Карл Великий. Небесный град Карла Великого - Анна Ветлугина

Дезидерата задумалась:

   — Мне нужно хорошенько испытать его, прежде чем я соглашусь на такие серьёзные клятвы. Вдруг я всё же ошиблась.

Король лангобардов устало отмахнулся:

   — Женщина всегда найдёт, как выкрутиться. Забирай своего принца и уходи. У меня ещё много дел сегодня.

   — Хорошо, отец, — тоном послушнейшей и нежнейшей из дочерей сказала принцесса и, сделав мне знак следовать за ней, решительно покинула зал.

Она буквально летела по лестницам и коридорам. Я с трудом поспевал за ней. Наконец мы оказались у небольшой двери в форме арки. Дезидерата по-хозяйски распахнула её и приказала мне войти.

Там располагалось настоящее женское царство. Столько непонятных и ненужных мелких вещей в одной комнате мне ещё не доводилось встречать. Многочисленные полочки, уставленные какими-то баночками, коробочками, засушенными цветами, изображениями и прочей ерундой.

У высокого узкого окна стоял столик с серебряным зеркалом на витой подставке. За ним сидела совсем юная девушка, почти девочка. При виде Дезидераты она, ойкнув, вскочила.

   — Теоделинда, ты опять смотришь мой портрет без спросу! — гневно закричала принцесса на латыни. — Я скажу твоей матери, пусть высечет тебя!

Девочка бросилась к Дезидерате и, сев на корточки, обняла её колени со словами:

   — Прости, милая сестрица!

Та, однако, не думала смягчаться:

   — Ты влезаешь в мою комнату, стоит мне только уйти. И прекрати называть меня сестрицей — ты не сестра мне, а только кузина!

   — Прости, дорогая! — глаза девочки наполнились слезами. — Я не хотела тебя обидеть.

   — Да тебе ведь самой хуже, глупая! — уже спокойным голосом сказала Дезидерата. — Что ты всё смотришь на этот портрет. Он никому не принесёт счастья.

Присмотревшись, я увидел на столе то, о чём они говорили, о котором они говорили. На резной подставке из светлого дерева стояла весьма искусно выполненная миниатюра. Она изображала нашего короля, Карла.

Дезидерате между тем надоело вести беседу с кузиной. Взяв девочку за плечи, её подняла и бесцеремонно толкнула к двери:

   — Ступай, Теоделинда, я занята сейчас. Можешь прийти вечером.

   — Хорошо, дорогая, — глотая слёзы, ответила та и, всё ещё поглядывая на миниатюру, медленно покинула комнату.

Лангобардская принцесса оглядела меня с презрением:

   — Слушай, книжник! Я не помню, как тебя там зовут, да и не собираюсь запоминать. Бертрада говорила, что Карл к тебе почему-то привязан. Только из-за этого я и сохранила тебе жизнь. Ты ведь разобрал, что сказал мой отец? А также, надеюсь, понял, что я не дурочка, которая может спутать такого верзилу с семилетним ребёнком. Понял или нет?

   — Понял, принцесса, — ответил я со всей учтивостью, на какую был способен.

   — Тем лучше для тебя, — она взволнованно ходила по комнате, поправляя сухие букеты на полочках. Подошла к столу. Внимательно посмотрела на портрет Карла, потом решительно повернула его лицом к стене. Кинула на меня сердитый взгляд и уставилась в пол.

   — Ну, раз ты такой сообразительный, книжник, значит, легко поймёшь и дальше. Ты ведь мне нужен не для того, чтобы любоваться на тебя, так?

   — Так, принцесса.

   — Конечно. Любоваться тут нечем, это ты правильно рассуждаешь. Значит, для того, чтобы жить дальше, тебе нужно стать полезным для меня. Я ещё не придумала, как это сделать, но обязательно придумаю в ближайшее время. А пока поселю тебя в каморке служанки, рядом с моей комнатой. Запирать не стану — всё равно из дворца тебе не выйти, у входа стража. Попытаешься сбежать — тотчас схватят. Незнакомцев здесь у нас не водится. По замку тоже особо не разгуливай. Понял меня?

   — Понял, принцесса.

   — Тогда налево — соседняя дверь. Иди, чтоб я тебя не видела.

Каморка, о которой говорила принцесса, оказалась совсем маленькой. Обстановка её состояла из тазика, кувшина с водой, ночного горшка и охапки сена — вместо кровати. Зато в ней имелось узкое окошко, из которого открывался вид на многочисленные черепичные и соломенные крыши. Вдалеке за крышами виднелась стена.

Присмотревшись, я разглядел небольшие точки — людей, бегавших по ней. Время от времени над ними вспыхивали крошечные огоньки. «Зажигательные стрелы, — понял я. — Значит, наши снова пошли на штурм». Вдруг на суетящихся человечков упало что-то, не больше оливковой косточки, и их разметало. На самом деле, эта косточка была огромным камнем, выпущенным из метательного орудия. На стену прибежали другие фигурки. Они метались взад-вперёд, но ни огоньков, ни камней больше не прилетало. Через какое-то время всё успокоилось. Смотреть стало не на что.

Я отхлебнул воды из кувшина. Она показалась мне затхлой, но пить очень хотелось. Лёг на охапку сена. Голод тоже давал о себе знать. Интересно, принцесса собирается кормить меня? Или она думает, что книжники питаются исключительно Святым Духом?

За дверью раздалось шарканье. Вошла угрюмая старуха с корзинкой. Достала оттуда несколько сухарей, швырнула мне и вышла, не сказав ни слова.

Сухари тоже оказались не самые лучшие, кое-где тронутые плесенью. Счищая её, я размышлял о том, какие задания может поручить мне принцесса. Впрочем, любые её планы я навряд ли смогу осуществить. Ведь странно было бы надеяться, что она придумает нечто полезное или хотя бы безвредное для моего короля.

Сухари закончились быстро. В животе снова заурчало. Всё-таки человек не мышь, чтобы наесться таким количеством. Но надо подождать. Может, соизволит прийти Дезидерата, или старуха расщедрится ещё на несколько сухарей.

Время шло, но никто не являлся. День клонился к вечеру. Бурчание в животе стало невыносимым. Я вышел в коридор. Попробовал позвать принцессу. Тишина. Откуда-то доносился запах мясной похлёбки. Я решил проигнорировать запрет и пойти поискать кухню.

Внимательно запоминая дорогу, чтобы не потеряться, спустился вниз. Там пахло гораздо сильнее. Потом раздался гул женских голосов. Я прислушался. Разговаривали на том же наречии, что и утром. Я понимал почти всё, но некоторые слова всё же ускользали.

   — Отбили? — (или отвалили) спрашивала одна женщина.

   — Отбили, слава Богу! — отвечала другая. — Но дальше...

   — Что дальше? Отобьют... стены всё же.

   — ...мало. Очень мало уже.

   — Дезидерий боится... Что сделаешь?

   — Он прав. Люди из железа... все боятся.

   — …………………! — горестно воскликнула ещё какая-то женщина. Тут я не понял ни слова.

   — Горе нам! — подхватили все. — Столько железа!

Не выдержав вкусного запаха, я нерешительно ступил на кухню. Женщины замолчали, потом загалдели, перебивая друг дружку. Уже знакомая мрачная старуха грубо вытолкнула меня со словами:

   — Пошёл, пошёл! Сейчас позову... запрут...

Пришлось вернуться в каморку и довольствоваться затхлой водой, стараясь не думать о похлёбке. Запах её проник через дверь и дразнил хуже вредных бродячих мальчишек, что постоянно таскаются за войском нашего короля.

Ночью у меня страшно разболелся живот. Я лежал и думал, что, может, лучше было попасться к дяде, чем к лангобардам. Хильдеберт он или Агафокл, но всё же родственник. А эти вообще враги. Уморят голодом и только порадуются.

Утром, лёжа на сене, я предавался мрачным мыслям и вдруг вспомнил про сто молитв, которые задолжал Пресвятой Деве. Нечестно получалось. Вспоминал я о ней только, когда становилось совсем плохо. Поэтому сейчас решил ничего не просить, а только прочитать всё, что должен. Заодно и время скоротать.

Я сбился со счета где-то после семидесятой молитвы. Остаток дочитал уже примерно, надеясь, что Дева простит мою невнимательность.

Ближе к вечеру, когда я уже совсем измучился от голода, появилась старуха с подносом, полным всякой еды. За ней шла Дезидерата.

Она понаблюдала немного, как я, давясь, заглатываю куски пирогов и жаркого. Потом отобрала еду и отдала её обратно старухе, чем, скорее всего, спасла меня от смерти вследствие обжорства. Впрочем, моё здоровье принцессу совершенно не волновало.

   — Ну что, книжник, — начала она, выпроводив старуху вместе с подносом, — сравнил вчерашнюю трапезу с сегодняшней? Какая больше понравилась?

   — Сегодняшняя, ваше высочество, — ответил я с подобающей учтивостью.

   — А ведь может и не быть никакой, — продолжала Дезидерата, — если ты окажешься несговорчивым.

Я промолчал.

   — Я тебя отпущу на свободу, — понизив голос, сказала она, — если ты поклянёшься, что исполнишь моё желание. Я дам приворотное зелье для Карла и ты... Говори немедленно: ты поклянёшься?

Сердце моё замерло в страхе, но тотчас застучало ровно и радостно. Я увидел своё спасение, и было оно в том странном даре — моей невероятной памяти, позволившей мне знать наизусть все Евангелия. Мне вспомнились строки Евангелия от Матфея...

   — Нет, принцесса, я не могу клясться. Да и вы, если считаете себя христианкой, тоже никогда не должны делать этого. Ибо Христос сказал: «Не клянитесь... Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого».