Хождение по катынским мифам - Анатолий Терещенко

Но переводчик не стал меня слушать. Взял со стола написанный от руки документ и прочитал его. В нем было сказано, что я, Киселёв…видел сам, как в 1940 году сотрудники НКВД расстреливали польских офицеров. Прочитав этот документ, переводчик предложил мне его подписать.

Я отказался это сделать. Тогда переводчик стал понуждать меня к этому бранью и угрозами. Под конец он заявил: «Или вы сейчас же подпишите, или мы вас уничтожим. Выбирайте!»

Испугавшись угроз, я подписал этот документ, решив, что на этом дело кончится».

В дальнейшем Киселева заставили выступать перед прибывшей «польской делегацией». Можно представить, какой из него был оратор — он, естественно, забыл содержание подписанного им документа, заволновался, а потом и вовсе отказался говорить. Киселева забрали в гестапо и держали там около месяца. Избивая мужика, немцы добивались от него согласия на «публичные выступления». Не выдержав побоев, Киселев дал снова согласие. После этого его освободили из тюрьмы под условие по первому требованию немцев выступать перед «делегациями» в Катынском лесу. Каждый раз, перед тем, как он должен выступать, к нему в избу приходил переводчик, выводил во двор и заставлял наедине заучивать наизусть то, что Киселев должен был говорить у могил иностранным гостям. Таких выступлений было несколько.

В изданной германским Министерством иностранных дел книге, в которой были помещены сфабрикованные немцами материалы по «Катынскому делу», есть упоминание о Киселеве П.Г. и других подобных «свидетелях».

«В начале марта 1943 года ко мне на квартиру пришел сотрудник Гнездовского гестапо…и сказал, что меня вызывает офицер… Офицер сказал мне, что если я по-хорошему не желаю дать показания, то он заставит сделать это по принуждению. После этих слов он взял резиновую дубинку и начал меня избивать…вскоре я потерял сознание.

Когда я пришел в себя, офицер потребовал от меня подписать протокол допроса, и я, смалодушничав под воздействием побоев и угроз расстрела, дал ложные показания и подписал протокол. После подписания протокола я был из гестапо отпущен…»

Комментарии, как говорится, излишни.

И, наконец, в записке с грифом «совершенно секретно», подписанной Берией на имя Сталина, говорится:

«…в лагерях для военнопленных НКВД СССР и в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в настоящее время содержится большое количество бывших офицеров польской армии, бывших работников польской полиции и разведывательных органов, членов польских националистических к-р (контрреволюционных. — Авт.) партий, участников вскрытых к-р повстанческих организаций, перебежчиков и др.

Все они являются заклятыми врагами советской власти, преисполненными ненависти к советскому строю.

Военнопленные офицеры и полицейские, находясь в лагерях, пытаются продолжать контрреволюционную работу, ведут антисоветскую агитацию. Каждый из них только и ждёт освобождения, чтобы иметь возможность активно включиться в борьбу против советской власти…

В лагерях для военнопленных содержится всего (не считая солдат и унтер-офицерского состава) 14 736 бывших офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, жандармов, тюремщиков, осадников и разведчиков — по национальности свыше 97 проц. поляки…

В тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии всего содержится 18 632 арестованных (из них 10 685 поляки)…

Исходя из того что все они являются закоренелыми, неисправимыми врагами советской власти, НКВД СССР считает необходимым…предложить дела о находящихся в лагерях для военнопленных 14 700 человек… а также дела об арестованных и находящихся в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в количестве 11 000…рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания — расстрела…».

Сразу возникает уйма вопросов, почему на копии, если это ксерокопия записки Берии, отсутствует канцелярская атрибутика? В копии документа нет даты, исходящих и входящих штампиков и прочих канцелярских атрибутов…

А ведь это довольно-таки серьёзный государственный документ. Но об этом речь пойдет ниже.

А вот как отражено «Катынское дело» в краткой справке тоже под грифом «секретно» для ЦК КПСС, опубликованной в одном из журналов «Российский архив»:

«В сентябре 1943 года после освобождения Смоленска и его окрестностей от гитлеровских войск в 15 километрах от города, в районе Катынского леса, были обнаружены могилы с останками польских военнопленных.

Постановлением Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко фашистских захватчиков и их сообщников была создана Специальная Комиссия по установлению и расследованию обстоятельств расстрела польских военнопленных в Катыни.

Эта Комиссия констатировала, что до захвата гитлеровцами Смоленска в западных районах области на дорожностроительных работах были заняты польские военнопленные офицеры и солдаты, которые размещались в трёх лагерях особого назначения в 25–45 км западнее Смоленска.

После начала Великой Отечественной войны, в силу сложившейся обстановки, лагери не могли быть своевременно эвакуированы, и около 11 тысяч военнопленных поляков попали в плен к немцам, а затем осенью 1941 года они были расстреляны в Катынском лесу.

Зимой 1942-43 гг., когда общая военная обстановка резко изменилась не в пользу фашистской Германии, гитлеровцы предприняли меры к тому, чтобы скрыть свои злодеяния.

Этим самым они рассчитывали оклеветать Советский Союз и ухудшить советско-польские отношения. В этих целях в апреле-июне 1943 г. созданная гитлеровцами «Международная медицинская комиссия» из представителей стран-сателлитов провела «расследование» обстоятельств расстрела польских военнопленных в Катыни.

Затем германская информационная служба издала книгу о результатах «деятельности» этой комиссии под названием «Официальный материал о массовом убийстве в Катыни». В ней гитлеровская пропаганда приписывала свои преступления Советскому Союзу.

В печати были ссылки на рапорт начальника «Айнзатцгруппы «Б» при штабе группы армий «Центр» Франца Стаглецкера на имя Гейдриха о действиях группы за период с августа по декабрь 1941 года, где среди прочего указывается, что он «…выполнил главный приказ, отданный моей группе — очистил Смоленск и его окрестности от врагов рейха — большевиков, евреев и польских офицеров».

Оригинал настоящего документа хранится в архиве Нью Йоркского «Идиш сайнтифик инститьют».

Копия его находится в архиве Союза антифашистских борцов в Чехии в городе Праге.

Кстати, выводы Специальной Комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко фашистскими захватчиками в Катынском лесу польских военнопленных нашли своё отражение в соответствующих материалах Международного трибунала в Нюрнберге, который признал виновными фашистских главарей в этом преступлении.

Хрущевская месть и катынский вопрос

Одним из секретов «сталинской эпохи» является трагичная судьба старшего сына Никиты Сергеевича Хрущева (от его первого брака). В своей книге «Тайная жизнь генерала Судоплатова» его сын, известный специалист по истории разведывательных органов Андрей Судоплатов, приводит рассказ старого чекиста, участника Великой Отечественной войны, генерал-майора Вадима Николаевича Удилова, с которым приходилось встречаться при решении оперативных задач и автору этих строк во время службы в Центральном аппарате военной контрразведки.

Но начнем с лихих пятидесятых. Сразу же после развенчания Хрущевым «культа личности» Сталина на ХХ съезде партии по Москве ходил популярный стих, который многие сторонники Сталина знали наизусть, возмущенные наглой клеветой Никиты на Иосифа:

Мы не поверили ему!Промчалась мимо слов лавина,И недоверию томуБыла — и не одна причина.Шептались — в плен его сынокВ разгар войны без боя сдался.Высокий преступив порог,Хрущев спасти его пытался.А Сталин желтизною глазСверкнул и тронул кончик уса:Я своего о-р-л-а не спас,А ты пришел просить за труса!!!

Стихотворение приписывалось совавтору вместе с С. Михалковым «Гимна Советского Союза» Эль-Регистану (Габриэлю Урекляну). Но стихотворение к нему никакого отношения не имело, так как Эль-Регистан скончался в 1945 году.

Правду, полную и объективную о старшем сыне «архитектора оттепели», старшем лейтенанте Леониде Хрущеве, никто и никогда не узнает, так как его родитель в в течение первого года правления после смерти Сталина (1953–1954 гг.), получив доступ к архивам, провел их капитальную чистку. По словам историка и публициста Николая Алексеевича Добрюха (Нада) — отец лично потрошил личное дело сына. Он изъял из дела протоколы допросов в немецком плену и другие компрометирующие Леонида документы. Действительно страницы, касающиеся тех военных лет, когда в судьбе его Леньки появились вопросы, были внаглую выдраны, от которых остались клочки. А взамен, хотя и наспех, через несколько лет после войны возникли новые, датированные уже шестидесятыми годами.