Дорога на Компьен - Виктория Холт

И поскольку вину за войну возложить на плечи этих двух популярных министров было невозможно, она легла дополнительным бременем на королевские плечи и еще более ухудшила отношение к нему народа.

Хранить в полной тайне существование такого заведения, как домик в Оленьем парке, тоже было невозможно. А то, о чем не знали, люди дополняли своим воображением.

Слишком многим матерям нечем было кормить свои семьи, и они искали для дочерей прибежища, где было бы тепло и сытно. Большинство девушек было обречено на уличную проституцию, однако иным матерям виделось и другое предназначение. Как было б славно, думали они, если б их дочки попали в королевский бордель. Там к ним хорошо относились, а потом награждали приданым.

Таким образом, хотя парижане и выражали свое недовольство Оленьим парком, многим из них все же хотелось, чтобы их дочери туда попали, и когда этого не происходило, их недовольство королем становилось более острым. По столице ходили невероятные слухи.

— Горожане, оберегайте своих детей! —раздавались крики. — Их крадут, чтобы удовлетворить похоть старого развратника!

— Ему нужны самые юные! Говорят, он предпочитает десятилетних. Десятилетних! Какой скандал!

— Как вы думаете, столько стоит содержание такого заведения? Миллионы! Ах, дорогая моя, вы проливаете слезы из-за того, что хлеб подорожал на несколько су, а король тратит миллионы на свои удовольствия!

Ещё никогда народ не был так настроен против своего короля. Он перестал приезжать в Париж даже тогда, когда этого требовали государственные вопросы. У Аделаиды все чаще стали случаться истерики, и она более чем когда-либо боялась неведомых убийц. Она пыталась возродить средневековый закон, по которому приближаться к королю разрешалось только тем, кто мог доказать, что их благородный род насчитывает не менее трех веков.

Но над ней только посмеялись и сказали, что родовитые аристократы заслуживают не большего доверия, чем все остальные.

Слухи множились. Теперь, по слухам, в Оленьем парке проживало не менее двухсот девушек, и король рисовался эдаким султаном.

А на содержание такого гарема требуется все больше и больше денег.

— Граждане, чем дороже мука, тем больше ваших денег тратит он на девиц!

Король не обращал на слухи никакого внимания. Он продолжал поиски интеллектуальных радостей в апартаментах маркизы, а плотских — в Оленьем парке.

В кабачках в открытую обсуждались государственные проблемы. Война эта никому не нужна, цены растут, горожане с тоской смотрят в будущее, хотя на парижских улицах уже привыкли и к голодным обморокам, и трупам на мостовых.

И был один человек, который кочевал из кабачка в кабачок, подсаживался за столики, слушал разговоры. Глаза его горели, он поддакивал, кивал головой, вставлял словечко-другое.

Однажды, когда он по обыкновению сидел за чьим-то столиком, один из участников беседы повернулся к нему и спросил:

— А вот вы, что вы можете сказать? Вы согласны? Что вы думаете о положении Франции? Что вы думаете о короле, который тратит миллионы на свои удовольствия и посылает людей, чтобы они воровали для него детей?

Человек встал. Кулаки его были стиснуты.

— Вот что я думаю, — объявил он. — Я думаю, что так продолжаться не может. Этому надо положить конец.

— И кто же положит конец?

— Тот, кто будет избран для этой цели.

— Подождите! Вы что, советуете нам всем собраться и избрать того, кто преподаст королю урок?

— Может быть, этот человек будет избран Богом. Собеседники с усмешкой переглянулись — явный фанатик.

Забавно, что он еще скажет.

— Мой друг, вы сказали — Бог?

— Да, — последовал ответ. — Я назвал Господа нашего, — он повернулся к притихшим слушателям. — Я видел в жизни много несправедливого. Когда-то я служил у мсье де Ла Бур- донне, слыхали ль вы о нём, господа? Он был губернатором Индии, он честно служил своей стране. И что он заслужил? Полнейший крах всех его дел — после трехлетнего заточения Бастилии. Я служил у мсье Безе де Лиса, это был хороший человек, он пытался положить конец этой ужасной традиции lettre de cahcet. И каков результат? Он получил свое lettre de cahcet и отправился в Пьер-Энеи. Вы, парижане, знаете, что такое Пьер-Энеи? Это место находится неподалеку от Лиана, Пьер-Энеи - одна из самых ужасных тюрем.

— Вы были свидетелем многих несправедливостей! — вскричал человек за столом. — Но и мы тоже! Только взгляните, только пройдитесь по парижским улицам. Неужто вы можете сказать, что страдания парижан можно сравнить со страданиями названных вами людей?

— Ах, мой друг, короля следует предупредить. Вполне возможно, что он будет править нами еще много лет, если предупредить его сейчас, пока не стало слишком поздно... Да, вот что ему нужно!

— И кто передаст это предупреждение султану, который ни о чем, кроме своего гарема, не думает?

— Кто-то должен, — последовал тихий ответ. И человек встал и вышел из трактира. Он отправился на службу — теперь он служил в доме некоей дамы, любовницы маркиза де Мариньи, который, в свою очередь, приходился братом мадам де Помпадур.

— Почему ты так поздно, Дамьен, — спросил один из его приятелей-слуг. — Где ты был?

— Я зашел поговорить в трактир.

— И о чем сейчас там болтают?

— О том, что заставит твою кровь кипеть, а сердце — рыдать от жалости к людям.

— Ох, ты всегда все так ярко живописуешь! Если хочешь есть, то суп уже готов.

Дамьен сел за стол и макнул в суп кусок хлеба.

— Только посмотри,— с горечью произнес он,— мы сыты только потому, что служим брату самой мерзкой из женщин Франции. А люди там, за этими стенами, голодают.

— Тогда тебе следует поблагодарить свою счастливую звезду, которая привела тебя в такое место.

— Это несправедливо... Это страшно несправедливо,— прошептал Дамьен. — Что-то надо делать. И Господь укажет нам путь.

Его приятель ушел сообщить остальным слугам, что Дамьен, похоже, спятил совсем.

e/>

В эту холодную и ветреную зиму обширные помещения версальского дворца прогреть было не так-то просто, и король решил, что двор переберется в Трианон.

К отцу в сопровождении Софи явилась Аделаида. Король удивленно вздернул брови: теперь Аделаида редко когда появлялась не в компании сразу обеих своих сестер. Они держались позади, словно ее фрейлины, и обращалась она с ними совершенно отвратительно.

— А где сегодня наш Поросенок? — осведомился король.

— Мадам Виктория осталась в постели, — ответила Аделаида. — Боюсь, что она не сможет ее покинуть, по правде говоря, я ей запретила. Она простудилась, и холодный воздух ей вреден.