Отряд под землей и под облаками - Мато Ловрак

— Садись, — сказал он. — В ногах правды нет!

Тяжело вздохнув, Нейче сел. Вид у него был совершенно убитый.

— А там бьют?

— Где?

— В полиции.

— Бьют, — ответил Павлек спокойно и уверенно, словно в этом было что-то утешительное. — Всегда бьют. Да еще как! Если отказываешься говорить, молотят точно сноп; если заговоришь, еще больше достается.

— Почему больше?

— Потому что не верят, что ты все сказал. Думают, начал петь, пой уж до конца. Мне один парень из нашего села рассказывал, он сидел в тюрьме… Но ты не бойся, нас не будут бить.

— Почему?

Павлек тихонько засмеялся:

— А они нас не найдут!

Наступила ночь. Смолкли все звуки, лишь монотонно шумела река. Сквозь ветви виднелась узкая полоса темного неба с мерцающими звездами. В чаще вдруг пронзительно крикнула птица, разнеслось торжественное уханье совы, и снова все стихло.

Нейче била дрожь.

— Страшно? — спросил Павлек.

— Немного. А тебе?

— Нисколечко!

На самом деле Павлеком тоже постепенно овладевал страх.

— Куда мы пойдем? — спросил Нейче.

— Во всяком случае не в город, — ответил Павлек. — И не домой. И там и там нас будут искать. Раз — и взяли! В горы подадимся, думаю, а там махнем через границу.

— И я?

— А ты что, хочешь попасть им в руки?

Наступила тишина. Потом вдруг в кустах раздался какой-то шорох и треск. Мальчики подняли головы и насторожились. Павлек схватился за револьвер. Но все снова стихло, только легкий ветерок шевелил кусты. Может быть, это камень оторвался от скалы и скатился вниз…

Нейче подтянул колени к самой груди, обхватил их руками и уткнулся в них подбородком. Сердце его сжималось от страха и неизвестности. Страх пересилил жажду приключений. Мальчик почувствовал голод и сразу вспомнил про тетю.

— Тетка будет искать! — вздохнул он горестно.

На душе у Павлека тоже было не легко. Его раздражали плаксивость и малодушие Нейче. Не хватало еще и Павлеку распустить нюни, тогда уже они влипнут по-настоящему.

— Пусть ищет! — в сердцах ответил он. — Пусть лучше ищет тетка, чем найдет Паппагалло.

Ветви зашумели сильнее. Повеяло холодом. Нейче передернуло.

— Костер бы зажечь, — сказал он.

— Спичек нет, — шепнул Павлек из темноты. — А если бы и были, хочешь, чтоб нас огонь выдал? Да? Ложись, свернись клубком, вот и не будет так холодно. И давай потише, а то мы что-то чересчур разболтались. Ночью все слышно.

Нейче покорно лег и затаил дыхание. Теперь он боялся и Павлека. Ему показалось, что тихо щелкнул затвор револьвера.

Павлек тоже улегся, плотно запахнувшись в пиджачок и подложив руки под голову. Мысленно он был сейчас с Тонином и Ерко. «Как они? — грустно думал он о товарищах. — Арестовали ли Филиппа?» Ему стало стыдно, что он не сразу вспомнил о нем… Подбиралась дремота, все тише шумела река. Крепкий сон сморил его, он задышал громко и равномерно.

13

Тетушка Ну́та в тот день вернулась домой поздно. Приготовила ужин, а Нейче нет как нет. Вот поганец, опять где-то шляется! С каждой минутой росла лавина слов, которые она готовилась обрушить ему на голову.

Но ужин уже перестаивал, дожидаясь Нейче. Нута все время прислушивалась, не раздастся ли топот ног племянника по лестнице. Три раза отпирала дверь и выглядывала во двор. Никого! Как в воду канул!

Она не на шутку рассердилась. Много раз она грозилась избить племянника, но до сих пор никогда этого не делала. Теперь, кажется, она ему задаст трепку, появись он только в дверях. И брату напишет, пусть забирает его домой или ищет ему новую хозяйку. Она не собирается на него жизнь класть.

Но когда наступил поздний вечер и стало совсем темно, злость ее улетучилась. Она встревожилась. Все-таки такого еще никогда не случалось! Нейче был порядочный трусишка и не осмелился бы заявиться так поздно. Может, несчастье какое?

И стоило ей подумать об этом, как она уже не сомневалась в том, что с Нейче стряслась беда. Наверное, попал под машину! Это показалось самым вероятным. Он вечно ходит посередине улицы, словно вчера только из деревни приехал. Подобрали его, бедняжечку, залитого кровью, и отвезли в больницу. А может, он уже мертвый и лежит в покойницкой, и ни одна душа не знает, откуда он, несчастный, и как его имя…

Все это она представила себе так живо, что у нее закололо сердце. Она оделась, чтоб идти его искать, не было сил сидеть и ждать неизвестно чего. Слезы закапали из ее глаз…

Вот беда! Каждый день она на него кричала, но при этом по-своему любила. Совсем еще молоденькой девушкой она приехала в город, служила у разных господ, потом вышла замуж. Муж ее был добряк, которого несправедливо было бы назвать запойным пьяницей, однако трезвым его видели редко… Чтобы как-то свести концы с концами, Нута торговала фруктами и овощами. Она пошла навстречу брату и взяла в нахлебники Нейче. Прежде она все вечера проводила в одиночестве — своих детей у нее не было, — и присутствие мальчика скрашивало ее жизнь. Постоянная воркотня была скорее выражением ее любви, чем злобности характера…

Вдруг Нута услышала шаги. Она кинулась к двери, открыла. Но это был весело улыбающийся муж. Он изумился, что жена еще не спит. Ведь было уже за полночь.

— Парня нет дома, — сказала она.

— Ай-ай-ай! Что ты говоришь?

— Боюсь, не случилось ли чего…

— Да ну, что с ним может случиться! А боишься, пойди спроси в полицию.

Нута и сама уже подумывала об этом, хотя идти туда ей не хотелось. Но стрелки часов беспощадно продвигались вперед; заснуть она не могла и после долгих колебаний все-таки решила обратиться в полицию. Она оделась, накинула на плечи шерстяную шаль и вышла на улицу.

Шла она быстро, непрестанно оглядываясь вокруг в надежде увидеть Нейче и кинуться ему навстречу. Но Нейче нигде не было видно. По пустым улицам лишь изредка брели пьяницы, возвращавшиеся домой. Постовой неторопливым шагом мерил брусчатку мостовой.

Двустворчатые двери полицейского участка были не заперты. В щель пробивался свет из передней, где под потолком горела лампа.

— В чем дело? — неприязненно спросил ее дежурный полицейский.

Нута была так растеряна, что не обратила внимания на тихое всхлипывание за дверью справа, словно там кто-то плакал, стискивая зубы от невыносимой боли. Запинаясь, она рассказала, зачем пришла.

— Минутку, — сказал агент, постучал в соседнюю дверь и вошел туда.

Нута плотнее запахнулась в шаль. Ее знобило от дурных предчувствий. Прислушалась. Плач за дверью прекратился, послышались резкие слова. Потом где-то открылась и снова закрылась дверь. Дежурный вышел в приемную.

— Войдите, сударыня! — пригласил он ее.

Она вошла в комнату направо. За столом, с трудом втиснувшись в кресло, сидел Паппагалло. Вид у него был мрачный, глаза сонные. Бастон стоял, прислонившись спиной к стене; камышовый прут, который он до этого держал в руке, он бросил на стол.

— В чем дело? — спросил Паппагалло. — Что случилось? Отвечайте быстро и коротко!

Нута одним духом повторила то, что говорила дежурному.

В мгновение ока Паппагалло преобразился, теперь он был сама любезность.

— В третьем классе, говорите?

— Да, сударь. Я боюсь…

— Бояться нет никаких оснований! — сыпал словами Паппагалло. — С ним ничего не случилось. Мы найдем его. Скажите, сударыня, к нему приходили его школьные товарищи?

— Редко. Двое или трое.

— Кто же это?

— Один маленький в очках, а другой — высокий, вихрастый такой. Этих я лучше всего запомнила…

— А как их зовут, не знаете?

— Ох, сударь, не знаю. Если б я могла думать, что это… Я как-то не поинтересовалась. По виду такие приличные мальчики.

— Да, да, приличные, — ироническим тоном подхватил Паппагалло. — Я их уже знаю. И какие они приличные — тоже.

Он мигнул агенту. Бастон вышел и через минуту вернулся, впихнув в комнату Ерко.

Мальчик был белый как полотно и казался еще более худым, чем раньше. Левое стекло в очках было разбито, под левым глазом синяк, губы распухли. Он поднял испуганные глаза на Нуту.

— Этот? — спросил Паппагалло.

Нута, пораженная видом мальчика, не услышала вопроса.

— Этот мальчишка приходил к вашему племяннику? — резко повторил Паппагалло свой вопрос.

— Да, — ответила она. — Но что он сделал?

Ей не ответили. Бастон увел Ерко.

У Нуты испуганно забегали глаза. Ей вспомнился плач, который она недавно слышала из-за стены. Она ничего не могла понять, но чувствовала, что невольно допустила какую-то оплошность.

— Ой, — всхлипнула она и всплеснула руками, — ведь Нейче не сделал ничего плохого!

— Увидим, — холодно сказал Паппагалло, встал и надел котелок. — Пойдемте. Покажите мне его вещи. И успокойтесь, пожалуйста. У кого совесть чиста, тому нечего бояться.