Ярость - Алекс Михаэлидес

тесен, сплетни об этих двоих наверняка уже разнеслись. И, наверное, рано или поздно новости дошли бы до Ланы? Не факт. Несмотря на известность и прогулки по городу, она жила замкнуто, общаясь лишь с ограниченным кругом людей. Я подозревал, что единственный близкий человек, который знал правду или хотя бы о ней догадывался, была Агати. А она умела держать рот на замке.

Увы, сообщить Лане плохую весть выпало мне. Задача не из приятных. Но как ее выполнить? Ясно одно: Лана не должна узнать эту новость непосредственно от меня. Она может ­что-то заподозрить, а потом откажется мне верить. Это будет катастрофа.

Нет, я должен полностью отстраниться. А потом появлюсь как спаситель. Как Бог из машины, как рыцарь в сияющих доспехах, и унесу Лану в своих объятиях.

Мне предстояло аккуратно и незаметно подстроить все так, чтобы Лана подумала, будто узнала об измене мужа сама.

Легче сказать, чем сделать. Но я люблю трудности.

Я начал с простейшего лобового решения: чтобы мы с Ланой «случайно» застукали любовную парочку, так сказать, на месте преступления. Дальше началась высокая комедия — или фарс[32], в зависимости от вашего восприятия: я под разными предлогами пытался заманить Лану в Сохо. И, в лучших традициях фарса, мои усилия не увенчались успехом.

Причина лежала на поверхности: Лану Фаррар невозможно было никуда привести незаметно. Единственный раз, когда мне удалось затащить ее в «Коуч энд хорзес», как раз к окончанию спектакля Кейт, Лану тут же окружили поддатые мужчины, которые радостно протягивали картонные подстаканники и просили автограф. Джейсон и Кейт наверняка заметили бы царивший в пабе переполох задолго до того, как мы с Ланой могли бы их увидеть.

Пришлось действовать смелее. Я начал вбрасывать в разговоре с Ланой заранее заготовленные фразы, которые должны были по капле сеять в ней зерна сомнения. «Надо же, у Джейсона и Кейт такое похожее чувство юмора, они всегда смеются одним шуткам». Или: «Странно, почему Кейт ни с кем не встречается. Уже столько времени одна».

К­ак-то раз я высказал Лане недовольство из-за того, что та не позвала меня на обед в ресторан «Кларидж». Оказалось, она не в курсе, о каком обеде речь, и я, смутившись, стал объяснять: мол, Гордон видел там Кейт и Джейсона, но мне и в голову не пришло, что они были там без Ланы. Наверное, Гордон обознался. Лана спокойно на меня посмотрела, и в ее ясных синих глазах не отразилось ни единого сомнения. «Это точно не Джейсон, — улыбнулась она. — Он терпеть не может “Кларидж”».

Будь это пьеса, все мои намеки запали бы Лане в память, преобразовавшись ­где-то на подсознательном уровне в одно большое подозрение, которое уже нельзя не замечать. Увы, что работает на сцене, как выясняется, не работает в жизни.

Но и тогда я не отступил. Я ужасно упрямый, иногда до абсурда. Например, я купил духи, как у Кейт: узнаваемый цветочный аромат, с нотками жасмина и розы. Если уж это не заставит Лану думать о Кейт, то не заставит ничто. Я носил духи в кармане и, бывая у Ланы в гостях, прикидывался, будто иду в туалет, а сам мчался по коридору в прачечную комнату и щедро брызгал духами на рубашки Джейсона. Занималась ли грязным бельем Джейсона сама Лана, я не знал. Но даже если запах духов обнаруживала Агати, это тоже неплохо.

Когда мы с Кейт обедали у Ланы дома, я снял несколько длинных волос с пальто Кейт и аккуратно поместил их на пиджак Джейсона. Некоторое время раздумывал, не подбросить ли парочку презервативов в его корзину для грязного белья, и все же отказался от идеи: слишком грубый ход.

Я с трудом балансировал на тонкой грани: слишком деликатные намеки оставались незамеченными, а слишком явные могли все испортить. В итоге с серьгой у меня получилось. Я и не представлял, что это сработает, да еще и вызовет столь бурную реакцию. От меня потребовалось лишь предложить Лане навестить Кейт. Я взял серьгу в спальне Кейт, а потом зацепил ее за лацкан пиджака Джейсона, когда мы вернулись к Лане. Остальное Лана сделала сама, с небольшой помощью Агати и Сида, хозяина химчистки.

Вам не кажется, что Лана отреагировала на находку очень остро, так как втайне подозревала о романе? Она просто не могла признаться себе. Что ж, теперь у нее не было выбора.

12

Вот мы и добрались до того вечера у меня в квартире — когда Лана, обнаружив серьгу, пришла в расстроенных чувствах. Сидя в кресле напротив, с заплаканными красными глазами, с мокрыми от слез щеками, пьяная от водки, она рассказала о своих подозрениях, что Джейсон изменяет ей с Кейт. Я подкрепил ее страхи, сказав, что мне тоже так кажется.

Наконец! Мой план сработал! Мне было трудно не показывать, как я доволен. Я прилагал массу усилий, чтобы не улыбаться. Но я рано обрадовался. Когда я тактично посоветовал Лане расстаться с Джейсоном, она удивилась.

— Уйти от него? С какой стати я должна от него уйти?

Настала моя очередь удивляться.

— По-моему, у тебя нет другого выхода, — заметил я.

— Это не так просто, Эллиот.

— Почему?

Лана посмотрела на меня полными слез глазами так, словно ответ был очевиден.

— Я его люблю, — проговорила она.

Я не верил своим ушам. Глядя на Лану, я с ужасом осознал, что старался напрасно. Лана не намерена уходить от Джейсона.

«Я его люблю». Мой желудок свернулся в тугой комок, подкатила тошнота. Я зря терял время. Слова Ланы разрушили все мои надежды.

«Я его люблю». Моя рука сжалась в кулак. Я еще ни разу не чувствовал такой злости. Хотелось ударить Лану. Двинуть ей как следует. Заорать в полный голос.

Но я сдержался. Я сидел, сочувственно глядя на Лану, и мы продолжили беседовать. Единственное, что выдавало мое состояние, — это судорожно сжатый кулак. Пока мы разговаривали, я лихорадочно соображал. Теперь я понял, где ошибся. В отличие от своего мужа, Лана была верна супружескому обету. «Пока смерть не разлучит нас». Она могла вычеркнуть Кейт из своей жизни, но Джейсона бросать не собиралась. Она хотела его простить. Чтобы их браку настал конец, одного разоблачения измены мало. Чтобы избавиться от Джейсона, я должен был зайти гораздо дальше. Я должен был его уничтожить.

В итоге Лана напилась до беспамятства и заснула прямо у меня на диване. Я пошел на кухню, чтобы сделать себе чашку чая и поразмыслить. Я ждал, пока закипит чайник, а перед глазами возникла сцена: я тихо подкрадываюсь к Джейсону сзади с одним из его ружей в руках и вышибаю ему мозги. Представив эту сцену, я ощутил волну возбуждения. Странное, извращенное чувство гордости. Как будто дал сдачи хулигану, который издевался над тобой в школе — ибо Джейсон по сути такой же.

Увы, это была лишь игра воображения. Я бы никогда на такое не решился. И не сумел бы избежать наказания. Требовалось придумать ­что-нибудь похитрее. Но что?

«Наш мотив — избавиться от страдания», — утверждает Валентин Леви. И он прав. Я понял, что должен действовать, иначе никогда не избавлюсь от страдания. Я очень страдал. Поверьте, стоя на кухне в три утра, я был на грани отчаяния. Я чувствовал себя сраженным.

Впрочем, нет. Не совсем сраженным. Мысли о Валентине Леви навели меня на интересную ассоциацию. В голове начала оформляться идея. Я задал себе вопрос: «Что бы я сделал, будь это пьеса?» А если взглянуть на ситуацию глазами драматурга? Если бы я ставил в театре спектакль? Если я автор пьесы, а это выдуманные мной персонажи, то, исходя из моих знаний, можно предсказывать их поведение. И вызывать реакции. Решать судьбу героев без их ведома.

А если я в реальной жизни выстрою цепь событий, которая приведет — без моего малейшего участия — к смерти Джейсона? Почему нет? Да, это риск, и затея может провалиться, но в хорошей пьесе всегда есть элемент опасности, верно?

Я колебался только из-за Ланы. Мне не хотелось ей лгать. И ­все-таки я решил — можете осуждать меня сколь угодно строго, — что это для ее же блага. В конце концов, что я делал? Всего лишь освобождал женщину, которую любил, от коварного, бессовестного преступника и давал взамен порядочного, честного человека. Не нужен ей этот проходимец, ведь рядом буду я.

Я устроился за письменным столом. Включил зеленую лампу, достал из верхнего ящика записную книжку, открыл на чистом листе, заточил карандаш и начал составлять план.

Я писал, чувствуя незримое присутствие