские бабы. Детишки. Женщины и ребятня шли впереди. Сосредоточенно, молча, покорно. Живым щитом шли. С топориками, с серпами. Шли и там, где кустарник рос особенно густо, расчищали дорогу. В меру своих скромных сил.

Между бабами и детьми – в самой гуще – Бурцев увидел двух эсэсовцев. Закатанные рукава. На груди – «шмайсеры». В поводу – свирепые овчарки. Видать, специально натасканные на такие вот облавы. Носы – к траве. Из оскаленных пастей – клыки. Псы спешат по следам «Опеля», ярятся, рвутся с поводка, чуя жертву. Но псов не пускают. И эсэсовцы не желают покидать живое прикрытие.

А вот за крестьянскими платьями и плохонькими рубашонками замелькали доспехи, каски, плотные черные куртки и накидки с «Т»-образными крестами. Это шла вторая шеренга… Не господа. Не оруженосцы даже. Пушечное мясо. Кнехты, слуги. Пешие. С арбалетами. У некоторых в руках тоже – топорики и короткие мечи. Тоже прорубаются сквозь кусты и ветки. Но попробуй достать их, не задев первую линию.

А первую линию гнали на убой. Два эсэсовских кинолога, затесавшиеся меж бабских юбок и детворы, не в счет. Собаки-то по-любому должны идти впереди и указывать дорогу всей облавной цепи, так что тут уж ничего не попишешь. Впрочем, Даже собак сейчас надежно закрывал живой щит. И ведь все это с расчетом – на него, на Василия Бурцева, более других размягченного цивилизацией. Чтоб не вздумал палить из пулемета.

– У-у-у, злыдни! – прошипел справа дядька Адам.

– Нехорошо, – процедил Бурангул слева, – ай, нехорошо…

Бурцев скривился. Отвратно было на душе. Оттого, наверное, и осадил степняка:

– Нехорошо? Кто бы говорил, юзбаши? Кхайду-хан ваш, помнится, тоже гнал пленных впереди войска на стены и лесные засеки.

– Пленных – да, – спокойно возразил кочевник. – Но лишь тех пленных, от кого была польза. От женщин и детей мало пользы при штурме крепостей и разборе завалов.

Логика, далекая от гуманизма, но – все же логика…

Дальше Бурцев не слушал. Думал. Соображал лихорадочно. Неужели придется стрелять? Однажды ему доводилось на мосту через Волхов разгонять при помощи пулемета толпу – раззадоренный подкупленными вечевыми баламутами мирный новгородский люд. Хорошего в том мало. А ведь на Волхове не было баб и детей. Тут же…

То тут, то там зазвучали «шнели». Кнехты и эсэсовцы поторапливали идущих впереди. Собаки едва не кусали несчастных за пятки.

Проблему разрешили стрелки Телля. Вот с кем, наверное, не чаяли столкнуться в лесной чаще фашики, вот кого не приняли в расчет.

Мутанты, порожденные оружием будущего, являлись, тем не менее, истинными детьми своего времени. И сердца их отнюдь не были смягчены вечным изгнанием. Просвистели первые стрелы. Упали первые жертвы.

Бурангул, дядька Адам, да еще Вальтер Телль смогли достать вторую шеренгу, не задев первой. Другим это не удалось. А может, и не пытались особо.

Рухнула, пронзенная коротким болтом швейцарского арбалета, какая-то старуха. И мальчишка лет шести. И женщина, державшая пацаненка за руку. В образовавшейся бреши показался толстый нерасторопный тевтонский кнехт. Отскочить кнехт не успел. Упал тоже.

Один убитый враг – и три ни в чем не повинные жертвы. Слишком жестокая арифметика!

Два эсэсовца за живым щитом, спустив овчарок, схватились за «шмайсеры». Ворочая стволами, оба отходили назад – уже за спины кнехтов. Свою миссию эти двое выполнили: добычу нашли. Укрыться, впрочем, им не дали. Бурангул и дядька Адам свалили фашистов. Подскочивших с рычанием псов двумя взмахами меча срубил Телль.

А из зеленки все летели арбалетные болты. В неожиданном для немцев количестве.

Люди падали. Но большей частью – из первой шеренги.

Вой. Визг. Крики…

– Стоять! – фельдфебельскими голосами орали кнехты. – Идти! Вперед!

Кто-то пытался улизнуть, юркнуть в сторону. Кнехты нещадно били непокорных. Били. Рубили. Кололи. Гнали дальше.

Живой щит шел…

– Ложись! – проревел Бурцев по-немецки. – Всем лежать!

И – две арбалетные стрелы в ответ. Обе с сухим стуком ударили в дуб.

Скверно! Из пулемета не выпущено еще ни одной очереди, а укрытие пулеметчика уже обнаружено.

– Да ложитесь же, мать вашу!

Бурцев махнул рукой. Сверху вниз. Давая понять, что требуется.

Руку едва не пронзил третий болт. Немцы тоже умели стрелять. Особенно с такого расстояния. Близко ведь! Почти в упор ведь уже бьют! Через головы детей и женщин.