А еще был случай… Записки репортера - Илья Борисович Гейман

Но не журналист. Газете нужен не технический отчет, а что-то такое, что можно было бы себе представить. Но где его взять, это что-то такое?

Долго ломал голову. В нее лезли только графики и детали парохода, которые не привезли поставщики.

И надо же! Именно в этот момент перед моими глазами встал огромный пустой трюм корабля. И на дне его колыхалась молодая трава.

Я с отчаяния взял и написал:

“Если бы поблизости находилась молочная ферма, сюда можно было бы пригонять коров на выпас. Корма есть.”

Принес свой первый материал редактору. С абсолютной уверенностью, что сегодня меня из редакции выпрут. Зашел в кабинет, положил свой опус на стол и – бочком за дверь, с глаз долой.

– Нат, Илья, так дело не пойдет, – сказал мне вслед редактор. – Ты автор. Сиди и красней.

Сам принялся читать. Взял ручку, зачеркнул мой сопливый заголовок и написал:

“В трюме уже выросла трава, а конца ремонта не видно.”

– Молодец! Справился. Теперь ты корреспондент нашей газеты.

С этого момента я стал профессиональным журналистом.

Меня поражало, каким чутьем руководствовались мои начальники, когда решали кадровые вопросы. Нас, сразу троих неоперившихся журналистов, приняли в только что открывшуюся газету без долгих разговоров. Все мы были практически с одинаковым образованием и без опыта.

Понятно, что начальство брало нас на работу, как кота в мешке. И вот что из этого получилось.

Я оттрубил в журналистике полвека. И вроде бы не напрасно. Одного из нашей троицы забрала себе “Правда”. Он работал собственным корреспондентом в нашей республике. Еще один спустя время ушел на всесоюзное радио – вещание на заграницу. Стал известным журналистом.

Думаю, и до сих пор где-то по морям и океанам плавает судно, названное его именем.

К несчастью, во время военных действий он поехал в командировку в Афганистан. Отравился чем-то там. Вылечить его не смогли. Умер молодым человеком.

Я задаюсь вопросом: как нужно знать человеческую природу, чтобы из многих претендентов так точно отобрать людей, пригодных для журналистики.

Пардон, на работу в редакцию приняли еще одного человека – фотокорреспондента. Тут и гадать не следовало о его пригодности – он был глубоко предан своему фотографическому ремеслу.

По нашим тогдашним молодежным меркам это был старик. Наверное, с возрастом у него отрос огромный нос с набалдашником. Тот набалдашник был все время сырой и поэтому привлекал внимание. А нас провоцировал на подначки.

Однажды пришла к нему незнакомая женщина, старушка.

– Я знаю, что вы фотограф. У меня к вам просьба.

– Слушаю вас.

– У нас случилось горе. Сестра моя преставилась. Хочется похоронить ее по-людски. Не можете ли вы, за деньги, конечно, сфотографировать ее? Чтоб память осталась.

– Как сфотографировать?

– Да у нас дома. Тело-то нам до похорон домой отдали.

– Я бы рад вам помочь. Но таких снимков не делаю. Я работаю в газете, фотокорреспондент. Снимаю события, живых людей в движении. А тут мертвое тело. Нет, не могу.

– Так я заплачу хорошо, не пожалею. А фотография на память любых денег стоит.

Как и все мы, он жил небогато. А на халтуре подработать считалось у нашей братии святым делом. Он согласился.

Старушка обитала в небольшом домике. Провела гостя в горницу.

– Подождите здесь немного. Я там приберусь.

Через несколько минут вернулась, позвала с собой.

В комнате на скамье стоял гроб. В нем старушка. Неживая.

Мой коллега сориентировался. Ему надо было создать точку, с которой гроб мог полностью поместиться в кадре. Поставил на стол стул, скамейки, чтобы можно было вскарабкаться. Наконец, из-под самого потолка определил, что кадр будет нормальным.

И принялся за дело. Начал щелкать затвором, менять выдержки, диафрагму – работал, как всегда, на совесть. И вдруг видит в видеоискателе: покойница открыла глаза, обвела вокруг взглядом и капризно спросила:

– Ну, скоро вы? Я уже совсем сомлела…

Сомлел и наш фоторепортер. Он с перепугу выронил фотоаппарат, а затем и сам свалился из-под потолка на пол.

Потом выяснилось, что старушки-двойняшки решили под конец жизни посмотреть, как они будут выглядеть на смертном одре. Купили гроб, продумали сценарий и взялись за дело.

Остатки своих денег они выплатили в виде компенсации нашему каскадеру.

…Сломанную ногу моему коллеге подправили. Но он все-таки немного хромал. Однако, это не мешало ему забираться в трюмы кораблей и карабкаться на борт по штормтрапу.

* * *

Счастье – что подвижны ум и тело,

Что спешит удача за невзгодой,

Счастье – осознание предела,

Данное нам веком и природой.

Игорь Губерман.

Теперь уже пришло время рассказать о газете, корреспондентом которой я был зачислен. Она принадлежала морскому пароходству – крупной судоходной организации. Оно владело десятками пароходов и теплоходов, танкеров и сухогрузов, банановозов. Его флот плавал на всех широтах и меридианах планеты. В собственности пароходства были также три морских порта и крупный судоремонтный завод, склады, разветвленная сфера обслуживания.

Обо всем этом должна была сообщать газета моряков из номера в номер.

Сначала в редакции все делали что под руку подвернется – не было деления по роду деятельности. Сегодня я мог заниматься портом, завтра бежать на зашедший в нашу гавань пароход или на судоремонтный завод.

Делить было нечего – на троих нам выделили один стол. За ним мы по очереди что-то писали.

Как-то мне позвонил приятель:

– Я слышал, ты в редакции работаешь. У меня есть талантливый паренек. Ему 16 лет, знает английский – его мамаша учительница английского языка. Мечтает стать журналистом. Не мог бы ты его приютить?

– Понимаешь, газета у нас небольшая. Вряд ли шеф возьмет в штат еще одного человека, да к тому же не журналиста.

– Нет, о штате речь не идет. Просто надо дать ему понюхать журналистского пороха, поднатаскать парня.

– Пусть придет. Хочу его увидеть.

Паренек ничем не отличался от таких же, как он, пацанов. Не раскормлен. Боек на язык.

– Что умеешь делать?

– Для газеты ничего.

– Зачем же пришел?

– Хочу быть корреспондентом.

– Для чего?

– Хорошая профессия. Позволяет больше, чем обычно, видеть, много знать, думать.

– Это правда, что владеешь английским?

– Да.

– Хорошо?

– Разговариваю свободно. Читаю.

– Ну, вот и ладно. У меня есть для тебя особое задание. Ты знаешь, кто такой Херлуф Бидструп?

– Знаю.

– ?

– Художник в Дании. Рисует смешные картинки. У меня есть две его книжки.

– Совсем хорошо. Он очень популярный художник. Сейчас отдыхает в Юрмале. Никому не дает интервью. Его заблокировали на даче корреспонденты центральных газет. Но Бидструп прячется, не отвечает ни на один вопрос.

Я