Худший из миров - Егор Михнегер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маг крови обвёл фигуру Дицуды своим красным пальцем. Затем задрал подбородок, явно намереваясь собственноручно перерезать себе горло.
На Дицуду вдруг снизошло необычайное спокойствие. Он знал, что действительно может умереть, если живорез завершит ритуал. Но ещё яснее инквизитор ощущал, что нужно сделать.
Не колеблясь более ни секунды, Дицуда швырнул меч-плеть в подносившего пальцы к горлу живореза. Если инквизитор не даст колдуну покончить с жизнью собственноручно, а прикончит ублюдка своей праведной рукой, то ничего страшного не случится. На земле останется лежать одним телом больше, стервятникам добавится немного мяса на ужин, и всё. Дицуда верил, что его путь не окончен, что он пойдёт дальше. А вот живорез сегодня действительно окажется в Пекле.
Дицуда искренне верил, а потому больше не удивлялся, когда на дорогу упало ещё одно рассечённое надвое существо.
Именно существо, называть живореза человеком инквизитору не хотелось. Ведь быть человеком — означает проявлять к своим ближним хоть немного эмпатии, а маги крови относились к роду людскому хуже, чем к скоту. Они веками резали людей самыми жестокими и изощрёнными способами, а потому заслужили к себе сугубо негативное отношение.
Дицуда даже не глянул на рассечённое почти ровнёхонько на две половинки существо, подняв с земли чудесный меч-плеть и отправившись вызволять придавленного лошадью Рисхарта.
Подаёт себя как адепт ненасилия… А сам носит самый смертоносный на свете предмет! Не человек, а сплошные противоречия.
Глава 9. Штурм оплота неверных
Видишь ли, Пройас, есть вера, которая осознает себя как веру, а есть вера, которая принимает себя за знание. Первая признает неопределенность, соглашается с тем, что Бог есть великая тайна. Она порождает сострадание и терпимость. Кто может судить безоговорочно, когда неизвестно, прав ли он? Вторая же, Пройас, вторая уверена во всем и признает таинственность Бога только на словах. Она порождает нетерпимость, ненависть, насилие…
Ричард Скотт Бэккер
Ерфу фан Гассан растёр замёрзшие руки. Недобро улыбнулся, глядя на восходящее солнце. Сегодня будет великий день, он точно знал это.
Теперь, когда остальные крупные города Гилии пали, к вражеской столице были стянуты главные силы Ератофании и Оноишраста. Десятки тысяч воинов жаждали навести в логове разврата порядок. Здесь присутствовали все способные держать оружие мужчины двух княжеств: от полураздетых южных племён, вооружённых примитивными копьями, до закованной в латы по самые брови тяжёлой пехоты. От наездников на верблюдах до всадников на боевых конях, облачённых в доспехи под стать рыцарям. От первобытных пращников до арбалетчиков. От живорезов до психиков… Весь цвет благочестивого мира собрался под стенами нечестивого города, чтобы принести справедливое воздаяние грешникам. Одним великим княжеством в скором времени станет меньше, отчего мир, безусловно, только улучшится.
Ерфу фан Гассан чувствовал, что на сей раз у ератофанцев и оноишров всё непременно получится. С ними Господь, за ними правда! Неверным не выстоять, сколь бы отчаянно защитники ни боролись за стены.
— Нет такой стены, что уберегла бы грешников, как не существует преграды, что оказалась бы неодолимой для праведников! — процитировал Мясник строку из Учения. — Крепость не тела, не камня, но лишь только веры невозможно сломить. Веру можно только утратить, что гилики и делали последнюю тысячу лет, — фразу про гиликов живорез добавил уже от себя, но духу Святого Учения она вполне соответствовала.
Приготовления к штурму были долгими и тщательными. Город окружили, основательно обстреляли сначала чумными телами, затем горящими смесями и камнями. Рабочие засыпали ров вокруг стен, вырыли с десяток туннелей под башнями, построили внушительные осадные башни, подготовили несчётное число лестниц. Священники Ератофании и Оноишраста денно и нощно возносили молитвы за победу своего воинства, что хоть и не влияло на исход сражения напрямую, но существенно повышало боевой дух воинов.
Не всё шло без сучка без задоринки. Один подземный туннель обрушился, похоронив под собой два десятка солдат, другой защитникам удалось вычислить и сделать встречный подкоп. Несколько дней в узком и низком подземном проходе шли жестокие схватки, покуда гиликам не удалось поджечь поддерживающие потолок туннеля балки в паре десятков метров от стен, обрушив таким образом часть подземной конструкции. За это время в полумраке и тесноте погибло столько солдат, что даже ератофанцы сочли продолжение подкопа неоправданным. Эффекта неожиданности от разрушения части стен на этом участке точно не будет, так стоит ли игра свеч? Проще попробовать прорыть туннель в другом месте, что многочисленные свободные руки ератофанцев и сделали.
Случались и конфликты с оноишрами. Союзники, не союзники, а для рядовых солдат на местах темнокожие жители южного княжества своими ребятами не были. В отличие от набожных ератофанцев, оноишры не гнушались спиртного и блуда, частенько позволяли себе пьяные выходки, регулярно заканчивавшиеся массовой поножовщиной между отрядами разных стран. Командиры старались горячих парней разводить, но всем было ясно, что конфликты жителей двух воинственных княжеств практически неизбежны. Разный язык, разная культура, разный цвет кожи. Даже религия вроде одна, но в некоторых нюансах отличающаяся от вероисповедания ератофанцев весьма радикально. Оноишры ератофанцам всё-таки не друзья. Так, временные союзники и партнёры. Тем не менее их помощь должна была сыграть в предстоящем штурме важную роль.
Но больше всего людей погибло, конечно, при засыпании глубокого рва вокруг города. Защитники не спали и разили всех, кто проявлял хоть малейшую неосторожность во время работы. Никакие щиты не могли обеспечить полного прикрытия перетаскивающих землю пленников и понукающих ими солдат. Засыпали препятствие, как правило, глухими ночами, и по утрам можно было наблюдать, как вода во рве окрашивается в красный цвет — столь много крови успевало пролиться из рабочих за тёмное время суток. Если шёл сильный ливень, то работы продолжались и днём — крайне важно было устранить эту преграду, чтобы к стенам могли приставить лестницы, подкатить тараны и осадные башни.
Любой военачальник знал, что широкий и глубокий ров — это крайне неприятная штука, способная свести на нет большую часть потуг штурмующей город армии. Со стороны защитников народная мудрость, напротив, гласила: хлеб и каша — пища наша, ров и стены — горожане неприкосновенны. Хочешь
