Высокие устремления - Михаил Рагимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Попрощавшись с огромным куском доходов, Кастор злобно бегал на шканцах, богохульствуя и плюясь. Остановился, сраженный внезапной догадкой.
Какой, нахрен, «Лахтак»⁈ Какой, нахрен Дирк с Людоедом⁈ Пять лет сидят в Нугре, ходят на байдарках, а тут раз, и уговорили Клаффа так рисковать собственной галерой⁈ Да ну нахер! Нихуя не убедительно!
Кастора обманули! И флаг столь большой специально вывесили, чтобы выглядело пострашнее! А на самом деле, это Кряка Крокодилья Жопа! Давно, паскудник, хотел сменить свой хольк на что-то, более пригодное для работы в Архипелаге — поразворотливее, да побыстрее. Вот и сменил, заодно, ограбив доверчивого Кастора!
«Разворачивай!» — зарычал Кастор, пнув старпома и обплевав боцмана. «Факел» развернулся и пошел назад, благо, отошли-то, на лигу с мелочью.
Но, пока развернулись, пока дошли до бухты… Пришел туман. Плотный, густой! Ножом режь, топором руби — а без толку!
Ошибившись на какую-то мелочь, «Факел» вылетел на камни у самого берега — пару кабельтовых не дотянули. Кастор приказал спасаться — не хватало еще перетопить команду!
Как оказалось, лучше бы они все утонули.
— Ждал, как обычно будет! Договоримся! Морды побьем, зарежем кого! Или, край, в железо забьют, в цепи! А то и отбиться могли! В фактории два десятка добытчиков и обслуга! А они, а они… — Кастор затрясся в ужасе от воспоминаний, снова начал расплескивать пиво, — они нас убивать начали! За волосы берут и горло режут! Копьями колют! Жабре брюхо распороли крест-накрест! Потом, гиенами травить начали! А кто в воду полез, тех стрелами, стрелами! Меня поймали, руку на колоду, — Кастор начал разматывать тряпки с культей, — и мечом меня по пальцам! Хрясь! Пальцы отлетели! Главный у них, пацан совсем! И второй! С мечом! И без ушей! Говорят, один палец тебе оставляем, чтобы смотрел на него и помнил — закон Архипелага строг! Сталью и кровью подтвержден! Еще раз поймаем, руку по локоть срубим. Или голову — как мол, повезет.
— А потом? — осторожно спросил кто-то, когда Иттирабль замолчал, вернувшись в тот час страха.
— В фактории одни стены остались! Сжечь хотели, так дождь пошел!
— А они⁈
— Они все на «Лахтака» загрузили, все, все! На воротах мелом стрелу нарисовали, наконечником вверх, и ушли.
— Так это не Кряка был⁈
— Говорю же, «Лахтак»!
«Краболовка» погрузилась в мрачное молчание. Действительно, даже Крокодилья Жопа не способен на такое изощренное коварство — замаскироваться под самого себя… Нет, в Архипелаге появился кто-то еще более жуткий! Найти бы к нему подход!..
* * *
Когда через день на стол сиятельному рыцарю легла сводка по разговорам в Любече, его лицо озарила редкая улыбка. Что ж! Южный сброд оказался удивительно полезен! Это ж надо, нагнать такого страху, и как! Зверствами тут никого особо не удивить — Север! Но вот хитростью… Это ж надо, такое придумать! Определенно, у ребят нетривиальный подход к решению поставленных задач. Поутихнет незаконная добыча. Хоть самую малость, а уже польза!
Обнаглевшего Кастора надо придушить втихомолку, пока не очухался, и не начал пакостить.
Но в любом случае, получилось хорошо. Творчески.
Глава 22
День свиней
На главной площади Любеча народу было удивительно много, для обычно тихого города. Непривычно много! Даже в Угловую Ночь, когда год сменялся новым годом, куда меньше праздного люда выплескивалось на промозглые улицы.
Обычно Сангльер старался обходить людские скопища кругом. Толпа глупа! И в ней кишат сволочи, которые так и норовят наступить на ногу или вытащить кошылек. А то и обхаркать, поделившись сифилисом.
Но довольно таки опасное поручение (и не капитана, какой, к чертям, капитан⁈) больше не лежало тяжеленным камнем на загривке, а потому хотелось странного. К примеру, побыть среди новых людей — выбить, так сказать, клин однообразия! Все же рейс длиной в полгода, с редчайшими заходами в порты — да и то, по ночам, наскоро и тихо. Мильвес, Остров, Любеч, Мюр-Лондрон, снова Остров, Любеч… А потом снова, по тем же мрашрутам…
Лицо каждого из команды вызывало желание блевать. А тут — разнообразие! И женщины красивые!
Подойдя поближе, моряк, прислушавшись, понял, что оказался на месте грядущей казни. Что ж! Не самое приятное развлечение. С другой стороны, всяко лучше, чем никакое! А с третьей, вдруг да будут наказывать какую-нибудь симпатичную прелюбодейку? Срывать одежду, хлестать кнутом, перечислять шалости… Будет о чем вспоминать холодными руками в северных морях!
Зеваки, у которых он спросил о подробностях, отмахнулись, словно и не расслышав. Решив, что обижаться, будучи в абсолютном меньшинстве, действие совершенно не разумное, и ведущее исключительно к травмам и прочим лишениям и выгоняниям, Сангльер двинулся вперед — не хотят говорить, так наступим на ногу, толкнем плечом, и сами посмотрим, пробившись к сцене!
Протолкаться в первые ряды особого труда не составило — моряк отличался изрядной наглостью и немалым весом.
Попутно он удивился забавным предпочтениям горожан — вместо привычных на югах лисичек или, на худой конец, гиен, многие из аборигенов держали на поводках молодых свинок и поросят самых разных пород. От розовых откормленых хрюшек, до заросших длинной щетиной узкомордых кабанчиков.
Хотя, если здраво рассудить, то такой питомец куда полезнее в хозяйстве! В суп лисичку сунешь только от полнейшего отчаяния, да и то, гадость получится — Сангльеру довелось опробовать, когда зимовали на вмерзшем в лед «Нарвале» у Последнего Камня.
На Севере строили без южного размаха и напрасного швыряния денег, но зато надежно. На века! Любеч исключением не стал — на лобное место определенно не пожалели серебра из городского бюджета! Выложенный из камня помост — квадрат со стороной ярдов в десять-двенадцать. По углам — могучие столбы, от которых расходились в стороны не менее могучие перекладины. За раз на виселице можно разместить человек сорок — и места всем хватит, и сооружение устоит. Брус, усиленный накладками — полосами из бронзы. Не пожадничали, не пожалели лишнего грошика! Интересно, не сувойка ли пошла в ход — очень уж цвет характерный. В Любече вполне могли на такое пойти, с этих богатеев станется!
Сангльер порадовался за герцогиню. Землячка сумела охомутать местного коронованного лошка, и теперь — если все выгорит, разумеется, приберет к рукам, оказавшееся у дурачка добро. А там, глядишь, и перепадет толика малая мастеру Кэботу, а заодно, и всей команде «Вальруса»… И ведь что занятнее всего, каждый в Бургдорне помнит, с какого дна поднялась Фикке! Не каждому туда и упасть-то получается, а она выбралась! Прокладывая дорогу руками, раздвинутыми ногами и всем прочим, чем природа щедро ее одарила.
У центральной виселицы происходило что-то странное. Пониманию Сангльера недоступное. Там, в окружении аж четверых мрачных громил с алебардами, на деревянной «кобыле» лежала свинья.
Здоровенная такая свинья! Притом, одетая, как человек — в куртке и коротких холщовых штанах. Вся в серой длиной щетине, пятачок, что твоя тарелка, хвост крючком. Связанные, вернее, даже скрученные ноги. Передние — в белых перчатках. Истошно верещала — аж уши резало!
Не успел Сангльер удивится невиданному зрелищу, как на помост выбрался явный «чинарь» в черном шаубе с меховым воротником и казенно-печальной физиономией заядлого пьяницы. Вынул из чехла сверток с приговором. Начал вещать тошнотным голосом, от которого закрывались глаза — волшебник, чтоб его!
Свинья, однако, сонному колдовству не поддалась. Всем своим нутром чуя, что дело идет, хорошо, если к колбасе, зашлась вовсе уж в страшном визге, легко перебивая нудную речь.
Сангльер мрачно сплюнул — и кто так организует дело? Нихрена же не понятно! Дикари!
— Слушай, друг, — спросил он у стоящего рядом подмастерья, — а в чем суть-то, собственно? Не разберу никак!
Местный, откусывая от круглой булочки с кунжутом и котлетой с висящими кольцами маринованного лука, и, то и дело, поглядывая на виселицу, кратко объяснил, что к чему.
Оказалось, что привязан к «кобыле» боров, а не свинья. Зовут его Уиннич. Не подмастерье — борова! Он коварно, ночною порою, прокрался сквозь незапертую дверь одного из местных борделей, и, найдя за этими самыми дверями, пьяную портовую шлюху, обглодал ей лицо. После, нагадив на грудь не менее пьяному сутенеру, гордо удалился, помахивая хвостиком.
Но власти бдят! И, по кровавым следам, Уиннич был городской стражей выслежен, задержан и доставлен в тюрьму. Где и провел полторы недели. После чего… Да ну и сам видишь!
Сангльер видел, к сожалению. Уиинчу замотали пасть, чтобы не портил торжество справедливости воплями, и начали увлеченно полосовать мясницкими ножами. Еще
