Спецназ Сталинграда. - Владимир Першанин

Рогожин наконец прекратил бессмысленное наблюдение и опустил бинокль.

– Значит, так. Командарм Чуйков приказал всем подразделениям максимально сближаться с противником. В лоб не пройти, бейте с флангов.

Если бы получили от Рогожина такое указание сразу по его приходу, то вряд ли бы исполнили. Сейчас Шмаков и я видели – тянуть время бесполезно. Бойцы отсиживаются под огнем, теряют решительность. Новички, которых учили всего две недели, того и гляди побегут. Надо любым способом изменить ситуацию, иначе ее переломят вражеские минометчики.

– Иван Терентьевич, – сказал Шмаков. – Мы, конечно, ударим. Только положение очень безнадежное, считай, к реке прижали, людей мало. Что завтра будет?

– Павел, ведь это Сталинград, – произнес после недолгого раздумья комбат. – Ну, куда еще дальше шагать? На тот берег нас никто не пустит.

– Выходит, помирать?

– Чего у ваших фрицев минометы молчат? – комбат перевел разговор на конкретную тему.

– Мины закончились.

– Тогда не сидеть, а бить. Причем в ближайшие полчаса.

Недолгое обсуждение подошло к концу. Осталось лишь быстро уточнить детали и немедленно действовать.

Мой взвод усилили группой красноармейцев, численность человек двадцать, и мы начали продвижение на левом фланге. Шмаков сразу предупредил:

– Василий, личного состава у тебя хватает, но многие из них не обстреляны, будут смотреть на тебя. Если проявишь малейшую нерешительность, люди побегут назад, а фрицам стрелять нам в спину одно удовольствие.

Таким образом, пришлось выдвигать вперед костяк взвода: сержанта Борисюка, Ивана Погоду, Анкудинова Тимофея и молодого Кушнарева. При этом смешались отделения, но другого выхода не оставалось. Бойцы видели безнадежность обстановки, но чем обернется безнадежность – апатией или злой решимостью драться, никто предсказать не мог. Оставалось показывать это на своем примере.

Я первый раз вел в бой такое большое количество людей. Настроение людей внушало тревогу. Часть бойцов жались тесной кучкой в хвосте, на них я не надеялся. Иван Погода казался (или стал на самом деле) шире в плечах, лицо потеряло прежнее детское выражение. Он превратился в обстрелянного бойца, знавшего, как надо действовать. В его экипировке не осталось ничего лишнего: лишь запасной диск и четыре гранаты в подсумках. Каску он никогда не носил, как и большинство бойцов в батальоне.

Кушнарев пытался скрыть возбуждение, винтовку заменил на автомат, отобрав его у кого-то из молодняка. На Женю я надеялся не меньше, чем на Погоду. Беззубый Анкудинов шел, не отставая. Сержант Борисюк двигался немного в стороне, окружив себя бойцами из отделения. Его слушались беспрекословно. Послушаются ли меня?

Мы зашли по кромке оврага и с ходу бросились вперед, не видя толком противника. От нас не ожидали такой прыти. Первыми жертвами стали трое вражеских солдат, которые несли коробки с боеприпасами. Одного из них свалил автоматной очередью Иван Погода, второго застрелил я, на третьего бросился Кушнарев. Он почему-то не стрелял, возможно, намеревался ударить немца прикладом и тут же неловко споткнулся. Солдат выпустил патронную коробку и, не успевая прицелиться, открыл огонь из автомата, висевшего на груди. Очереди с близкого расстояния свалили двух бойцов, которые упали в метре от него.

Молодой и резвый подносчик боеприпасов натворил бы еще немало дел, но ему приходилось стрелять с груди. Перехватить автомат поудобнее не оставалось времени. Остаток магазина выпустил в одного из красноармейцев, тот выронил винтовку и присел, схватившись за руку. Целясь во вражеского солдата, я успел разглядеть мгновенную тень досады, что так не вовремя опустел магазин, а перезарядить оружие он не успеет. Я едва не застрелил бросившегося вперед Ивана Погоду. Тот действовал быстро, расстрелял подносчика боеприпасов в упор и кинулся дальше.

Успешное начало боя, несмотря на гибель двух красноармейцев, встряхнуло наступавших. Люди бежали вперед, кричали, размахивали винтовками. Подтянулись самые робкие, державшиеся в хвосте. Кто-то крикнул на бегу Жене Кушнареву:

– Чего разлегся!

Я привел людей к месту атаки, они бросились вслед за мной, но каждый действовал по законам ближнего боя. Склон оврага с вытоптанными огородами, сломанными плетнями, сараями, островками кустарника превратился в арену беспощадной драки, где не соблюдалось никаких правил. Вражеские пулеметчики смогли бы из своего новейшего МГ-42 расстрелять весь мой усиленный взвод, но им мешали собственные солдаты.

Тогда они открыли точный огонь по верхней части склона, отсекая и уничтожая часть бойцов от основной массы атакующих. Пулемет действовал с невиданной скорострельностью – двадцать пуль в секунду. Получилось так, что наиболее робкие и нерешительные бойцы попали под смертельные плотные очереди. И эти же очереди над головой придали еще большую решимость бойцам, бегущим впереди. Фрицы не отступали. Они кидались навстречу с не меньшей решимостью. Хорошая подготовка и многочисленные автоматы в их руках сейчас мало что решали. Они натолкнулись на обозленных бойцов, которым нечего терять. Каждый немец носил добротную каску толстого металла, которые не шли ни в какое сравнение с нашими жестянками. Вражеские каски не гнулись под ударами прикладов, но и не могли защитить от ярости русских.

Сержант Борисюк, отличный строевик, прошедший выучку еще до войны, действовал винтовкой, не примыкая к ней штык. Он выстрелил в ближайшего к нему врага. Попал или промахнулся – непонятно, зато сильным выпадом воткнул тонкий ствол в лицо немецкому солдату. Тот закричал так, что на секунду заглушил звуки выстрелов. Выдернув окровавленный ствол из развороченного лица, Борисюк бросился дальше – его перекошенный рот и заляпанная кровью винтовка внушали страх. Солдат, которого он выбрал следующей целью, предпочел отступить в сторону.

Кушнарев, самолюбивый, хромавший после неудачного падения, еще не привык к автомату. Слабо закрепленный диск вывалился из пазов. Женя выпустил единственную пулю в стволе, но лишь слегка задел немца. Тогда он отбросил бесполезное оружие и схватил солдата за горло. Оба покатились по сухой картофельной ботве, пытаясь задушить друг друга.

Командир пехотного взвода, свежеиспеченный младший лейтенант, переживал, что его не поставили старшим. Наверное, ему исполнилось всего восемнадцать, один из школьников-добровольцев, ушедших с десятого класса в военное училище. Он бежал бесстрашно и стрелял на ходу из новенького пистолета. Ни в кого не попал и сам угодил под пули. Он упал рядом со своим комсоргом, таким же молодым пареньком – оба вели взвод за собой и погибли в первые минуты.

Тимофей Анкудинов свистел беззубым ртом, стреляя из винтовки. Сумел тяжело ранить немецкого унтер-офицера и добил его последней пулей в обойме. Перезаряжать оружие не оставалось времени, он перехватил винтовку как дубину. Пришел на помощь Кушнареву, которого, несмотря на спортивную выучку, безжалостно душил немецкий солдат. Окованный металлом приклад обрушился на спину, затем на каску. Немец вскочил, отшвырнул Тимофея и побежал безоружный, задыхающийся от сильного ушиба.

Количество фрицев было немногим меньше, чем нас, можно сказать, равные силы. Они дружно отражали контратаку, имели шансы выиграть бой. Но они не прошли той жестокой школы отступления. Смерть нескольких камрадов, а затем бегство одного из них стало переломным моментом. Бежал всего лишь контуженый, потерявший оружие солдат, но пример оказался заразительным. Немцы меньше всего хотели умирать на пороге победы. Надо оторваться от разъяренных русских, получить передышку, а затем добить их более совершенным немецким оружием. Хотя бы авиацией… Тактика ценивших свою жизнь германских завоевателей – иногда очень плохая тактика, например, в такие моменты. Они пытались оторваться, уйти от безжалостной рукопашной схватки, и отход превращался в бегство.

Его не смогли остановить два умелых пулеметчика со своим непревзойденным МГ-42. Сноп пуль с близкого расстояния буквально завяз в телах бойцов, кинувшихся на пулеметную позицию. Пятеро или шестеро упали. Никто из них не смог подняться, получив по несколько пуль. Расчет МГ-42 быстро и хладнокровно сменил ленту. Но те секунды, которые дали нам убитые в упор бойцы, решили дело не в пользу пулеметчиков.

Иван Погода, двадцатилетний колхозник из села Рогаткино Саратовской области, показывал сегодня то, чему научился за два месяца войны. Не желая попадать под огонь, он забежал сбоку и свалил очередью первого номера расчета. Клюнув головой вниз, пулеметчик навалился на свое оружие, мешая помощнику перехватить МГ и продолжить стрельбу. Второй номер не смог выдернуть пулемет и схватил первое, что попалось под руку – саперную лопатку. Боец из пополнения угодил под удар, лезвие лопатки разрубило голову вместе с пилоткой. Погода пытался стрелять, но ему мешали товарищи.