Золотой гроб - Николай Пряничников

Поначалу Валерка настаивал идти ночевать к нему. Тем более что его мать все приготовила для ночевки туристов. Но, мы решили неукоснительно выполнять план, что придумал Мишка в своей мало габаритной хрущевской квартире — ночевать в Монастыре. Валерка только успел сбегать переодеться в штормовку, надеть джинсы, получить упрек от матери, которая из — за нас не спала всю ночь и даже приготовила 'Мясо в горшке', думая, что мы придем со свадьбы и будем совершенно голодными. Валерка прихватил теплый еще горшок из печи, взял целую сумку с коричневыми бутылками жигулевского пива, закупленного накануне, поцеловал старуху мать и вернулся на метеостанцию.

Мы перетащили поэта на свое место в байдарку, отплыли.

Стало совсем светло. После свадьбы все мы порядком устали и с нетерпением ждали Монастыря. Наконец, через час — полтора работы веслами на берегу открылась зеленая поляна с редкими, стройными соснами и старых дубов по берегу реки — Монастырь! Мы причалили к берегу, растолкали Игоря, кряхтя, выбрались из лодок и вытащили их на песок. Кое — как поставили 10–ти местную военную палатку, накачали резиновые матрацы, закидали их спальными мешками и завалились спать.

Утром Мишка потряс меня за плечо, сказал, — Выйди, дело есть.

Я проснулся, часы показывали 12 00 дня. Солнечные лучи, кое — где пронизывали крышу палатки и падали вниз тонкими золотыми струнами, в которых куролесили пылинки. Я вылез из палатки. Мишка, Валерка и Саня проснулись раньше, успели развести костерок и сидели около него на толстом бревне.

— Об чем речь, господа? — спросил я их, зевая и потягиваясь. — Когда подадут завтрак? Но сначала пива! Пива хочу даже больше, чем писать, а писать я умираю, как хочу!

— Садись, Иван, — дело есть, повторил Мишка

— Что за дела в отпуске? — Спросил я, присаживаясь рядом на поваленное дерево.

— Не шуми, спят ребята — тихо сказал Михаил, — кивая на палатку, — Ты знаешь, почему Саня в Красной горке на час с лишним задержался?

— Знаю. Животом слаб, он же сам говорил.

Но Саня, Михаил и Валерка оставались серьезными.

— Что за физиологическая тайна, Саня! Подумаешь — понос прошиб? Он бывает у всех — от Софии Лорен до нашего Ельцина — осторожно предположил я, понимая, что дело не в Санькином стуле.

— Расскажи еще раз — ткнул Саню Михаил.

— В общем, такое дело, Иван, — тихо начал говорить Саня. — Не найдя магазина, возвращался я в Красном Плесе по задам деревушки к реке. А мне и впрямь захотелось в туалет! Зашел я в первый попавший нужник, за каким — то домом, закрыл дверь, сижу и почитываю газетку. Только уж собрался выходить, через щели вижу, — с улицы во двор дома въезжает Нива. Ну, думаю, надо подождать, пока хозяин автомобиля скроется в доме, а то еще припишут какой — нибудь счет за пользование чужой уборной. А из Нивы выходят трое мужчин, один высокий, худой очкарик зашел в дом, а двое других прямиком в сад и сели на скамейку в трех метрах от нужника. Один из них был приземистый, светловолосый, солидный мужчина лет 55–ти с ухоженными бакенбардами и с тонкими холеными усами, другой — горбоносый, полный в милицейских брюках с кантом и милицейской рубашке без погон. Через минуту из дома вышел их третий попутчик, а за ним бородатый дедок.

— Ну что, Трифон Егорыч, выяснил, где попадья? Строго, не здороваясь, спросил холеноусый.

— Кое — что выяснил, но дела плохи.

— Говори.

— Померла она. В Святицах жила, прислуживала в тамошней церкви, а уж лет шесть как померла. Осталась у нее дочь, которая живет в ее доме, да сын. Тот живет в Горьком и в Святицы наведывается редко.

— Мне не генеалогическое древо старухи нужно, карта нужна, Егорыч, или схема! — вскочив, заорал очкарик, приведший из дому старика. — Или гони деньги обратно. За что мы платим? Уж, месяц голову всем морочишь!

— Заткнись, Александр — басом сказал усатый. Сядь и успокойся.

— Скажи, Егорыч, не разговаривал ли ты с дочерью монашенки, может быть, старушка передала ей чего перед смертью? А может сын чего знает. Не могла же старая такую тайну унести с собой в могилу. Чуть не семьдесят лет хранила и наверняка рассчитывала, что ее дочь, сын или внуки, наконец, откопают сундучок.

— Подожди, Палыч, — обратился к усатому щёголю беспогонный милиционер. — Нахрена ты меня сюда привез? Целый день катаешь, и толком ничего не сказал в чем дело? Что за тайна, что за сундучок? Может, я быстрей соображу, что надо делать? Все это милиционер произнес раздраженно. Он слегка картавил.

Слыша такое дело, мужики, — почему — то шепотом заговорщика продолжал Саня — я понял, что влипаю в какую — то серьезную тайну. И продолжил. — В общем, из получасового горячего разговора около деревенской уборной я понял немного. Но понял, что дело касается каких — то драгоценностей. Огромных богатств. В частности, понял то, что приехавшие в Красную Горку мужики горьковские, и они знают тайну о каких то драгоценностях, спрятанных местным дворянством в революционную эпоху на территории женского монастыря, что некогда стоял в лесах на берегу Керженца. Собранное с половины губернии дворянское и купеческое золото, предназначалось для поддержки Колчаковской гвардии. Но Колчак до Нижегородских лесов так и не дошел, и золото осталось в подвалах монастыря до лучших времен.

О нем знало только три человека: полковник Карпов, который привез драгоценности на подводе из Семенова, мать Александра — настоятельница монастыря, да послушница сестра Дарья, которая по частям и стаскивала все с подводы и уносила мешки в подземелья культового заведения.

Карпов предупредил настоятельницу о человеке, который должен прийти и увезти сокровища. Шли месяцы, округлявшиеся в годы, а человек все не объявлялся. Уж, давно было покончено с Колчаком, и восторжествовала Советская власть, но мать Александра продолжала ждать гонца от белогвардейского движения, и несколько раз заставляла Дарью перепрятывать сокровища, потому что по окрестным деревням уже пробежал слушок, что в монастыре хранится буржуйское золото. Разболтал об этом мальчишка — сирота из окрестной деревни, которого прикармливала мать Александра, и который видел, как что — то разгружали и переносили из телеги. Обладая природным воровским талантом, мальчишка как — то умудрился засунуть руку в один из мешков и вытянул оттуда несколько ниточек со стекляшками, которыми впоследствии и похвастался перед деревенскими сверстниками. Стекляшки у него пацаны выменяли на стреляные гильзы, и пошли тогда стекляшки гулять по деревне, пока не попались в руки знающему человеку. После этого в обитель пару раз наведывались следователи из Уездного ЧК. Они лазили по многочисленным подземельям, но сокровища так и не нашли. Приехав последний раз, чекисты увезли в милицию мать Александру, и оттуда она уже больше никогда не вернулась.