Женщина в озере - Рэймонд Чандлер

Вошел продавец газет — маленький бледный мексиканский мальчик с большими черными глазами. Проходя вдоль ниш, он пытался сбыть пару вечерних газет до того как бармен выставит его за дверь. Я купил газету и посмотрел, нет ли в ней интересной уголовной хроники. Ничего такого не было.

Я сложил газету и вдруг увидел стройную темноволосую женщину в длинных черных брюках, желтой блузе и сером пальто, появившуюся неизвестно откуда и проходившую мимо моей ниши, не глядя в мою сторону. Я попытался сообразить, то ли мне знакомо это лицо, то ли мне просто приелся этот стандартный тип чрезмерно стройных, терпких красоток, которых я уже видел тысячами. Она вышла на улицу. Пару минут спустя опять появился мексиканец-газетчик, бросил осторожный взгляд на бармена и направился прямо к моей нише.

— Вас, мистер, — прошептал он, и его большие черные глаза многозначительно заблестели. Он приглашающе махнул рукой и протопал к выходу. Я допил коктейль и пошел за ним. Женщина стояла перед витриной и разглядывала сувениры. Когда я появился, она скосила глаза в мою сторону. Я подошел к ней.

Она еще раз осмотрела меня. Лицо у нее было бледным и усталым, волосы темными. Не поворачивая головы, она заговорила, обращаясь к витрине.

— Пожалуйста, дайте деньги. — Стекло слегка запотело от ее дыхания.

— Сначала я должен убедиться, кто вы.

— Вы же знаете, кто я, — сказала она тихо. — Сколько вы принесли?

— Пятьсот.

— Этого мало. Быстрее давайте их сюда! Я жду вас уже целую вечность.

— Где я могу с вами поговорить?

— Нам не о чем говорить. Вы отдаете мне деньги и идете своей дорогой.

— Не так-то это просто. То, что я сейчас делаю, сопряжено с большим риском. Я желаю в виде компенсации по меньшей мере знать, что происходит и как мне надо держаться.

— Черт бы вас побрал! — сказала она в бешенстве. — Почему он не приехал сам? Я не желаю ни с кем говорить, я хочу лишь как можно скорее уехать отсюда.

— Вы же не захотели, чтобы он приезжал. Даже говорить с ним по телефону не пожелали.

— Это верно, — ответила она быстро и откинула голову.

— Но со мной вам придется поговорить, — сказал я. — Я не так удобен в общении, как он. Вы поговорите либо со мной, либо с полицией. У вас нет выхода. — Я частный детектив и должен сам заботиться о собственной безопасности.

— Смотрите-ка, вот, оказывается, каковы частные детективы! — Ее голос был тихим и ироничным.

— Ваш муж поступил так, как считал лучше. Ему было не просто найти правильное решение.

— Так о чем вы хотите со мной поговорить?

— О вас самой и о том, что вы сделали, и где были, и что собираетесь делать. Это и тому подобное. Мелочи — но для меня важные.

Она подышала на стекло и подождала, пока растаял маленький запотевший кружок.

— Я думаю, для вас было бы гораздо лучше, — сказала она тем же холодным голосом, — просто отдать деньги и предоставить мне самой справляться с моими заботами.

— Нет.

Она снова бросила на меня быстрый взгляд. Потом нетерпеливо пожала плечами в своем сером пальто.

— Ну что ж, если вы предпочитаете так… Я живу в «Гренаде», это в паре кварталов отсюда по Восьмой улице, номер 618. Дайте мне десять минут. Будет лучше, если я войду одна.

— У меня машина.

— Нет, лучше я пойду сама. — Она повернулась, дошла до угла, пересекла бульвар и исчезла за шеренгой деревьев. Я уселся в машину и подождал десять минут.

«Гренада» оказалась отвратительным серым зданием на перекрестке.

Стеклянная дверь выходила прямо на тротуар. Я завернул за угол и увидел светящийся матовый шар с надписью «Гараж». Пологий спуск вел в пропитанный резиновым запахом подвал, где рядами стояли машины. Из застекленной конторки появился худощавый негр и посмотрел на «крайслер».

— Сколько стоит оставить его ненадолго? Мне нужно в гостиницу.

Он осклабился:

— Уже довольно поздно, мистер. И пыль надо протереть. Все вместе — один доллар.

— Это — по прейскуранту?

— Все вместе один доллар, — упрямо повторил он.

Я вылез. Он дал мне номерок, я дал ему доллар. Не дожидаясь вопроса, он сказал, что лифт находится позади конторки, рядом с мужским туалетом.

Я поднялся на шестой этаж и огляделся. Было тихо, из открытого в конце коридора окна веял морской воздух. Внутри отель казался вполне приличным.

Конечно, пара доступных девушек найдется во всяком отеле. Этим и объяснялся доллар для негра. Видать, этот парень — отличный знаток людей!

Я стоял перед дверью номера 618. Помедлив несколько секунд, тихо постучал.

Глава 31

Она все еще была в пальто и стояла рядом с дверью. Я прошел мимо нее в квадратную комнату с широкой кроватью у стены и минимумом прочей мебели.

Маленькая лампа на подоконнике бросала приглушенный свет. Окно было открыто.

Женщина сказала:

— Итак, садитесь и говорите. — Она заперла дверь и села в уродливое кресло-качалку в противоположном углу комнаты. Я уселся на диван.

Справа от меня находился открытый дверной проем, завешенный зеленой портьерой. По-видимому, он скрывал вход в ванную комнату.

Скрестив руки на груди, женщина откинула голову на спинку качалки. Ее глаза из-под длинных накрашенных ресниц изучали меня. Брови были тонкими, выгнутыми и такими же темными, как волосы. Спокойное замкнутое лицо. Полное таинственности. Оно не выглядело как лицо человека, способного выставлять свои чувства напоказ.

— У меня было совсем другое представление о вас, — сказал я. — По описанию Кингсли.

Ее губы слегка скривились. Она не ответила.

— И по описанию Лэвери, — продолжал я. — Это доказывает, что разные люди говорят на разных языках.

— Для подобных разговоров у меня нет времени, — перебила она. — Что вы хотите знать?

— Он нанял меня, чтобы вас найти. Я старался это сделать. Предполагаю, вам это известно?

— Да, от его секретарши. Она сказала по телефону, что ваша фамилия Марлоу, и описала мне шейный платок.

Я снял платок, свернул его и засунул в карман. Потом сказал:

— Я узнал кое-что о местах ваших остановок. Не очень много. Мне известно, что вы оставили машину в отеле в Сан-Бернардино и встретились там с Лэвери. Я знаю, что вы послали телеграмму из Эль-Пасо. А что вы делали потом?

— Мне ничего от вас не нужно, кроме денег, которые мне послал Кингсли.

Не вижу оснований, почему вас должны интересовать мои дела и пути.

— Не буду спорить с вами по этому поводу, — сказал я. — Вопрос лишь в одном: нужны вам деньги или нет?

— Ну, хорошо. Мы поехали с Лэвери в Эль-Пасо, — начала она усталым голосом. — Тогда я собиралась выйти за него замуж. Поэтому и послала телеграмму. Вы читали телеграмму?

— Да.

— Ну а потом я изменила свои намерения. Попросила Лэвери уехать домой и оставить меня одну. Он устроил мне сцену.

— И уехал один?

— Да. Почему бы нет?

— И что вы делали потом?

— Отправилась в Санта-Барбару и несколько дней провела там. Немного больше недели. Потом в Пасадене. То же самое. Потом в Голливуде. Потом приехала сюда, это все.

— И все это время вы были в одиночестве?

Она немного помедлила, потом сказала:

— Да.

— Без Лэвери? Все время без него?

— После того, как он уехал.

— И какова была ваша цель?

— Что значит, какова цель?

— Зачем вы ездили по этим городам, не давая о себе вестей. Разве вы не знали, что ваш муж в большой тревоге?

— Ах, не говорите о моем муже, — сказала она холодно. — Признаюсь, я не очень ломала над этим голову. Ведь он думал, что я в Мексике. А цель у меня была одна: мне нужно было подумать. Моя жизнь превратилась в безнадежную путаницу. Мне надо было побыть где-нибудь одной и попробовать привести свои мысли в порядок.

— Но вы же до этого провели целый месяц в доме на озере Маленького фавна? Что же вы там не попытались добиться того же порядка?

Она смотрела на свои туфли, потом взглянула на меня и серьезно кивнула.

Волосы упали ей на щеки. Она подняла руку, откинула волосы и потерла висок.

— Я подумала, что мне нужно уехать в новое, незнакомое место, — сказала она. — Не обязательно интересное. Лишь такое, где меня никто не знает. Никаких контактов. Место, где я смогу быть одна.

— Ну и как далеко вы продвинулись?

— Не очень далеко. Но к Деррису Кингсли я не вернусь. А он хочет, чтобы я вернулась?

— Не знаю. А зачем вы приехали сюда? В город, где живет Лэвери!

Она прикусила косточку пальца и посмотрела на меня.

— Я хотела снова его увидеть. Я не могу выкинуть его из головы. Я не люблю его, нет. И все-таки, на особый лад я его, пожалуй, люблю. Но не думаю, чтобы вышла за него замуж. Разве это не сумасшествие?

— Это не сумасшествие. И в этом есть смысл. Но уехать из дома и жить в жалких гостиницах — в этом нет смысла. Ведь вы уже много лет не жили с Кингсли, вели свою собственную жизнь, я правильно понял?