Колодцы предков (вариант перевода Аванта+) - Иоанна Хмелевская

— Над чем думать-то? — кипятилась Тереса. — Два колодца уже разрыли. Может, еще третий есть, тот самый, с начинкой?

Пожав плечами, Люцина отобрала у Михала свою спицу и воткнула ее обратно в клубок шерсти. Марек задумчиво смотрел в окно.

— На конверте адресата не было, — медленно произнес он. — Может, письмо предназначалось кому другому?

— А отцу отдано только на хранение? — оживился Франек. — И проклятый колодец совсем в другом месте?

— У покойного Менюшки, — ехидно предположила Тереса.

— Да ведь в здешнем костеле освятили сундук, — наполнила я.

Михал опять уткнулся в бумагу:

— Антонию Влукневскому, сыну Франтишека, — в полном отчаянии прочитал он. — Вот, как штык написано, в самом верху!

— Что ж, — вздохнул Марек, — вернемся опять к старым, испытанным методам. Пан Франтишек, расскажите, как раньше тут все выглядело.

— Да никак не выглядело, все было так же, как сейчас, — тоже в полной отчаянии сказал Франек. — Разве что мы жили еще в старом доме…

— Да что вы его расспрашиваете! — вмешалась мамуля. — Вы меня спросите, мне лучше знать! Я приезжала сюда, когда его еще на свете не было. Их дом был в овине, а тут, где вол сейчас сидим, росли кусты смородины. Как сейчас помню. А все остальное действительно было таким же, как и теперь.

— Все так прекрасно помнишь, а где был колодец — не знаешь? — упрекнула я мамулю.

Мамуля открыла было рот, чтобы, как всегда, дать достойный отпор, но ничего не произнесла, так и замерев с раскрытым ртом.

— Ив самом деле, насчет колодцев Франека мордовала! — упрекнула старшую сестру Тереса. Средняя тоже тут же подключилась:

— Где же твоя хваленая память? Колодцев не могла запомнить!

Мамуля очнулась и ринулась в бой:

— А вот и нет, все прекрасно помню. А там, где мы копали, никакого колодца и не было! Колодец был под деревом, я сама из него воду брала!

— Под каким деревом? — недоверчиво переспросил Франек.

— Под дубом! Ну конечно, не под самим дубом, но близко от него. И даже недалеко от того, что мы раскопали, но к дубу поближе. Как же я забыла о нем!

Взрыв эмоций, последовавший за этим заявлением, вселил опасения, что сейчас младшие сестры задушат старшую, а племянник им поможет. Впрочем, дамы ограничились кое-какими словами. Михал, культурный молодой человек, никаких слов не произносил, подавив свои эмоции. Когда все немного поостыли, он спросил:

— А когда это было? И пани уверена, что тот колодец был самым старым?

— Вовсе нет, самый старый мы как раз и раскопали. Он уже тогда был старым и наполовину засыпанным, когда из того, под дубом, еще брали воду. Хотя и он не был таким уж новым. Помню, дядя даже говорил, что не мешает вырыть новый колодец, потому как в этом вода стала с каким-то привкусом железа…

Михал Ольшевский вскочил со стула и тут же бессильно опять опустился на него. Заикаясь, он произнес:

— Же., же… железа? Сундук был окован железом! В воде железо ржавеет… Где., где… это место?

— Я же говорю — под дубом!

— Езус-Мария, никак третий колодец! — в один голос простонали Люцина с Тересой. И долго еще слышались причитания Тересы:

— Что же это такое? Неужели весь свет усеян колодцами наших предков? Неужели до конца дней своих мне суждено их раскапывать? Не нужны мне эти триста жемчужин! К черту семисвечник!

Поиски третьего колодца заняли всего несколько часов. Начали с дуба. Одинокий, старый и могучий, он рос на краю Франекова поля, метрах в сорока от развалин. Верхний, выступающий над землей, каменный круг колодезной кладки даже неплохо сохранился, только отыскать его в густой траве было не легким делом. Какое счастье, что горы породы, добытой из предыдущего колодца, мы переносили в другое место!

Руководство новыми земляными работами Марек взял на себя. Не считаясь с протестами мамули и Михала, он распорядился эти работы отложить, а всех нас выгнал на полевые. Втянутый в колодезную эпопею, Франек совершенно забросил все неотложные дела по хозяйству. Марек решительно заявил: сначала покончим с жатвой, а потом возьмемся за поиски клада, причем разроем колодец в один присест, не оставляя злоумышленнику никакой возможности для подрывной деятельности.

Обрадованной Франек уже на рассвете выехал в поле на двух машинах, бабы вязали хлеб в снопы, тетя Ядя, отрываясь от сельхозработ, время от времени щелкала живописные кадры, а меня делегировали в Варшаву, чтобы в фотомастерской проявить пленку с отпечатками подошв злоумышленника. Делать это в близлежащем городке не следовало, чтобы не разошлись по округе слдаи о наших колодцах. Реклама нам была не нужна.

Моему приезду в Варшаву очень обрадовался отец, у которого как раз начинался отпуск.

— Я собирался ехать в Волю завтра, — сказал он, — но раз ты подвернулась, поеду с тобой сегодня же. Через полчаса я буду готов.

Обратный путь я проделала вместе с отцом, выкричав ему по дороге все новости. Это причиняло мне некоторые неудобства, поскольку отец сидел на заднем сиденьи, и кричать мне приходилось назад, а это непросто, когда ведешь машину. На переднем сиденьи отец ни за что не соглашался ехать после того, как лет тридцать назад угодил в автокатастрофу. Не знаю, все ли он расслышал, но, во всяком случае, расспрашивал меня с большим интересом. Я старалась возможно полнее удовлетворить его любопытство, понимая, что на месте уже не смогу сделать этого, ибо кричать на всю округу о наших тайнах было нежелательно. Глуховатый отец постоянно снимал очки, в которые был вмонтирован слуховой аппарат, и совсем уж ничего не слышал. А очки он почему-то не любил. Вот и пришлось орать всю дорогу. Эх, напрасно трудилась, как показали дальнейшие события.

В Волю мы приехали к вечеру. На следующий день, с раннего утра, все опять отправились в поле, а отец удить рыбу. Мечтой о рыбалке он жил с Нового года, и не было силы, которая бы заставила бы его отказаться от своей мечты. Мы и не пытались отговорить, а Люцина, большая любительница рыбы, и вовсе поддерживала отца в его намерении.

Марек правильно сделал, что загнал всех на жатву. Медлить больше было никак нельзя — овес уже осыпался, а тут на подходе была и пшеница. Вся деревня управилась с жатвой, лишь поля Франека стояли нетронутые, такой позор деревне! А тут еще по телевизору изо дня в день передавали самые радужные прогнозы о прекрасной погоде, которая простоит еще долго — верный признак того, что вот-вот пойдут дожди. Так что следовало спешить, вот мы и работали не покладая рук. Подстегивали наш трудовой энтузиазм мысли о колодце, где непременно спрятаны сокровища — должны же они, в самом деле, где-то оказаться!

Вечером мы вернулись с полевых работ совсем без сил, грязные, запыленные, все в сорняках. Не до колодца нам было, и лишь один энтузиаст Михал сбегал его проведать. Вернулся он с ужасной вестью:

— Слушайте! Он раскопал колодец! Тот самый, под дубом! Почти до половины дорылся! — зловещим шепотом сообщил он.

Позабыв об усталости, кинулись мы к колодцу. Марек с Казиком, не прикрутив кран во дворе и не тратя времени на вытиранье, мчались сразу же за Михалом, который, сообщив ужасную весть, помчался обратно к колодцу, за ними устремились мы с Тересой, так и не собрав друг с дружки всех репьев, за нами — мамуля с огромным кухонным ножом в руке, которым нарезала к ужину грудинку. Последним бежал отец, громогласно допытываясь, что случилось, ибо зловещего шепота Михала не расслышал.

Добежав до колодца, мы, потрясенные, остановились на краю большой ямы глубиной метра полтора. Рядом возвышался внушительный холм из вынутых камней и земли. В яму вела лесенка, а на верхнем кольце колодца лежала плетеная корзина с привязанной за ручку веревкой.

— Ну, знаете! — возмутилась Тереса. — Каков наглец, даже не скрывается, действует в открытую!

Франек тоже возмутился:

— Глядите-ка! Наша стремянка! И корзинка наша!

— Да как же он узнал, в каком месте следует копать?

— ломала голову Люцина.

— Не поверю, чтобы наш убийца оказался таким дураком — стал копать средь бела дня! — говорила я.

— Но часть работы он как-никак за нас сделал? — как всегда попыталась утихомирить нас тетя Ядя.

— Еще как сделал! — не скрывая радости подтвердил Казик.

— В чем дело? — послышался робкий голос отца. — Больше я не успел, но завтра еще поработаю.

Воцарилось молчание, все уставились на отца, не веря своим ушам. А отец заглянул в колодец и сказал, извиняясь:

— Ведь чем глубже копать, тем труднее. За день не управлюсь, но послезавтра закончу обязательно.

— Нет, не могу больше! — слабым голосом произнесла мамуля. — Пусть кто-нибудь спросит у этого олуха, не ослышалась ли я.

Конспирацию соблюдать больше не имело смысла, и я гаркнула во всю мощь:

— Тато!!! Это ты копал?