Карл Великий. Небесный град Карла Великого - Анна Ветлугина

Дезидерата собралась сказать что-то колкое, но бессильно взмахнула руками и снова отхлебнула из кувшина. По лицу её побежали слёзы.

   — Иди отсюда, книжник! — крикнула она, отвернувшись к стене. — Иди, чтоб я тебя не видела! Никакого понятия о благопристойности!

Я мгновенно ретировался. В этот день еды мне не принесли.

Наутро, не дождавшись никого, я решил пойти на кухню и самому попросить поесть. Там сидела всё та же мрачная старуха. Теперь она выглядела ещё мрачнее.

   — Бери, — она протянула две подгорелые лепёшки. Я уже привык к лангобардскому наречию и понимал каждое слово, — растягивай, как можешь, когда ещё дам, сама не знаю.

   — Заканчивается еда? — опасный, конечно, вопрос, но уж очень хотелось знать. Старуха неожиданно повернулась ко мне и зашептала:

   — И так мало было, так ещё король велел поделиться незнамо с кем. Всё смуты боится. Будем теперь друг друга поедать, ровно тати какие. И в мучениях адских умрём. А все за королевские грехи, прости его Господь!

В тяжёлом настроении, пусть и с лепёшками, я поплёлся в каморку.

Потянулись долгие дни, похожие друг на друга постоянным чувством голода. Принцесса теперь редко звала меня к себе. Больше я не видел её пьяной — видимо, вина не осталось. Она сильно исхудала и сгорбилась. Только юная Теоделинда слушала меня с прежним восхищением, хотя и она страдала от голода. Щёчки её побледнели, глаза ввалились.

Я стал плохо спать ночами, зато иногда проваливался в сон днём, чего не случалось со мной раньше. Однажды меня разбудил звук возбуждённых голосов. За стеной спорили отец и дочь.

   — Почему, когда франки проломили стену, им никто не дал отпор? — гневно вопрошала принцесса.

   — Какой отпор? — огрызался Дезидерий. — Что ты вообще понимаешь в воинском искусстве, женщина? Эти люди целиком покрыты железом. Наши мечи ломаются от ударов по их доспехам!

   — Почему на них не вылили хотя бы кипятку? Почему ты вообще не командуешь обороной города?

   — Нет никакой обороны! Нету смысла! Нас ничего не спасёт! — горестно восклицал король лангобардов. — Пищи почти не осталось, а эти вездесущие конники рыщут вокруг стен день и ночь и не дают никому ни выйти из города, ни войти в него! Горе нам всем, потому что небо помогает Карлу. А я проклят! Эти лукавые понтифики прокляли меня и мой народ! Зачем я всю жизнь слушал женщин? Сначала свою мать, потом жену, потом дочерей? А теперь Бог отвернулся от меня!

С улицы раздались отчаянные крики. Вероятно, стену опять проломили.

   — Отец, — закричала Дезидерата, — умоляю тебя, прими вызов! Ты должен поступить достойно. У меня никогда не будет ни мужа, ни сына, которым я смогу гордиться. Вся надежда на тебя, отец! Созови знатных горожан, пусть берут своё оружие и идут в бой. Неужели, зря мы делились с ними последним куском хлеба?

   — Они не пойдут за мной, — ответил Дезидерий. — Никто не будет сражаться с железной армией Карла. Они перейдут на его сторону. Война проиграна. Я сейчас открою ворота, выйду к нему и стану умолять его о милосердии.

   — Ваше Величество, — я узнал полный восхищения голос Теоделинды, — можно я пойду с вами?

Крики за окном стихли. Я прислушался — не ворвались ли всадники в город. Но на улице не наблюдалось никакого движения.

   — Мы все пойдём! — сказал король. — И этого твоего Пипина тоже возьмём с собой. Где ты его прячешь, дочь моя?

С королём лангобардов, его дочерью и свитой я шёл по улице, которую так долго наблюдал из окна каморки. Мне связали руки за спиной, а конец верёвки дали одному из стражников.

У городских ворот стояли небольшие глинобитные строения, некоторые — полуразрушенные. Возле них суетились люди. Снаружи доносились глухие удары. Вдруг раздался страшный грохот. У одного из домиков обрушилась часть стены. Видно, осадная машина снова выпустила камень.

Мы подошли к самым воротам, которые не открывались с момента начала осады. Густая трава проросла под створками. Они подрагивали от мерных ударов с внешней стороны, но пока держались.

   — Лезьте на стену оповестите их, — велел стражникам Дезидерий. — Я выхожу.

Двое воинов поднялись и прокричали на латыни:

   — Прекратите стучать! Наш король сейчас выйдет!

Удары тотчас стихли.

   — Ваше Величество, — Теоделинда выскочила из толпы приближённых, — позвольте мне, можно я открою!

   — Сумасшедшая, — проворчала Дезидерата, отворачиваясь. Теоделинда упала на колени перед королём:

   — Ваше Величество! Умоляю вас! Заклинаю вас!

Дезидерий поморщился:

   — Дайте ей, пусть откроет. Чёрт знает, что такое!

   — Створки тяжелы, благородная девица, — предостерёг один из стражников.

   — Я сильная! — голос её звенел от слёз, глаза горели безумным восторгом.

Стражники отодвинули тяжёлый позеленевший от времени засов, выдернули траву. Палкой подцепили заколодившую створку.

   — Теперь благородная дева должна справиться, — нерешительно произнёс стражник. — Только осторожнее. Там снаружи уже ждут.

   — Я справлюсь! Пустите! Отойдите все! — воскликнула Теоделинда и бросилась к воротам. С силой, удивительной для девушки, к тому же истощённой недоеданием, она рванула на себя створку и, выскользнув в щель, отчаянно толкнула её с другой стороны, где столпились франкские всадники в сверкающих доспехах.

Распахнув ворота, она встала в проёме, раскинув руки, и закричала:

   — Приди, о мой король! Приведи нас к славе Божией! И не забудь свою верную овечку! Она ведь...

Никто так и не узнал, что сделала несчастная овечка. Воины Карла, ворвавшись в Павию, сбили с ног безумную, ослеплённую экстазом девушку. Копыта коней втоптали в грязь её тело, истерзанное страстью.

Дезидерий перекрестился и закрыл лицо руками, не желая останавливать всадников, устремившихся вглубь Павии. Но его дочь, наша бывшая королева, сохранила присутствие духа и, возвысив голос, обратилась к всадникам на франкском наречии:

   — Немедленно вернитесь! Именем Его Величества короля лангобардов! Он здесь и желает говорить с Его Величеством, королём франков!

Как ни странно, её призыв возымел действие. Франкский отряд, уже готовый гибельным вихрем промчаться по улицам павшей столицы, разоряя всё на своём пути, вернулся к воротам и выстроился в ожидании. Двое всадников поехали оповещать нашего короля.

Стражники отнесли тело несчастной Теоделинды под стену одного из уцелевших глинобитных домиков.

Всматриваясь в открытые ворота, я искал взглядом жеребца цвета металла и чуть не пропустил Карла. Он шёл пешком, сопровождаемый верной Хильдегардой. За время моего заточения она разрешилась от бремени и вновь обрела стройность. Его Величество подошёл к лангобардскому королю со словами:

   — Господь да хранит Лангобардию. Но не её короля, забывшего обеты христианства и восставшего против Святой церкви.

С этими словами Карл снял с головы Дезидерия его железную корону и надел на себя, поверх золотого обруча, украшенного самоцветами. Оглянулся вокруг и, заметив меня, нахмурился:

   — Афонсо! Вот ты где. И как же ты попал сюда?

Мне захотелось провалиться сквозь землю. Что я мог сказать моему королю?

Дезидерий разочарованно произнёс:

   — Это не Пипин, как и следовало ожидать. — И добавил, повернувшись к дочери: — Не понимаю, к чему ты обманывала меня?

Карл рассмеялся:

   — Смотри-ка, Хильдегарда! Мальчик, укушенный молнией, не устаёт изыскивать способы развлечь нас. Оставишь его в шатре одного — смотришь, а он уже превратился в принца!

Пока Его Величество говорил — Дезидерата, не отрываясь, рассматривала Хильдегарду. Они выглядели полной противоположностью друг другу. Лангобардская принцесса, иссушенная голодом и злыми мыслями, напоминала сейчас ведьму. Наша королева, напротив, несмотря на двое родов и жизнь в походных условиях, не утратила весёлой искорки в глазах, такой же, как у её супруга. От всей её небольшой фигурки веяло добротой и покоем. Дезидерата, не выдержав сравнения, прошипела:

   — Королева называется! Никакого благородства. Нос вздёрнутый, будто у торговки рыбой.

Карл метнул на бывшую жену быстрый взгляд и сказал, обращаясь к подъехавшему Виллибаду:

   — Эти люди, — он указал на отца и дочь, — сейчас отправятся в монастырь, чтобы в течение своей жизни молиться о прощении грехов. Они совершили большое преступление против своего народа, пытаясь отвратить его от Святой церкви.

Дезидерата, продолжая неотрывно смотреть на королеву, отчётливо произнесла:

   — Я скоро умру в монастыре, не познав славы и радости материнства. Но и ты проживёшь недолго...

   — Столько, сколько даст Бог, — бесстрашно ответила Хильдегарда, — а за тебя я помолюсь.

Карл, до того словно оцепеневший, встрепенулся:

   — Да уведите же их немедленно! — гневно приказал он.

После того как Дезидерия с дочерью увели, Его Величество велел подать себе коня, а королеве — носилки, и в сопровождении свиты приехал на площадь перед замком бывшего короля лангобардов. Там произошло собрание местной знати. Король франков объявил свою волю. Граница между франкским и лангобардским королевствами отныне переставала существовать, но лангобардский народ не терял своего жизненного уклада. Светские законы оставались неизменны, уважение к ним гарантировалось. Сам же Карл отныне именовался королём франков и лангобардов. Никто из жителей Павии, а также других лангобардских городов, не лишался своего имущества, за исключением бывшего короля. Его дворец со всеми сокровищами считался добычей воинов франкской армии.