Мастерская чудес - Валери Тонг Куонг

Плакался: ни мать меня не любила, ни Натали. Лебезил перед бабами, что терпели меня ради денег, мускулов, престижа. Впервые в жизни повстречал девушку, которая отнеслась ко мне по-человечески, с интересом, с участием. И ее-то кинул как последняя сука.

Я жалкий тип, брехло. Корчу из себя неведомо кого, героя, борца с системой, мечтая по-тихому обзавестись приличной работой, жильем и баблом, стать таким же, как все, законопослушным офисным планктоном. Нечего было щеки надувать, пытаться прыгнуть выше головы. Вся башка в синяках. Похвастаться нечем.

Мы ехали в «Мастерскую» молча. Каждый думал о своем. Когда остановились и вышли из тачки, Жан взял меня за плечо.

— Мистер Майк, ладно вам, не сердитесь. Просто день был тяжелый, вот я и наговорил лишнего. Каюсь, mea culpa. Готов загладить. Нервы у меня не железные, дают сбои. Думаете, мне легко? Не представляете, что значила для меня Малютка… Ладно, оставим это. Завтра наступит новый день, придут другие нуждающиеся, расскажут о своих бедах, попросят помощи. Мы же не подведем их, верно? Мы же вытащим бедолаг, позабыв о наших обидах?

У меня в голове мгновенно прояснилось. Будто солнце взошло. Карусель воспоминаний — картинки, запахи, звуки, разговоры — вдруг остановилась. Не понравился мне его ласковый голос и рука на плече.

— Насчет бедолаг не рассчитывайте больше на меня, мсье Харт. Ищите себе другого Кинг-Конга. Пусть он взвалит всю эту обузу на плечи вместо меня. Я увольняюсь.

Он убрал руку, как-то весь обмяк, скукожился, постарел.

— «Обуза» — хорошее слово, правильное. Вот он ключ, шифр от сейфа, где прячется моя тайна. Хватит охранять его, пялиться в оптический прицел, изображать безжалостного снайпера. Пора его открыть.

— Я же вижу, — кивнул я. — Вся эта тяжесть вас к земле тянет. Обуза и есть.

— Зайдите ко мне в кабинет, — пригласил Жан. — Поговорим.

Поздно вечером я забрел к Сильви на огонек. О нашем особом разговоре с Жаном ни слова. Сказал только, что работа в «Мастерской» надоела, не подходит она мне, не под нее я заточен, что бы там кому ни казалось. Она, конечно, принялась меня уговаривать, убеждать, просить. Прикидывалась железной леди, но, по сути, обычная баба. Когда вытурила Мариэтту и Зельду, радовалась как ребенок, даже и не скрывала. А как до меня очередь дошла, задумалась. Привязалась ко мне по-своему, в разумных пределах. Вздохнула тяжко, спросила, по какому адресу письма посылать. Я в ответ засмеялся.

— Что ты, лапа! Никаких писем. Я возвращаюсь в свой уютный теплый подъезд с видом на роскошную помойку супермаркета.

Сильви побледнела, схватила меня за руку.

— Нет, ты что, так нельзя! Неужели опять в бомжи подашься?

— А что мне еще делать, скажи на милость? У тебя здесь зависнуть на пару лет?

Она осеклась. Одно дело — крутить любовь, другое — взять на иждивение здоровенного вояку без перспектив. Кого это обрадует? Она права. Да я все равно бы с ней не остался. Мне тоже такая жена даром не нужна. Поняли друг друга без понтов, как всегда.

Последнюю ночь в «Мастерской» я провел без сна. Вспоминал рассказ Жана от слова до слова. Бродил возле пустой комнаты Зельды. Еще «3» с ее двери не стерли. Принюхивался, прислушивался, представлял, будто в пустом коридоре разносится ее звонкий смех. Подмечал то, что мне пригодится когда-нибудь за бухлом, если вздумается помечтать и ностальгия одолеет.

Утром сложил в сумку-мародерку два свои костюма и прочую ерунду. Воскресенье. Кругом тишина. За окном ни облачка. Хотя бы мокнуть на первых порах не придется.

Я запер комнату, бросил ключ в почтовый ящик, вышел вразвалочку из «Мастерской» и тихонько притворил за собой дверь.

Мариэтта

Я долго бродила по городу, не замечая улиц, людей, огней, машин, шума и гама. Никогда еще я не чувствовала себя такой ненужной, жалкой и одинокой. Только бы справиться с навалившейся правдой, примириться с ней, притерпеться… Хотела позвонить своей подруге детства Жюдит, но вовремя вспомнила, что она души не чает в Шарле, несмотря на все мои рассказы и жалобы. Нет, Жюдит меня не поймет, только осудит и обругает.

Шарль запросто обернет все в свою пользу. Будто бы он, желая мне помочь, благородно остался в тени. Мой бескорыстный благодетель! Никто, кроме меня, не замечал его хитрых козней, далеко идущих планов, желания подчинить всех и вся своей власти. Каждый раз последнее слово оставалось за ним. Сколько бы мы ни сражались. Сколько бы ни длилась наша холодная война. Победителем неизменно выходил он. Всегда. Даже сейчас.

Я шла и шла, вспоминая свои бессчетные поражения. Шарль молниеносно вознесся к вершине политического Олимпа и в период своего благополучия и успеха нещадно меня топтал. Но потом едва не слетел в пропасть. Его обвинили в связи с криминалом, в том, что он использовал грязные деньги, чтобы организовать свою предвыборную кампанию. Это был единственный момент, когда мы жили душа в душу. Я поддерживала его, защищала, подбадривала в минуты слабости и отчаяния, не верила гнусным слухам, забывала о том, как прежде он подавлял меня и унижал. Я выполнила свой долг: была с ним в горе, подставила плечо, помогла нести тяжкий крест. Тогда он думал, что не оправится после столь тяжелого обвинения. Плакал и говорил, что любит меня, что я одна у него осталась. «Я был к тебе несправедлив», — ясно слышу эти слова даже теперь, пятнадцать лет спустя. Они намертво врезались в мою память.

Пятнадцать лет спустя… Внезапно я остановилась, потрясенная нежданным открытием. Все ясно как день! Жан сказал: «Ради человека, который пятнадцать лет верой и правдой служил „Мастерской“». Таких совпадений не бывает. Жан не случайно возник в жизни Шарля в тот страшный год. Именно он помог ему выбраться из бездны, пересечь пустыню, избавиться от врагов.

Шарль похудел от переживаний и был похож на тень. Прежние друзья его покинули. Враги торжествовали. Но вот однажды вечером он вернулся в страшном возбуждении, его глаза сияли, щеки пылали.

— Я сумею очиститься от клеветы, — заявил он с уверенностью. — Правда восторжествует. Рано радуетесь, рано меня хороните! Я еще покажу, на что я способен. Они горько пожалеют, что изваляли меня в грязи.

Я удивилась и обрадовалась: муж готов бороться, к нему вернулись мужество и боевой задор. Я была уверена, что Шарль невиновен, хотя и знала, что он закоренелый эгоист, нарцисс, зацикленный на своей карьере. Я первая подняла бокал, празднуя его победу, когда главный свидетель обвинения неожиданно отказался от своих показаний, дело закрыли за отсутствием состава преступления, а самые злостные противники Шарля публично принесли ему извинения. Эта победа мне лично не принесла ничего хорошего. Наше краткое перемирие окончилось.

Интересно, какую роль сыграл Жан в том спектакле? Какие методы использовал? Главного свидетеля запугали как Зебрански?

Этого я никогда не узнаю. Несомненно одно: Жан в который раз наладил неисправный механизм.

Я пошла дальше, пытаясь направить в нужное русло бурный кипящий поток разрозненных мыслей. Мы с Шарлем угодили в одну и ту же ловушку, на этом сходство между нами заканчивается. Все, Мариэтта, довольно, успокойся, приди в себя!

Шарль позвал Жана на помощь ради себя, а не ради тебя. Он боялся скандала. Перед выборами ему нужна образцовая дружная семья. Ты и мальчики для него — не люди, а средство политической борьбы.

— Простите, мадам, вы не могли бы нам помочь? Мы заблудились, — раздался голос у меня за спиной.

Я обернулась. Обыкновенные туристы, папа с двумя детьми, растерянно мне улыбались, не зная, куда идти. Иностранец выбрал именно меня из всей толпы, я внушала ему доверие, он счел, что я смогу указать ему верное направление!

И тут я сбросила оцепенение, очнулась. Долгий дурной сон рассеялся. Передо мной отчетливо возникли два варианта возможного будущего: поражение или победа, подчинение или бунт, покорность спесивому Шарлю или решительный отпор. Я и для себя выберу верное направление, не сомневайтесь.

Жан вмешался не по доброй воле, он не желал мне добра, но все-таки помог. Его методы ужасны, но эффективны. Я больше не депрессивная богатая самка с экзистенциальным кризисом. Я живой человек, разумный и сильный. Хамство Жана вовсе не уничтожило меня. Оно привело меня в ярость. Я готова сразиться с Шарлем.

Муж открыл дверь со злорадной улыбкой.

— Я знал, что ты вернешься, я тебя ждал, — прошипел он.

— Не советую угрожать мне, — резко оборвала его я. — Я знаю, на что ты способен. Изучила твой арсенал: дети, деньги, общественное мнение. Теперь это не подействует. Не на ту напал. Напрасно привлек «Мастерскую» к решению личных проблем. Там я действительно изменилась. Избавь меня от затяжного скандала. Давай заключим соглашение. У тебя свой интерес, у меня свой. Мы знаем некоторые секреты, вернее, я знаю твои секреты… Так что выслушай мое предложение, оно тебе понравится. Ты поселишься где-нибудь в другом месте и не станешь вмешиваться в мою жизнь. Я же обязуюсь хранить твои тайны и оставаться на бумаге твоей супругой. Я буду присутствовать на всех официальных церемониях и приемах в качестве таковой. Сыновья останутся со мной, но я не буду препятствовать вашему общению. Мы же с тобой общаться не будем вовсе. Я не потерплю никаких твоих замечаний, советов и мнений. Твоя власть надо мной осталась в прошлом, так и знай. Если ты нарушишь хоть один пункт, готовься к пренеприятным последствиям.