Новый год со спецэффектами - Валентина Андреева

Карлу Ивановичу в своей более чем странной упаковке и одному было тесно, да кого ж это волновало? Наташка, не прекращая испуганного вопля, успешно развалила остатки гроба, случайно заехала локтем «покойнику» в глаз, вскочила, как на пружинах, и, шарахнувшись в сторону, нечаянно футбольнула тапки, а они прихватили с собой фарфоровый бокал. Каким-то чудом он лишь пару сантиметров не долетел до стены. В один отскочивший от нее тапок врезался, вторым накрылся. «Покойник» застонал, потом невнятно запросил пить. Претензий к Наташке за бесцеремонность не предъявлял. Полагая себя более нормальной, чем все остальные, я, припадая на правую, оттоптанную, ногу похромала к двери. В тот момент даже не задумалась, почему она не желает больше распахиваться настежь. Через пару секунд этот вопрос назойливо зазвенел в голове вместе с готовым ответом, ибо дверь открыться просто не могла. Кто-то запер нас снаружи.

Пока я, отказываясь верить в случившееся, безуспешно пыталась обеспечить себе право выхода из ситуации, воды запросила и Василиса Михайловна. Не вовремя оклемалась. Следом я и сама ощутила приступ нестерпимой жажды и в отчаянии толкнула дверь от себя, надеясь, что хоть таким, противоестественным для нее образом, она все-таки откроется. Не открылась…

Речь Карла Ивановича обрела четкость:

– Пить… пить… пить… – твердил он на одной ноте, ему подвывала Василиса Михайловна.

– Чай, наверное, остыл, – отрешенно заметила Машуня.

– Да хватит вам! – рявкнула пришедшая в себя подруга. – Заладили… Как вшивый про баню. Карл Иванович, вам вообще молчать положено. А вам, Василиса Михайловна, не фига было сюда вслед за мной торопиться. За один присест три пирожных слопали, даже запить не успели. Чай у них остыл! Скорее мы все здесь остынем. Я ваш допотопный чайник доверху налила и на газовую плиту поставила. Надо думать, он только что закипел, залил плиту и… будет газовая атака. Чувствуете специфический запах? Карл Иванович, кажется, зря вы воскресли.

Все кроме него стали усиленно принюхиваться.

Я просто воочию ощущала, как невидимая смерть, радуясь и время от времени потирая костлявые руки, пытается своей косой расширить малейшие щели в дверном проеме.

– Ир, что там с дверью?! – нервозно взвизгнула подруга. Наверное, ей виделось то же самое.

– Она вообще-то на замок не закрывается, – робко пояснила Машуня. – Нет у нее замка.

Наташка ругнулась сквозь зубы, решительно разбежалась на три прыжка, с ходу вломилась в дверь и шлепнулась на пол. Я не успела напомнить, что она открывается «на себя». Не ко времени будет сказано, но на короткий миг я испытала удовлетворение – подруга не может упрекнуть меня в бестолковости. Дверь и на самом деле стойко сопротивлялась.

– Какая-то сволочь закрыла чем-то снаружи, – догадалась Наташка. – Не иначе как Бармалей. Моя собака на такое свинство не способна, – заявила она, морщась и потирая рукой ушибленное плечо.

– Где я? – послышалось из остатков гроба.

– В заднице, – коротко ответствовала Наташка.

– В задней части вашего дома, – услужливо и более подробно пояснила я Карлу Ивановичу. Зачем человеку, только что восставшему из гроба, мешать радоваться жизни? – Отдыхаете в котельной. Вместе с нами. Машуня, прислони маму к стенке и подойди поздороваться с папой.

– Котельная… Да… – встрепенулась Наташка. – Машка, у вас здесь топор есть?

– Не-е-ет. Зачем он?

– Дверь на дрова порубить! Чем этот агрегат топите?

– Какое-то дизтопливо… Мазут, кажется.

– Блин! В лесу леса не нашли! Пора, красавица, проснись! Ты хоть понимаешь, что нас здесь замуровали и надежды на то, что пять минут назад вам отключили за неуплату газ, нет.

– Он у нас баллонный…

– Очень жаль. Остается надеяться, что баллон был не полный. Пить хочется. Так какая же сволочь…

Дикий, прямо-таки нечеловеческий хохот, донесшийся из холла, мгновенно оборвал Натальину пламенную речь, и она, уставившись на неподдающуюся дверь, неожиданно тоненьким голоском поинтересовалась, кому это так весело в пустом доме в этот недобрый час?

– Сумасшедшему привидению! – тихо ахнула, не дождавшись ответа, и зажала уши руками, подав нам пример, достойный подражания.

Хохот оборвался так же резко, как и возник. Ненадолго воцарилась полная тишина. Нарушил ее протяжный собачий вой.

– К-к-к п-покойнику, – заикаясь, пролепетала Василиса Михайловна, и я очередной раз отметила, что в беспамятном состоянии она вызывала у меня лучшие чувства.

– Умираю… – прохрипел со своей лежанки Карл Иванович и закатил глаза к потолку. Один из них ощутимо заплыл от Наташкиного дружеского локтя.

– Ну, если вам так не терпится… – Наталья голоса не повысила, – вольному воля. Я подумала… Мне кажется, здесь безопаснее. Лучше, не отрываясь от коллектива, тихо умереть от жажды и газового удушья, чем в одночасье от вида лохматого привидения, нарезающего по холлу круги в собственном летательном аппарате.

2

Наверное, я озверела. С такой остервенелостью принялась колотить в дверь, совмещая это с угрозами в адрес психопатической личности, замуровавшей нас в этом отсеке. Мне не мешали. Никто не обращал внимания на мои бесплодные попытки. Скорее устану – скорее успокоюсь. Как остальные.

– Катерина!!! Немедленно открой, хуже будет! – вопила я, сильно сомневаясь, что кому-то за пределами места нашего заточения в этот момент может быть хуже.

– Катерина?! – с ужасом и недоверием выдохнула Машуня. – Этого не может быть! Мама, тебе лучше не вставать. Перестань цепляться за мои ноги.

– Конечно, – ощутив закономерную моральную и физическую усталость и для удобства прислонившись к стене, вяло согласилась я. Машунино заявление матери намеренно пропустила мимо ушей. – Сама понимаю абсурдность вывода. И тем не менее именно Катерина сдала в аренду твоему отцу ветхий гроб, в котором я ее видела днем в том самом не менее ветхом и, судя по твоему уверению, пустом доме. Вот только не пойму, как она успела обскакать нас с Наташкой и вернуться сюда раньше. Мне надо подумать.

Я с тоской оглядела безрадостное помещение, в котором было невозможно размышлять ни о чем, кроме глотка чистого воздуха и ведра прозрачной холодной воды «на троих»… Проклятый стереотип! На пятерых! И уставилась на старый облезший шкаф со стеклянными дверцами. Точно такой в семидесятые годы прошлого века украшал многие служебные помещения в качестве хранилища рабочих документов.

– А что тут делает этот раритет? – строго вопросила подруга, внимательно следившая за моим взглядом.

– Стоит. В нем старая рабочая одежда папы и кое-какие-инструменты. А вообще он окно загораживает. От воров. Раньше на лето отодвигали, а потом… Окно… Окно… – Перепрыгнув через полулежавшую у ее ног Василису Михайловну, Машуня подлетела к шкафу и остервенело принялась тянуть его на себя. Он не поддавался. Открывшаяся створка двери жалобно скрипела и моталась из стороны в сторону.

Выдав в потолок замечание о некоторых «бестолковках», Наташка решительно перекинула Машуню ко мне, велев передать ее родной матери. Затем старательно закрепила открывшуюся дверцу и, руководствуясь моим положительным опытом в деле перемещения комода, уперлась ногами в пол и задом легко перевезла шкаф в угол. Нашему взору предстало пыльное, все в мотлохах паутины окно в живой, но все еще наполненный темнотой мир.

– Сидели тут, блин, как Буратины при папе Карло, – проворчала Наташка. – Неужели раньше нельзя было сообразить? Инструмент! – не отрывая сосредоточенного взгляда от окна, подруга требовательно протянула к нам руку и призывно поманила пальцами к немедленному действию. Скорее всего, боялась, что окно тоже замуруют снаружи.

– Сейчас!

Воспрявшая духом Машуня вырвалась из моих неосознанно крепких объятий и рванула к шкафу. Немного покопалась на полках, с грохотом выкинула на пол все лишнее и торжественно вручила Наташке здоровенный молоток. Василиса Михайловна тихонько запричитала. Подруга, не долго думая, саданула молотком по стеклу, жмурясь от удовольствия, вдохнула свежий морозный воздух и миролюбиво пригласила всех откушать чаю. На секунду ее лицо приняло испуганное выражение, но тут же с твердостью в голосе она тихо заявила, что свой долг уже выполнила. Дальше, по ее мнению, именно хозяева дома должны проявить гостеприимство.

Машунино предположение о том, что проникновение в дом может быть затруднено, поскольку входная дверь закрыта, Наташка отмела, не дав ей возможности договорить до конца.

– Ключ! Понятно?! Универсального назначения, – пояснила она, насильно вложив Машуне в руку молоток. – И, усилив громкость, проорала: – Сначала двинешь по окну, потом, когда влезешь, по привидению. Независимо от его материальности. И не задерживайся. – Она вновь перешла на тихое вещание: – Ирине Александровне нужны подходящие условия для раздумья. А я просто хочу пить, как и все остальные. Постарайся прыгнуть как можно дальше от окна – в снегу могут быть осколки стекла. Мы с Иришкой вылезем сразу после тебя. А твои родители пока отдохнут здесь. Василиса Михайловна, если будет очень дуть, позаимствуйте у мужа одну из боковых частей гроба – прикроетесь. Все потеплее. А мы постараемся долго не задерживаться.