Мой суженый, мой ряженый - Татьяна Бочарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женька согласно кивнул.
В прихожей их встретила Зинаида. Подол ее юбки был высоко подобран, в красных и мокрых руках она держала тряпку.
— Осторожно, не наследите! Я полы вымыла.
Линолеум, действительно, был влажным. На нем отчетливо проступали белесые пятна. Женька с отвращением принюхался.
— Мать, задолбала ты своей хлоркой! Возьму и выброшу твои порошки к чертовой бабушке, все до единого!
— А я новые куплю, — почти весело пообещала Зинаида и, на всякий случай, тут же улизнула к себе.
Женя и Женька поужинали и заперлись в комнате. Спать было еще рано, и Женька включил маленький японский телевизор. Показывали хоккейный матч.
— Не люблю хоккей, — проговорила Женя. — Поищи что-нибудь другое.
Он послушно пробежался по каналам и обнаружил какой-то сериал. Некоторое время они сидели на диване, обнявшись, и смотрели на экран. Потом Жене фильм наскучил.
— Слушай, — обратилась она к Женьке, — а у тебя есть детские фотографии? Ну там, где ты маленький.
— Это еще зачем? — спросил он с подозрением.
— Интересно. — Она глядела на него с улыбкой. — Хочу узнать, ты всегда был таким букой?
— С самого рождения.
— Не верю! Жень, ну пожалуйста. — Женя просительно заглянула ему в глаза.
— Ладно. Только там совсем чуть-чуть. — Женька встал, нехотя поплелся к секретеру и достал из ящика два тощих фотоальбома. Принес их на диван, небрежно сунул ей в руки. — Держи.
Женя с любопытством раскрыла альбом. С первой страницы на нее смотрела молодая, эффектная блондинка, одетая в пикантный, сильно открытый сарафанчик.
— Это кто? — удивилась она.
— Это? — Женька усмехнулся. — Мать.
— Да ты что? Быть того не может. Она ж у тебя красавица.
— Знаю.
— И молодая совсем. Ей сколько сейчас?
— Сорок один.
«А выглядит на все шестьдесят», — подумала Женя и перевернула страницу. Дальше шли еще несколько снимков Зинаиды — на одном она стояла с коляской во дворе, на другом держала на руках совсем крошечного Женьку, ужасно похожего на девочку, с совершенно белыми, длинными кудряшками.
— Просто ангел, — умилилась Женя.
В ответ он скорчил зверскую мину. Она кинула на него безнадежный взгляд и вздохнула:
— И что только с людьми делает жизнь!
Женя полистала альбом дальше. По мере того, как Женька становился старше, количество снимков, изображавших их вдвоем с матерью, таяло. К школьным годам их не осталось вовсе.
«Наверное, в это время она и заболела», — решила Женя.
Она просмотрела второй альбом, в котором молодой Зинаиды было намного больше. Женю, однако, удивило, что нигде на карточках рядом с Женькиной матерью не было ни одного мужчины. «Странно, — подумала она. — У такой интересной женщины наверняка должна была быть куча поклонников».
Женька терпеливо ждал, когда Женя закончит свое занятие.
— Все? — Он забрал у нее альбомы, спрятал на место и спросил с хитрецой: — Ну что, изучила мою биографию?
Она кивнула.
— Изучила, хотя и очень поверхностно. Хотелось бы глубже.
— Хватит с тебя и этого. — Несмотря на пренебрежительный тон, вид у него был вполне мирный и домашний. Даже, можно сказать, счастливый.
Он снова уселся на диване, придвинувшись к Жене вплотную.
— Пичужка!
— Что?
— Может, тебе выйти за меня замуж?
Она ласково погладила его плечо.
— Можно и выйти. А где мы будем жить?
— Здесь.
— Только не это! — против воли вырвалось у нее.
Тут же она пожалела о своих словах: Женька моментально ощетинился всеми иголками, глаза его сузились, губы сжались.
— Извини. Ничего другого предоставить не могу.
— Жень, не сердись. — Она ласково прижалась к нему. — Я не хотела тебя обижать. Пойми, мне все равно, где с тобой жить, хоть в конуре. Дело в другом.
— В чем?
— В дипломе. Здесь я его никогда не допишу.
— А зачем тебе диплом? — сухо спросил Женька.
— Странный вопрос. Чтобы закончить институт.
— А институт зачем кончать?
— Чтобы потом работать. Я же люблю свою будущую специальность. Я так долго мечтала, чтобы поступить именно в этот вуз. Я просто должна все довести до конца.
— Кому должна? — Он смотрел на нее пристально и холодно, точно следователь на допросе.
— Себе. Маме, в конце концов. Она во всем себе отказывала, чтобы дать мне возможность учиться.
— Запомни, Женя, никто никому ничего не должен. В том числе и самому себе, — произнес Женька тоном оракула.
Она усмехнулась.
— У нас с тобой разные философии.
— Это плохо. — Он глянул на нее без улыбки, сурово и требовательно. — У нас должна быть одна философия. Общая. Мы ведь договаривались.
— Но не могу же я превратиться в твой придаток!
— Почему в придаток?
— Потому что ты хочешь, чтобы все и всегда решал только ты один, а я лишь поддакивала тебе, как бессловесная рабыня. Это же… это домострой какой-то!
— Вот и хорошо. Мне нравится домострой.
Она не понимала, шутит он или говорит серьезно. Лицо его было непроницаемым, но в глубине глаз, похоже, плясали черти. «Красивые у него глаза, — неожиданно для себя подумала Женя. — И сам он красивый. Вовсе не дурак и не дебил. Сильный, упрямый, независимый, настоящий мужчина. Почему этого не видят другие?»
— Нет, Женька, — проговорила она твердо. — Так не пойдет. Я человек и требую, чтобы со мной обходились по-человечески.
— По-человечески? — задумчиво переспросил Женька и, внезапно схватив ее в охапку, силком усадил к себе на колени. — Так подойдет?
— Пусти! — запротестовала она. — Сейчас же!
— Нет уж, сиди, — засмеялся он. — Или, лучше, лежи! — С этими словами Женька опрокинул ее на диван и сжал так крепко, что трудно стало дышать.
Он срывал с нее одежду, яростно и нетерпеливо. Женя слабела в его руках и думала с изумлением и восторгом: «Что с ним стало? Раньше он боялся дотронуться до меня. Раньше…»
15
Произошедшие в Женьке перемены вскоре стали заметны не только Любке. Остальные девчонки также начали украдкой поглядывать в его сторону, и особенно Ника. Последняя так и норовила пройти мимо и обязательно задеть его рукой или плечом.
Если раньше Женя ловила на себе сочувственные взгляды хористок, то теперь многие смотрели на нее, не скрывая зависти. Этому отчасти способствовало то обстоятельство, что Женя позволила себе поработать над Женькиным имиджем, а попросту говоря, гардеробом. Она в мягкой форме убедила его выкинуть на помойку растянутый до неприличия свитер и заношенные почти до дыр джинсы. К ее удивлению, Женька беспрекословно подчинился. Вдвоем они порылись в его шкафу и отыскали там вполне удобоваримые брюки, а после съездили на барахолку и купили пару совсем дешевых, но приличных джемперов. Женя собственноручно подрезала Женьке его вечно спадающую на глаза челку, и он, как говорится в сказке, стал молодцем, хоть куда.