Мастерская чудес - Валери Тонг Куонг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Муж открыл дверь со злорадной улыбкой.
— Я знал, что ты вернешься, я тебя ждал, — прошипел он.
— Не советую угрожать мне, — резко оборвала его я. — Я знаю, на что ты способен. Изучила твой арсенал: дети, деньги, общественное мнение. Теперь это не подействует. Не на ту напал. Напрасно привлек «Мастерскую» к решению личных проблем. Там я действительно изменилась. Избавь меня от затяжного скандала. Давай заключим соглашение. У тебя свой интерес, у меня свой. Мы знаем некоторые секреты, вернее, я знаю твои секреты… Так что выслушай мое предложение, оно тебе понравится. Ты поселишься где-нибудь в другом месте и не станешь вмешиваться в мою жизнь. Я же обязуюсь хранить твои тайны и оставаться на бумаге твоей супругой. Я буду присутствовать на всех официальных церемониях и приемах в качестве таковой. Сыновья останутся со мной, но я не буду препятствовать вашему общению. Мы же с тобой общаться не будем вовсе. Я не потерплю никаких твоих замечаний, советов и мнений. Твоя власть надо мной осталась в прошлом, так и знай. Если ты нарушишь хоть один пункт, готовься к пренеприятным последствиям.
Дикий зверь смотрел на меня с нескрываемой ненавистью. Но я не опустила глаза, не дрогнула, не отступила. Не струсила. Он бессилен причинить мне зло, он не может наброситься. Теперь я уважала себя по-настоящему.
— Запомни: я иду на уступки лишь потому, что ты отец моих детей, — продолжала я, удивляясь своей отваге. — Не вздумай восстанавливать их против меня. Иначе поплатишься. Замечу что-то подобное, сразу же расторгну соглашение и опубликую мемуары. В качестве компенсации за моральный ущерб.
— Мариэтта, — не выдержал Шарль.
— Все, разговор окончен.
Шарль подловат, но в сообразительности и уме ему не откажешь.
— Я сниму квартиру неподалеку отсюда, так будет удобней тебе и мне, — сказал он с ледяным спокойствием.
— А пока что будешь спать на диване в гостиной, — в тон ему подхватила я. — Как ты догадываешься, ни о какой супружеской постели и речи быть не может. Пойду прогуляюсь, подышу свежим воздухом. Здесь невыносимая духота.
Я не хотела, чтобы он видел, как я плачу от радости и душевной боли. Из бара на другой стороне улицы доносилась музыка. Глоток вина, безусловно, излечит меня и согреет.
Милли
Мысли бежали по кругу, соединяя, как шестеренки в кардане, голову и сердце, живот и легкие. Мистер Майк, Жан. Та самая дорога в ад, которая вымощена благими намерениями. Ложь во спасение. Мои погибшие братья. Близнецы Мариэтты. Снова мистер Майк. Тошнота, озноб. Все рухнуло в этот немыслимый странный день. Вдох, выдох, снова вдох. Дыши ровнее и помни: на земле пока еще осталась справедливость.
В дверь постучали. Удары глухие, частые. Голос Мариэтты:
— Милли, это я!
Меня так назвали впервые после пожара. Открываю…
— Жан приходил? — спросила она, хотя могла бы не спрашивать. — Прости, пожалуйста, прости! Знаю, что поступила некрасиво. Нельзя выдавать друзей… Но он так орал, так оскорблял меня. Жестоко, грубо, несправедливо… Мне безумно захотелось отомстить, отыграться, понимаешь? Нужно было, конечно, промолчать, но что уж теперь… Пусть сам, на своей шкуре, поймет, прочувствует, что такое обман. Гляди, как всё повернулось! Но я всё расставила по местам, так и знай!
Мне трудно было воспринимать ее местами бессвязную, торопливую, сдобренную алкоголем речь. Жан на нее орал? Был груб? Я вляпалась во всё это, потому что Мариэтта в нем разочаровалась. Он, без сомнения, ее отверг. И все еще тяжелее и хуже, чем казалось вначале.
Мариэтта говорила, говорила, никак не могла остановиться. Мы сидели до полуночи, и я поняла, что довело ее до этого взрыва — год за годом ее штормило от стрессов, первая любовь закончилась абортом, а семейная жизнь более всего походила на театр, где сначала ломал комедию Шарль, а затем к нему присоединился и Жан…
Я крепко обняла Мариэтту. Не знаю уж, кто из нас кого должен был утешать. Она годилась мне в матери, но в эту ночь мы как будто поменялись ролями, и я потихоньку твердила, успокаивая ее: «Не расстраивайся, всё равно это бы долго не продлилось. Не ты, так я бы не выдержала и всё ему выложила. А муж твой просто самовлюбленный эгоист. И кем бы он себя ни считал, ты больше от него не зависишь. Больше он не сможет ничего тебе внушить. Он потерял над тобою власть! Ты победила, Мариэтта!»
Мы проговорили до рассвета об одиночестве, разочаровании, череде несчастий — обо всем, что окружало нас до встречи с Жаном. И что в итоге? Вопреки его сомнительным методам, непомерной гордыне, произволу и отчасти безумию — ведь только безумец может верить, что способен наделить счастьем всякого, к кому прикоснется, что имеет право плести чужие судьбы, только сумасшедший мнит себя равным Богу, — ну так вот, вопреки своему помешательству Жан сумел нам помочь. И мне. И Мариэтте. С очевидностью не поспоришь.
Помог не тем, что укротил Зебрански или принудил помогать Робертсона, это всего лишь частности. Он сумел добраться до нашего самосознания, расшевелить его, оживить. И хотя мы с Мариэттой попали в странную историю, ни я, ни она не хотели вернуться в прошлую жизнь.
— Как ни удивительно, но у меня нет ни злобы, ни обиды, — заключила Мариэтта, когда солнышко защекотало нас своими первыми лучами. — Я даже думаю, что он искренне хотел вернуть мне радость жизни, на самом деле верил в свое призвание спасать людей. И в моем случае преуспел даже больше, чем хотел. А вот кто меня немного заботит, так это Зебрански. Будем надеяться, его не слишком запугали. Но если взглянуть с другой стороны — опять же сплошной позитив: парень взялся за ум и, похоже, прилично окончит год. Господи, Милли! Мне кажется, я готова оправдать всех и вся! А главное, я ни о чем не жалею. Мы ведь с тобой все выяснили? И я счастлива, что я здесь, и довольна, что послала мужа куда подальше. У меня теперь новая жизнь! Кто теперь скажет, что я дура, овца или тряпка?
— Честно говоря, и мне не за что сердиться на мистера Майка. Он все подстроил, но встречу с китайцами я провела без посторонней помощи. Не виню его и за обращение с Сандрой, по сути, ну грубо пошутил, с кем не бывает, а сама Сандра та еще сучка. Скажешь, я рассуждаю предвзято? Позволяю симпатиям обманывать себя? Да нет же, говорю так, как есть. А что касается Жана, то я действительно его использовала, ну и что? Почему я теперь не могу его судить? Не уверена! Впрочем, что ни делается, все к лучшему, не понимаю только, откуда в нем столько жесткости, столько злобы. Да, у меня не было амнезии, но мне жилось так паршиво… Растерянная, подавленная, я нуждалась в чьей-то помощи, в его помощи. А он в итоге открестился от меня.
— Есть два Жана… Первый — чуткий и благородный, второй — бесчувственный психопат, теряющий разум, как только ситуация выходит из-под его контроля.
— Я потому и переживаю за него, Мариэтта. Человек не в ладу с собой и, соответственно, не может быть счастливым. Мне даже кажется, я немного ему сочувствую.
Она ласково мне улыбнулась:
— Ты быстро учишься, Милли. Иной раз прожитый год идет за два, не так ли?
Мариэтта пригласила меня пожить у нее, как только муж соберет вещички. Без денег и без работы в этой квартире я не смогу оставаться. Нужно опять искать себе какое-нибудь занятие, но как ни странно, на этот раз я не психовала. Возьму тайм-аут, немного отдохну, буду просто жить. У меня проснулся аппетит, появился вкус к жизни, о котором я давным-давно позабыла. Как любил говорить Жан, главное — это стремление. Ну что же, будем стремиться, а всё остальное приложится!
Через день Шарль уехал. Они с Мариэттой объяснили мальчикам, что отец должен всерьез заняться делами — предвыборная кампания, как обычно, подкралась незаметно.
Мариэтта приехала за мной и моими коробками, а я уже знала: это будет последнее испытание. Мне придется жить рядом с близнецами, мальчиками примерно одного возраста с моими погибшими братьями.
И еще я знала, что справлюсь. Когда Макс и Тома появились в коридоре «Мастерской», я впервые победила неоправданное чувство вины и приняла все так, как оно и было на самом деле. Пожар — случайность. Ужасная случайность.
Мальчиков не слишком огорчил отъезд отца, и мое появление в доме не напрягло. Они продолжали жить своей обычной подростковой жизнью.
А мы с Мариэттой каждый вечер после ее возвращения из коллежа наладились решать мировые проблемы. Основной темой была, конечно же, «Мастерская». Мы с удовольствием склоняли на разные лады бессердечного Жана, представляя себе ужасные последствия его методов и одновременно стараясь изобрести нечто, что положило бы конец его опасным экспериментам над людьми.
Еще вспоминали мужчин и женщин, с которыми встречались в «Мастерской», на лекциях Мариэтты, в кабинете Сильви. О жизнях, вошедших в новую колею, о лицах со следами прошлых бед и печалей. Жан летел на помощь всякому — богатому и бедному, красавчику и уродине, юнцу и старику, гею и натуралу — всем изжеванным этой жизнью, которых роднили между собой лишь проблемы и душевные раны, которые он надеялся залатать. Нас швыряло из одной крайности в другую, и мы не могли сообразить, чего все-таки больше от деятельности Жана — пользы или вреда.