Таежный гамбит - Юрий Достовалов

Полковник пригнулся и пошел вдоль залегших за кустарниками казаков — прямиком к тому месту, где приказал перед атакой разместить «максим». Камов спешил следом.

— Не атаковать ли, Василий Кузьмич? — поинтересовался атаман. — Двумя полусотнями во фланг…

— Не стоит того, — отрезал полковник, остановившись. — При атаке люди тоже гибнут. Меня вон жалеешь, а казаков своих на верную смерть? — он с ехидцей подмигнул Камову.

— Да что ты, Василий Кузьмич, — запротестовал атаман. — Да мои ребята… Они же враз…

— Враз налетят и погибнут, хочешь сказать? — перебил Сбродов.

Атаман осекся и недоуменно смотрел на полковника.

— Посмотри, Иван Герасимович, сколько их там, — Сбродов уже вполне дружелюбно взял Камова за локоть, развернул лицом к наступавшим и протянул бинокль. Атаман долго и внимательно разглядывал перебегающие цепи красных.

— Да рота, наверное… Много — две…

— Смотри внимательнее, Иван Герасимович, — уточнял полковник. — Вон там, под горкой у излучины…

— Бог ты мой! — ахнул Камов. — Артиллерия!

— То-то и оно! — кивнул Сбродов. — Это наступающие из винтовочек балуются. А пойдут казаки — и мигом попадут под орудия.

— Так что же делать? — спросил атаман.

— Да ничего не делать. Обороняться, — спокойно отрезал Сбродов и зашагал дальше вдоль цепи.

На высотке, которая господствовала над местностью, лежали за пулеметом два казака. Сбродов подошел и присел на корточки. Камов опустился рядом.

— Гляди, Иван Герасимович, — показывал Сбродов рукой. — Наш «максим» может вести отсюда прицельный огонь в достаточно широком секторе. Наступающим деваться некуда: редкие кустарники да холмики им не укрытие. Узнаю тактику красных: посылать людей на прорыв без прикрытия, на авось…

— А смысл? — спросил Камов.

— Смысл в страхе, в вашем страхе, атаман, — уточнил полковник. — Хотя им давно следовало понять, что перед ними не оборванцы им сродни, а боеспособные казачьи части, к тому же имеющие немалый фронтовой опыт. К тому же человек у них ни за что — так себе, пушечное мясо. Удивляюсь, как это они все еще не взялись за вас всерьез. Ведь у них есть вполне боеспособные войска. И с командирами им повезло больше, чем нам, — Сбродов грустно улыбнулся, помолчал секунду-другую, но взял себя в руки и продолжал:

— Так вот, бишь, я о чем. Смотрите, станичники. Видите справа речушку?

— Как же, видим, ваше высокоблагородие. Злобка имя ей, — ответил пулеметчик. — По весне шибко норовистая потому как…

— А слева во-о-н там, — показал Сбродов, — дубовый колочек видите?

— И его видим.

— Так вот, сектор обстрела вашего пулемета — от Злобки вашей до тех дубков. Как красные подойдут метров на двести-триста — стреляйте!

— Понятно, ваше высокоблагородие, — кивнул казак.

Сбродов лег рядом с пулеметчиком, выверил прицел.

— Прекрасно, — поднялся он. — Идем, Иван Герасимович, посмотрим за фланговым пулеметом. Его используем для кинжального огня.

Они пошагали дальше и вскоре подошли к еще одному пулемету, хорошо замаскированному под навалом веток.

— Стрелять начнешь, только когда услышишь центральный пулемет, — наставлял Сбродов пулеметчика, молодого казака. — Красные будут к тебе флангом. Вот тогда и откроешь кинжальный огонь.

— Какой? — удивился пулеметчик.

— В боях давно? — спросил Сбродов.

— Месяца ищо нет, — ответил казак, — но уже стрелял не раз и в разведку ходил!.. — паренек начал приободряться, глядя на атамана, делающего ему знаки.

— Ну, хорошо, — улыбнулся Сбродов. — Кинжальный огонь — это стрельба, например, из пулеметов, открываемая внезапно, с близких расстояний и в одном направлении. Ведется, как правило, во фланг наступающему противнику, причем с предельным напряжением.

— Это как? — опять не понял казак.

— Это значит, проще говоря, что ты должен всеми силами души ненавидеть врага и каждую пулю посылать точно в цель, — Сбродов рассмеялся и потрепал парнишку по плечу. — Не боишься?

— Еще чего! — опять поднял нос пулеметчик.

— Верю, верю, — поддакнул Сбродов, и они с Камовым зашагали обратно. — Теперь можно и в твой «блиндаж», Иван Герасимович. Артиллерию противник пока не введет: мы очень удачно рассредоточены.

Блиндажом Камов называл наскоро наваленный шалаш в низкорослом, но густом дубняке. У шалаша стояли две караульных. Они отдали честь и вытянулись при виде подходящих Камова и полковника.

— Летов, где Грабин? — спросил атаман караульного.

— На позициях, ваше высокоблагородие, — ответил казак. Камов вернулся с германской полковником и до сих пор носил казачью форму амурского войска. Она не отличалась от формы забайкальцев: те же темно-зеленые мундиры, желтые лампасы, темно-зеленые фуражки с желтым околышем. Только погоны амурцы носили зеленые, в отличие от желтых забайкальских. На голове у Камова покоилась хорошо посаженная черная барашковая папаха.

— Скажи ему, пусть посмотрит пока, — Камов ткнул рукой в сторону занявших оборону казаков. — Мы с господином полковником обсудим кое-что.

— Есть! — козырнул казак и бегом пустился на левый фланг, где, как он знал, находился герой Усть-Балыка подъесаул Грабин.

Они вошли в шалаш. Сбродов пошутил:

— Хорош у тебя блиндаж, Иван Герасимович!

— Блиндажи в германскую копали — прочные, основательные. Сейчас, сам знаешь, война маневренная. Что мне его копать, когда я сегодня здесь, а завтра, — Камов призадумался и закончил: — А завтра, положим, в Благовещенске…

— Ну, ты загнул! До Благовещенска еще добраться надо! Путь неблизок, да и дороги опасны.

— Римляне, что ли говорили, что дорогу осилит идущий?

— Они.

— Ну так вот, я иду. К определенной цели.

— Уважаю тебя за это, Иван Герасимович, — Сбродов крепко обнял атамана.

16

Вопрос о наступлении на Хабаровск решился в меркуловском правительстве через неделю после взятия города красными. Генералу Вержбицкому удалось на совещании многое. Едва он попросил слова, все присутствующие замерли и приготовились к самому неожиданному: так уж повелось, что генерал выступал очень редко, но зато когда брал слово, то оно всегда было событием. Выступления генерала Вержбицкого отличались тем, что касались самого неотложного, самого насущного. Члены правительства знали: если слово берет Григорий Афанасьевич — значит, вокруг что-то и впрямь не ладится, требует незамедлительного решения. Конечно, как главнокомандующий, выступал генерал прежде всего по военным вопросам. Но эти-то вопросы и были самыми насущными для шаткого меркуловского правительства. Все члены понимали, что, находясь в состоянии войны, можно сколько угодно разговаривать об урожае, школьном образовании или устройстве госпиталей. Но если не решить основную военную задачу — разгром противника, — то все прочие задачи так задачами и останутся.