Сумасшедшая принцесса - Татьяна Устименко

На что может быть похоже медленное преодоление страха смерти? Когда рассудок громко кричит о невообразимой противоестественности совершаемого поступка? Каждый шаг, сделанный юным Повелителем, напоминал медленное отмирание не только чувств, но и всех частей его тела. Сначала ноги. Они погрузились по щиколотку, потом до колен и дальше, до бедер. И словно перестали существовать. После этого – тело до пояса. Вода поднималась все выше и выше. Шаги по мягкому, проваливающемуся песку поневоле стали принужденно медленными, заставляющими в полной мере прочувствовать весь мучительный процесс погружения. Теплая вода поднялась до уровня сердца, сжав его неожиданно ледяными объятиями, и оно словно остановилось, заставив Генриха лишь еще тверже сжать губы и еще упрямее идти вперед. Затем вода поднялась до уровня ноздрей, и мальчик задержал дыхание. Потом глаза барона оказались ниже кромки воды, почти ничего не различая в окружающем его мерцании. И вот вода мягко сомкнулась над макушкой мальчика. Еще несколько шагов, и запасенный в легких воздух неизбежно закончился. Тысячи колючих иголок впились в грудь Генриха, в голове загудело, красная пелена застилала взор. Ты сейчас умрешь от удушья, – обреченно кричал разум. Это смерть, неизбежная мучительная смерть, – содрогалась от ужаса душа мальчика. Но это то, что ты должен совершить, – диктовала воля. Руки барона, словно выйдя из-под контроля, уже готовились совершить движения, помогающие всплыть на поверхность. Но титаническим усилием он вновь полностью подчинил их себе, прижав к бокам. Задыхаясь, теряя сознание от недостатка кислорода, юный Повелитель осознавал, что он умирает. Как вдруг губы его удивленно приоткрылись, испуская тихий возглас. Сквозь кровавую пелену он увидел величественное, полное сострадания лицо прекрасной женщины в черной одежде. Женщина ласково улыбнулась и по-матерински прикоснулась устами ко лбу Генриха. Мальчик ощутил мимолетный ледяной поцелуй и открыл глаза. Он стоял на дне Озера. Он не дышал, но был жив.

Глава 5

Вода мягко светилась. Легкое сияние очерчивало изящную фигуру женщины, находившейся перед Генрихом. Незнакомка прищурила огромные черные глаза, представляющие разительный контраст с беломраморной кожей и нежными, бледно-розовыми губами. Барон заметил маленькую серебряную корону, полускрытую в черных, густых локонах женщины, и преклонил колено:

– Ваше величество!

Женщина благосклонно улыбнулась:

– И как это я посмела сомневаться в выборе моей сестры? Но теперь я вижу – ты не только могучий воин, но и весьма учтивый мужчина.

– Мужчина? – удивился Генрих. – Может быть, вас ввел в заблуждение мой рост?

Королева вновь улыбнулась и игриво шлепнула его по губам полураспустившейся черной розой, которую до этого вертела в пальцах.

– Я вовсе не наивная девушка вроде моей внучки, которая пока еще ничего не понимает в людях. Но мы обе не можем устоять перед обаянием сильфских мужчин. Видимо такова наша семейная слабость…

Мальчику показалось, что эти слова разбудили какие-то печальные воспоминания в душе удивительной незнакомки, потому что голос ее предательски дрогнул, а уголки прекрасных губ страдальчески опустились вниз. Генрих ощутил неожиданный прилив нежности и, протянув руку, сочувственно пожал точеные пальцы собеседницы. Пальцы оказались холодны, как лед. Барон вздрогнул и отдернул руку.

– Испугался? – насмешливо поинтересовалась женщина. – А ведь я только что спасла тебе жизнь…

Генрих виновато потупился.

– Ну, ну. – Тонкие пальцы ухватили его за подбородок, заставляя поднять лицо. – В твоем поступке нет ничего неучтивого. Мало у кого из известных мне людей хватит смелости для того, чтобы разгуливать по дну Озера Безвременья под ручку с самой Смертью!

При последнем слове женщина запрокинула голову и ехидно расхохоталась.

– Вы и есть Смерть? – В голосе мальчика послышались недоверчивые нотки. – Я думал, что вы совсем не такая…

– А какая? – перебила Смерть. – Такая?

Неуловимым движением она подняла руку с зажатой в ней черной розой, и провела цветком перед собой. Генрих удивленно вскрикнул. Черты Смерти дернулись и словно потекли. Прекрасное лицо уподобилось оплывающей свече. Плоть сползала с костей, обнажая жуткий череп, шикарные локоны поседели и поредели, роскошное платье из черной парчи превратилось в балахон с капюшоном, а роза – в серп с длинной рукоятью. Мальчик содрогнулся от ужаса. Но в следующий же миг Смерть снова взмахнула рукой и вернула себе прежний облик.

– Неужели ты хотел видеть меня такой?

– Никакое из ваших обличий не является желанным для меня. – Мальчик смотрел прямо в глаза своей страшной спасительницы, храбро не отводя взгляда. – Но если вы явились к моим умирающим друзьям именно в облике прекрасной дамы, то моя благодарность не имеет границ!

– Ах! – пораженно вскрикнула Смерть. – Пусть все проклятия мира падут на голову коварной Ринецеи, смеющей губить молодых и столь благородных! Ну, ничего, – тут в ее голосе явственно прозвучало злорадство, – когда-нибудь она сполна ответит за все свои злодеяния!

– Знай, мальчик мой, – проникновенно продолжила Смерть, дружески обнимая Генриха за плечи, – я прихожу к каждому в том обличии, которого он заслуживает. Ведь именно момент смерти и становится чаще всего отображением самой сути краткого земного существования ваших физических оболочек. Крайне редко человек способен принять смерть достойно, если жизнь его была подобна прозябанию жалкой, пресмыкающейся твари. А яркий миг смерти, по сути – лишь способ высвобождения бессмертной души и является началом нового витка нашего развития. Запомни, – тут Смерть перешла на едва слышный шепот, – величайшая тайна жизни состоит в том, что даже истинные боги жили когда-то в облике простых смертных. А значит, в каждом из вас дремлет потенциальный бог…

Генрих недоуменно внимал этим откровениям, едва понимая их смысл. Но в следующий миг Смерть опомнилась и, пытаясь скрыть неловкость, вызванную собственной болтливостью, шутливо потрепала мальчика по голове, взъерошив его и без того спутанные волосы:

– Ты действительно почти не уступаешь ростом взрослому мужчине. Впрочем, им ты станешь намного раньше, чем тебе этого хочется.

И опять Генрих не смог постичь потаенного смысла услышанных им слов.

Зачастую пластичный детский разум, как губка впитывающий все новое и необычное, не в силах успеть за форсированным развитием своего физического тела. Но, возможно, именно эта способность разума и является той защитной реакцией, которая спасает от губительного перегрева хрупкую субстанцию, называемую человеческой душой. Будь Генрих взрослым человеком, он, скорее всего, не сумел бы устоять перед натиском суровых испытаний, обрушившихся на его неокрепший детский рассудок. Детям свойственно значительно проще воспринимать многое из того, от чего сходят с ума взрослые люди. Но, несмотря на преждевременную физическую зрелость и огромную ответственность перед своим народом, которую налагали на него унаследованные имя и титул, барон оставался всего лишь наивным десятилетним ребенком. Поэтому произнесенный им вопрос прозвучал вполне естественно: