Худший из миров - Егор Михнегер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Облокотившийся на юношу антипророк так же отстранённо рассматривал самое старое дерево в мире. Как обычно, он пропустил выпад Дицуды в свой адрес мимо ушей. Рисхарт Сидсус всегда отвечал на вопросы, но никогда не реагировал на насмешки и недоверие. Он не был выше человеческих страстей, нет. Рисхарт просто знал без тени сомнения, что владеет истиной в последней инстанции:
— Чтобы стать открытым новому знанию, нужно отбросить предрассудки, кои навязывались каждому с раннего детства. Забыть ложь, узнать правду. Рассеять иллюзии, увидеть реальность. Без незнания не познать истину, Дицуда. Мы пришли в нужное место.
— Вот только в нужное ли время… — пробормотал инквизитор, заметив идущую к ним группу оборванных людей. Вероятно, беженцев из Гилии, спасающихся от чумы и войны. И вполне возможно, уже попробовавших то самое незнанье на вкус.
Рука Дицуды невольно потянулась к висящему на поясе Не-Мечу — после схватки с оноишрами на дороге Рисхарт наотрез отказался принимать меч-плеть обратно.
Антипророк успокаивающим жестом положил свою руку на правую кисть Дицуды, покачал головой:
— Я не подарил тебе чудо-оружие, инквизитор. Я взвалил на тебя тяжкую ношу. Подумай семь раз, прежде чем один раз отрезать кому-нибудь голову. Отнятую жизнь уже не вернуть, запачканную убийствами душу мольбой не очистить. Используй силу, только когда иного выхода нет. Не убий понапрасну.
Вздохнув, Дицуда отвёл от Не-Меча свою руку.
«Меча не существует», — сказал ему Рисхарт, когда юноша вытащил его из-под туши коня. — «Знаешь, это не меч гнётся. Всё иллюзия. Но вот жизнь — это реально. Отняв её, не сумеешь вернуть уже никогда. Никакая магия не поможет».
Сидсус был прав. Спешить размахивать смертоносным оружием не стоило. К ним приближались не враги, а всего лишь такие же несчастные оборванцы.
Людишки не обращали внимания на напряжённого инквизитора, измождённые лица были прикованы к Рисхарту. Каким-то звериным чутьём они сразу признали в перепачканном грязью и кровью человеке пророка. Один из подошедших людей упал перед Рисхартом Сидсусом на колени, возвёл руки к небу:
— Ты пришёл! Ты явился, Последний Мессия!
Человек, которого одни называли ересиархом без паствы, иные — пророком или антипророком, как ни в чём не бывало кивнул:
— Да, теперь я здесь, с вами. Я не последний, кто придёт к Древу Незнания, — Рисхарт Сидсус обвёл столпившихся людей грустным взглядом. — Но я последний, кто откроет человечеству правду.
* * *
Машиар Йот с дикими воплями оторвал себе сначала левый, а затем правый глаз. С раздражением отбросил позаимствованные у оноишра органы зрения в сторону. Последние полдня они скорее мешали, чем помогали.
Чужие гляделки никогда надолго не приживались, начинали усыхать и вываливаться из глазных впадин. Даваемое ими изображение сперва искажалось, а через два — три дня вообще превращалось в калейдоскоп цветных пятен.
Хуже того, пока у Машиара были глаза, его восприятие мира раздваивалось: с одной стороны, он видел физический мир, но с другой, на всё ложился отпечаток скорого будущего. И Машиар Йот не всегда мог чётко отделить одно от другого.
Действительно он разговаривает сейчас с человеком или перед ним гнилой растерзанный труп? Видит он город или развалины, молодое красивое лицо или обезображенное болезнями рыло? Отчего-то будущее несло лишь печали, впереди всегда маячили упадок и смерть.
Будущее. Бываешь ли ты хоть когда-нибудь светлым? Пожалуй, разве что в обещаниях власть имущих…
Слепота принесла Машиару временное успокоение. Так с ним случалось всегда. Вначале приходила радость от вновь обретённого зрения. Затем усталость от чрезмерного знания и, наконец, облегчение. Через какое-то время ему снова захочется света, он станет мечтать о миге, когда удастся взглянуть чужими глазами на мир. Этот бесконечный круговорот жажды и пресыщения… С краткими мгновениями наслаждения при обретении или потере способностей. Проклятие Машиара, его вечная пытка.
Слепец какое-то время шёл, внимательно постукивая посохом по дороге. Во мраке неведения была своя прелесть, труднодоступная пониманию обывателя. Значение имел лишь следующий шаг, дальше мысль не простиралась. Один шаг за раз — минимальное предвиденье будущего. В незнании не было силы, но в нём заключалось, возможно, единственное по-настоящему доступное счастье. Хотя на сей счёт мнения в различных трактовках Учения весьма отличались.
За эти несколько дней обладания зрением Машиар видел многое. Горы разорванных частей тел позади, повешенные на Древе Незнания покойники впереди. Он видел облачённого в белоснежные одеяния человека, который нёс людям истину. Видел убийцу мессии, внимательно слушающего прямо сейчас его проповеди. Видел существо с длинными когтями, видел архонтов. И свет. Ослепительно-белый свет, льющийся с небес на истерзанную, несчастную землю.
Машиар Йот даже видел себя. Такого несчастного, до поры до времени откровенно жалкого. Предостерегающего людей и полубогов, но никем не услышанного.
Под Древом Незнания совсем скоро разыграется вселенская драма, вернее, трагедия. Мало кто переживёт встречу сильных мира сего. И уж точно ни у кого не останется иллюзии о божественной справедливости.
Справедливость… Машиара давно удивляло, что кто-то до сих пор в неё верит.
Глава 11. Священная резня
Какие могут быть преступления, когда в живых никого не осталось?
Ричард Скотт Бэккер
— А в городах сих неверных народов, которые Вадабаоф, Господь твой, даёт тебе во владение, не оставляй в живых ни души! — провозглашал Ерфу фан Гассан, спускаясь со стены раздираемого изнутри и снаружи города.
Эту фразу из Учения ератофанцы приберегали как раз для подобного случая, когда окончательная победа над врагом была совсем близко. Когда отпадала необходимость захватывать пленных, выторговывать выгодные условия перемирия, демонстрировать остальным великим княжествам человечность. Когда можно было без последствий вырезать целый город, мстя таким образом за копившиеся веками обиды. Когда крайняя степень жестокости не осуждалась, но, напротив, всячески поощрялась.
Ератофанские воины встретили предложение тотальной резни истовым ликованием. Они пролили много крови и пота, чтобы взять столицу княжества неверных, и теперь вымещали свою
