Тайны Кремля - Юрий Жуков

В такой, подчеркнуто межведомственной форме попытки разрешить проблему, отчетливо отразилось осознание узким руководством всей опасности выхода пока лишь формировавшегося высшего слоя бюрократии, только зарождавшегося «нового класса» из-под контроля. Того, что все чаще и чаще стало проявляться в работе прежде всего союзных наркоматов. Те, понимая свою все возрастающую значимость, должны были стремиться и стремились к полной самостоятельности. И не только для решения вопросов производства, выполнения планов, но и для определения, установления собственных структур, штатного расписания. Следовательно, вольно или невольно предопределяли сами неизбежное расширение «номенклатуры».

Процесс этот развивался столь бурно, что уже 11 мая 1940 года численность «контингента», пользовавшегося обслуживанием кремлевской столовой, располагавшейся, конечно, на улице Грановского, пришлось увеличить вдвое — довести до 800 человек[137]. Практически одновременно ПБ приняло еще два столь же симптоматичных решения. 4 мая — о строительстве 15 дач для «наркомов, председателей комитетов и руководителей других центральных учреждений», где под последними подразумевали партаппарат. Местом строительства избрали фактически уже закрытую зону — между «Архангельским» и деревней Захарково, в так называемом урочище Мекковская роща[138]. А 12 июля — об установлении прямой телефонной связи с дачами членов правительства через Кремлевскую АТС[139]. Того, что прежде являлось привилегией исключительно членов ПБ.

Такого рода блага постепенно перестали быть достоянием лишь широкого руководства. Еще 11 мая 1939 года Союзу советских писателей, ставшему одним из важнейших инструментов долгосрочной партийной пропаганды, разрешили Строительство 50 индивидуальных дач[140]. Создание поселка, который вскоре получил название «Переделкино», и шился одним из важнейших показателей положения писателей в бюрократических, а отнюдь не в творческих структурах. Несколько позже, 22 февраля 1941 года, в канун Дня Красной Армии, аналогичное право предоставили и НКО. Разрешили, но уже за счет бюджетных средств, содержать дачи для заместителей наркома обороны, начальника главного управления политпропаганды — в центре, а на местах — для командующих военными округами, их заместителей, членов военных советов, начальников штаба округа, управления политпропаганды[141].

Но именно тогда обретение высшим слоем бюрократии исключительного, привилегированного положения оказалось весьма серьезной угрозой для все еще не сложившейся окончательно системы власти, пока оставшейся двуединой, партийно-государственной. И потому не для исправления содеянного, а только для предотвращения в будущем непредсказуемого, неуправляемого развития ситуации, 6 июня 1941 года создали специальный орган — Государственную штатную комиссию. Руководителем ее утвердили наркома госконтроля Л. 3. Мехлиса, а в состав включили представителей того же наркомата госконтроля, наркомфина и ВЦСПС. Формально комиссия была подчинена, подотчетна СНК. СССР, а фактически — узкому руководству. Ее задачи сформулировали следующим образом: «разработка общегосударственной номенклатуры, должностей и должностных окладов, упорядочение штатного дела; упразднение искусственно созданных звеньев аппарата…»[142].

Глава шестая

Вскоре после окончания работы XVIII съезда Кремль предпринял одну из последних попыток изменить к лучшему свои отношения с западными демократиями. Добиться, наконец, их согласия на создание системы коллективной безопасности. Но только такой, которая позволила эффективно сдерживать дальнейшие поползновения стран-агрессоров и вместе с тем обеспечила бы СССР твердую гарантию того, что он, если война все же начнется, не останется один на один с Германией.

16 апреля М. М. Литвинов принял британского посла Уильяма Сиидса и возобновил с ним обмен мнениями о возможности создания в самое ближайшее время антигитлеровской коалиции. А буквально на следующий день, явно подталкивая, ускоряя события, НКИД направил Лондону и Парижу ноту, содержавшую предложение образовать широкий единый фронт миролюбивых стран. Замысел советского руководства заключался в том, чтобы заключить, прежде всего, трехсторонний договор о взаимопомощи, непременно включая и военную, сроком на 5 или даже 10 лет. Три державы, обезопасив тем самым себя, должны были предусмотреть вместе с тем и большее. Всю необходимую поддержку «восточно-европейским государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями и граничащими с СССР», то есть Финляндии, Эстонии, Латвии, Польше и Румынии, «в случае агрессии против этих государств». Наконец, содержала нота и еще одно принципиальное положение. В крайнем случае — при нападении Германии на одного или всех участников договора, стороны должны были обязаться «не вступать в какие бы то ни было переговоры и не заключать мира с агрессором отдельно друг от друга и без общего всех трех держав согласия»[143].

Лондон и Париж, как то стало обычным для них, не стали торопиться с ответом, хотя угроза войны становилась с каждым днем все ощутимее, реальнее. Выступая 28 апреля в рейхстаге, Гитлер объявил об отказе от англо-германского морского соглашения, а вскоре уведомил Варшаву о денонсации польско-германского договора о ненападении. Но даже и после такого явного выражения фюрером своих ближайших намерений, кабинет Чемберлена продолжал выжидать. Не спешил с ответом на советские предложения.

Обеспокоенное опасным равнодушием западных демократий, их вопиюще безучастной позицией, приближавшей Европу к катастрофе, руководство СССР сочло необходимым сменить главу НКИД. 3 мая ПБ приняло решение «1. удовлетворить просьбу т. Литвинова и освободить его от обязанностей наркома иностранных дел. 2. назначить председателя Совнаркома т. Молотова наркомом иностранных дел». Видимо, узкое руководство полагало, что данная мера позволит повысить уровень все еще ожидаемых переговоров, а это в свою очередь ускорит заключение договора, единственно могущего предотвратить войну. Заодно в НКИД, для обеспечения большей секретности его работы в столь ответственный момент, направили из НКВД заместителем наркома В. Г. Деканозова и заменили заведующих отделами кадров, шифровального, дипсвязи, политического архива и начальника охраны наркомата. Сочло ПБ необходимым и извлечь из забвения С. А. Лозовского, прозябавшего два года в роли директора государственного издательства художественной литературы. Использовать его богатый опыт международника, приобретенный в 1921–1937 годах на посту генерального секретаря Профинтерна, и 11 мая назначило Соломона Абрамовича заместителем наркома иностранных дел[144].

Радикальные изменения в руководстве советского внешне-политического ведомства не оказались неожиданностью для дипломатического корпуса в Москве. Во всяком случае, еще 22 февраля поверенный в делах США А. Кирк сообщил в Вашингтон: «Влияние Литвинова упало настолько, что это может означать смену народного комиссара иностранных дел»[145]. Но не эти перемены, а все усилившаяся критика в парламенте позиции Чемберлена вынудила британский МИД 8 мая дать, наконец, ответ Москве. Ответ более чем уклончивый и неопределенный. Советскому Союзу любезно предоставлялось право «оказать немедленное содействие» Великобритании, Франции, а также и получившей 31 марта с их стороны односторонние гарантии Польше, но только в том случае, «если оно будет желательным». В то же время ни о какой поддержке СССР, подвергшемуся бы агрессии, речи просто не было. Британскую ноту можно было рассматривать как откровенную отписку еще и потому, что Польша и Румыния к этому времени уже категорически отклонили любые гарантии со стороны своего восточного соседа, полностью исключили саму их возможность.

Такой поворот в заочных, пока еще только в вице обмена посланиями, «переговорах», точнее — отсутствие новизны в позиции западных демократий, вынудил Молотова предпринять более решительные действия. 14 мая Лондону и Парижу была направлена новая нота, содержание которой Вячеславу Михайловичу пришлось почти дословно повторить 31 мая на заседании третьей сессии ВС СССР. Той самой сессии, которая утвердила и преобразование ряда наркоматов, в том числе — оборонной промышленности, и увеличение военных расходов до 50 % годового бюджета.

Выступая в Кремле перед депутатами, зная, что его речь транслируется по радио, а на следующий день будет опубликована всеми газетами страны и потому обращаясь скорее к мировой общественности, Молотов сделал достоянием гласности содержание последней советской ноты западным странам. Для того, заявил он, чтобы создать дееспособный «фронт миролюбивых государств против наступающей агрессии», «необходимо, как минимум, три условия: заключение между Англией, Францией и СССР эффективного пакта взаимопомощи против агрессии, имеющий исключительно оборонительный характер; гарантирование со стороны Англии, Франции и СССР государств Центральной и Восточной Европы, включая в их число все без исключения пограничные с СССР европейские страны от нападения агрессоров; заключение конкретного соглашения Англии, Франции и СССР о формах и размерах немедленной и эффективной помощи»[146].