Былое и думы собаки Диты - Людмила Раскина

И тут приехал Тарь. Он позвал нас в Пушкино ночевать. Мы сразу согласились, тем более Аня уже приготовила нам ужин.

Будни великих строек

Весь май мы ездили по выходным на дачу и подготовили все к переезду Ба, но сначала Ма и Рыжуша отправились на три дня на экскурсию в Кострому. Экскурсия была от работы Ма, и они такой случай упустить, конечно, не могли.

Ну что за радость — уезжать из дома? А их хлебом не корми, только дай поглядеть на другие места и послушать, что там было, может, тыщу лет назад!

По такому случаю я была очень расстроена и возбуждена.

Уезжали они в будний день утром, когда Па уже ушел на работу. Ма с Рыжушей собрали свои сумки, мы все присели «на дорожку», Ба сказала традиционное: «Ни пуха, ни пера!», они ответили обычное: «К черту!», расцеловались с Ба, я тоже их облизала, и они отправились.

Ба пошла на балкон помахать им, а меня не пустила. Оставила в комнате: она боялась, что я на балконе устрою истерику или, чего доброго, спрыгну вниз. Это она наслушалась у соседки историй про одну овчарку, которая прыгнула с балкона и разбилась, потому что хозяин (он шел с работы) свистнул ей снизу — большого ума, видно, был человек!

Но я же не овчарка, чтобы прыгать сломя голову с пятого этажа! Истерика — это да! Это возможно! Нормальная здоровая реакция на отъезд близких! Но Ба этого понять не может.

Короче говоря, Ба вышла на балкон и заперла за собой дверь на крючок, который Па приделал с той стороны, с балкона, как раз для таких случаев — чтоб меня из комнаты не выпускать. Конечно, это только еще больше меня расстроило, и я начала колотиться в дверь.

Нужно сказать, что у двери на балкон изнутри, из комнаты, есть три ручки — сверху, снизу и посредине. Это и ручки, и одновременно замки: если их вниз повернуть, они дверь запирают. Обычно мы пользуемся только средней ручкой, а остальными, только когда надолго уезжаем или зимой, чтоб не дуло.

И вот надо же такому случиться! Когда я начала наскакивать и скрестись в дверь, я нечаянно повернула вниз нижнюю ручку.

Ба помахала Ма и Рыжуше, поглядела им вслед, пока они не зашли за угол, вздохнула, повернулась к двери и сняла крючок.

А дверь не открывается…

Бедная Ба! Пока она осознала весь ужас случившегося, мы с ней еще несколько минут бились в дверь с разных сторон. Потом Ба затихла — положение ужасное! Кого-нибудь с балкона звать бесполезно — входная дверь в квартиру заперта на ключ. Па придет с работы поздно. Ба даже присесть не на что, да и холодно еще на улице — она только на минутку вышла.

И тут Ба увидела, что оконная форточка рядом с дверью открыта. Отчаяние придало Ба силы, и наша Ба, которая и по прямой дорожке еле ходит, а когда по лестнице поднимается, чуть не обеими руками за перила держится, каким-то чудом влезла на подоконник и попыталась через форточку открыть изнутри хотя бы окно.

Но ничего не получилось — окно тоже на замки заперто, а руки у Ба короткие.

К счастью, у Па на балконе хранятся всякие деревяшки и железки, и Ба тоже не лыком шита — разыскала какую-то кривую палку и опять залезла на подоконник. Она начала через форточку этой палкой шуровать внизу у балконной двери — старалась поддеть и повернуть ручку, а мне все время кричала:

— Уйди, холера!

Но не могла же я бросить Ба на произвол судьбы. Я со своей стороны тоже трудилась, как могла, но почему-то так получалось, что, как только Ба удавалось подцепить и поднять ручку, я тут же на нее наступала лапой и снова опускала.

Наконец Ба успела вовремя толкнуть дверь, и она открылась. Ба медленно-медленно вошла в комнату, прошла в ванную, умылась — все же она как будто с улицы пришла, — накапала себе валокордину и легла на свою постель. И все это не глядя на меня.

Я, как почуяла валокордин, так сразу поняла, что дело плохо, и тоже пошла и легла на свое место. И все думала, думала: как это все так нехорошо вышло? Ведь я ручку повернула нечаянно! И потом очень старалась помочь Ба.

Вечером позвонила Ма. Я насторожилась, но Ба меня не выдала. Она сказала, что у нас все в порядке, и даже голос такой веселенький сделала. Все-таки Ба меня любит. Я замахала хвостом, а Ба положила трубку и наконец впервые за весь вечер на меня взглянула:

— Ну что, холера? — но уже совсем не сердито.

Когда наши путешественники вернулись, нужно было срочно переезжать, потому что Па заказал грузовую машину и грузчиков. Машина забрала всю подготовленную Па мебель и еще заехала в пару мест, где родственники и знакомые тоже отдавали нам что-то ненужное. Во избежание возможных осложнений меня с Ба на дачу отвез Тарь.

Все это лето прошло в строительных работах, и мы все стали немножко строителями: Рыжуша проолифила все деревянные стены, Ма подмешивала ей в олифу чуть-чуть желтой и красной краски, доски впитывали олифу и начинали светиться изнутри теплым солнечным светом. Узор дерева проступал на этом фоне резче и отчетливее. Ма говорила, что она могла бы бесконечно рассматривать эти узоры, но «труба все время зовет» на работу.

Па покрасил дом снаружи в ярко-желтый цвет, а оконные рамы и входную дверь сделал белыми. Дача получилась как игрушка, нарядная и какая-то приветливая, ласковая. Взглянешь, и так и хочется в нее зайти — пожить немножко.

Ма сшила на террасу тюлевые занавеси от потолка до пола и покрасила их желтой рижской краской «Фантазия», и терраса стала еще краше: обитая светло-зеленой плахтой мебель, солнечные стены, пронизанные солнечными лучами занавески, а посредине, под деревянной люстрой, — большой круглый дедовский стол под желтой скатертью, и на нем всегда кувшин с букетом цветов.

Цветы в старых глиняных кринках Ма расставляет по всему дому, даже на лестнице на «верх», благо цветов у нас предостаточно. Правда, не тех, которые Ма сажала, холила и лелеяла, — пионы, японские гладиолусы и т. д. Этих наперечет — на букеты идут цветы имени Наташи Сандомирской.

Наташа Сандомирская — подруга Ма, они вместе работают. У нее дача уже давно, и она принесла Ма для разведения красоты на участке какие-то желтые хвостики и мелкие синенькие ромашки. Доверчивая Ма их посадила вдоль дорожки, и из них вылезли здоровенные кусты, которые ведут себя как самые настоящие бандиты: они расползаются по всему участку, забивают все другие цветочные посадки и даже вылезают за калитку. Ма с ними борется не на жизнь, а на смерть, и итоги этих сражений красуются по всему дому в виде букетов. Ма говорит, что «в интерьере они очень хороши».

Однажды к нам на дачу заехал знакомый, который долго жил за границей, и Ма пожаловалась ему на Наташу Сандомирскую, а он неожиданно сказал, что как раз этими «желтыми хвостами» там, за рубежом, часто украшают самые изысканные букеты, а синенькие мелкие ромашки тоже продаются в цветочных магазинах и стоят очень недешево, и их часто используют даже в свадебных букетах.

После этого Ма не только утешилась, но и начала хвастаться своими насаждениями, тем более что у нее все равно ничего, кроме этих сорняков, не вырастает. Но Наташу Сандомирскую по-прежнему попрекает при каждом удобном случае.

Во владениях Ба на «старой» половине образовалась совсем другая обстановка. Там в «светлице» и «темнице» оклеили стены миленькими обоями, Ма с Рыжушей острыми стеклышками, ножами, шкуркой отодрали и заново покрыли лаком старенький буфетик, и он ласково принял на свои полки дедовскую посуду. На окно Ма сшила «романтические» занавески «под старину» (из журнала «Наука и жизнь»), а Ба застелила все что можно салфетками и салфеточками, вышитыми «ришелье». И каждый, кто открывал дверь и переступал порог с огромной, с высоким потолком, террасы на половину Ба, попадал в теплый уютный мирок «старосветских помещиков» (Ма) — с низкими потолками, портретами в тяжелых рамах на стенках, множеством разноцветных подушечек на диване, с графинчиками и рюмочками из тусклого стекла, позвякивающими в буфете, и всепроникающим призывным ароматом сладкого печенья с корицей.

Кухня у нас тоже деревянная, пристроенная, а одна стенка осталась от «старого» дома. Ма ее побелила и даже попыталась сделать вид, как будто это бок расписной украинской печки, — все по тому же журналу «Наука и жизнь», раздел «Маленькие хитрости». Она взяла небольшой кочан капусты, разрезала его пополам и стала обмакивать его в красную краску и шлепать им по беленой стенке — должны были получиться красные розы. Но то ли краска была жидковата, то ли Ма не очень сноровиста, то ли вообще в этих «Маленьких хитростях» самую главную хитрость упомянуть забыли, но краска потекла, и кляксы на стенке даже отдаленно не походили на розы.

Пришлось Ма делать другой вид — где-то мазнула желтым, чуть-чуть добавила зеленого и заявила, что это — «абстрактная настенная живопись», «пестрое пятно» в кухонном интерьере.