Былое и думы собаки Диты - Людмила Раскина

Я всегда заранее чувствую, что намечается поездка на дачу, и сразу начинаю волноваться: возьмут — не возьмут. Я принимаюсь метаться по квартире, сшибая уже готовые сумки, Ма и Ба на меня кричат, но это они зря — только суматохи добавляют.

В этот раз Ма велела Рыжуше взять меня на поводок, идти к трамвайной остановке и там ждать их с Па, чтобы она спокойно могла все уложить. Я с полной готовностью сбегаю с Рыжушей вниз по лестнице и останавливаюсь: а где остальные?

Рыжуша меня и тянет, и уговаривает, но тут я кремень! Только вместе!

Ма видит это с балкона и кричит Рыжуше:

— Ну как так? Неужели ты не можешь заставить Диту идти с тобой?

— Не могу! Иди сама попробуй! — обижается Рыжуша.

Ма задета за живое и тоже сбегает вниз и тоже хватает поводок — ну и что? А ничего! Незачем было зря с пятого этажа бегать! Сама убедилась! Меня невозможно сдвинуть с места — ведь дома еще остался Па.

И главное, чему удивляться? Если б я видела, что только Ма с Рыжушей собираются на дачу, я бы с ними пошла, но ведь я же знаю, знаю — Па тоже едет, значит, нужно всем вместе собраться! Иначе я не согласна!

Ма вздыхает и возвращается домой, а Па, который наблюдал эту «катавасию» с балкона, улыбается: по-моему, ему нравится, что я умею настоять на своем.

Наконец все в сборе и мы трогаемся в путь. И тут выясняется, что у одной из сумок — зеленой — колеса визжат так, будто сразу трем кошкам хвосты прищемили — все прохожие оборачиваются. У Ма лицо каменеет:

— Проверить надо было! Выскакиваем, как погорельцы какие-то! Схватили сумки и бежать!

Хорошо, что до трамвая недалеко, а потом за суматохой посадки в трамвай, затем в троллейбус, затем в электричку визг нашей сумки как-то теряется в этой кутерьме — люди в толпе тоже не соловьями поют.

Ну, все! Мы в вагоне, можно немного передохнуть, тем более что у меня-то всегда есть где посидеть, даже полежать, — под лавкой. У Ма лицо разглаживается, особенно когда Па достает из кармана по шоколадному батончику — им с Рыжушей.

Зато когда мы высаживаемся на нашей станции, зеленая сумка пускается во все тяжкие — визжит, скрипит, да еще и с переливами, потому что дорога неровная.

Но здесь уже неважно, здесь свой брат — дачники, они понимают — у всех такое случается.

Мы шагаем в одном строю с целым отрядом дачников, которые сошли с электрички вместе с нами. Торчат над плечами завернутые в пестрые платочки лопаты, все спешат.

Над нами синее-синее небо, березы еще не распустились, а воздух такой, что я натягиваю поводок и иду самой танцующей из своих походок. На перекрестке — большой плакат: нарисованный Ленин показывает рукой налево. Сверху написано: «Правильной дорогой идете, товарищи!».

Мы поворачиваем налево. Как только мы выходим к пруду, Ма и Рыжуша ахают: деревья еще совсем прозрачные, и наша дача возвышается во всей красе — высокая, двухэтажная, с двускатной крышей.

Мы все ускоряем шаг, почти бежим, Па гремит ключами у калитки, и мы входим.

Старого дома с серыми шлакобетонными стенами совсем не видно, он скрыт спереди пристроенной к нему широкой застекленной террасой, а сверху — вторым этажом с глубокой лоджией под высокой крышей. Дача еще не покрашена и сияет чистыми свежеоструганными досками.

Настоявшись и налюбовавшись, мы продвигаемся к дому.

Участок справа от дорожки еще местами залит талой водой. На пригорке под березой, еще почти в снегу, вылезли чудные синие и розовые крокусы. Слева земля повыше, и наши аккуратные, с дощатыми стенками грядки стоят уже сухие.

Ма уже вся извертелась, чуть шею не свернула — все ей надо сразу увидеть. Пришлось мне ее обогнать и первой взбежать на крыльцо.

Крыльцо высокое, на столбах — «царское!» хорошо будет под ним понежиться в жаркий день — огорожено стеночкой с широкими перилами, сверху собственная крыша, а внутри даже лавочка сбоку от входной двери есть. Про лавочку эту Па хорошо догадался: это он для Ба расстарался — она потом всегда любила вечерами на ней сидеть. Закутается в свое серое пальто (Ба у нас боится сырости) и отдыхает, а я у ее ног.

Или когда тихий теплый дождик идет, тоже хорошо. Да всегда хорошо! Ба там как на капитанском мостике, оттуда все видно.

Ну, это все будет потом, а пока мы открываем дверь на террасу, и у нас захватывает дух: такая она просторная, высокая, светлая, деревянная, с двух сторон сплошь окна до потолка, а задняя стенка — стена старого дома — тоже обшита досками. Па специально для нее доски с особенным, выделяющимся узором подобрал, и здесь прорублена дверь на нашу половину старого дома, который Па с Тарем вдоль пополам разделили.

На правой стороне террасы лестница на второй этаж, красивая, двухмаршевая, тоже с широкими перилами.

Слева от лестницы комнатка, хорошенькая такая — это спальня для Ма и Па. Там уже стоят две кровати — старые дедовские. Кровать Па как раз под лестницей встала, под вторым маршем. Ма говорит, что так очень уютно — потолок с уступами, как в болгарском журнале «Наш дом». Но себе кровать все-(таки не под лестницей выбрала.

С другой стороны, от лестницы справа, еще кусочек террасы остался — получилась комнатка без дверей, только стенкой от террасы отгороженная, хозяйственного назначения, но такие хозяйственные комнатки обычно темные, а у нас — окна до потолка. Ма сначала хотела, чтоб там вторая кухонька была, и поставила там плиту, раковину и под лестницей большой дедовский холодильник, который испортился и работал только в режиме морозильника — очень удобно для дачи. Но потом там еще встал маленький столик с табуреткой и креслом около него в углу, и Ма устроилась там вести свои сельскохозяйственные записи, книжки про сад-огород разложила, журналы «Приусадебное хозяйство», и эта комнатка стала называться «кабинет».

Осторожно, нам еще в новинку, поднимаемся на «верх» — на второй этаж. Посредине лестницы, там, где она поворачивается, маленькая площадка с окошком на улицу — это мой «капитанский мостик» будет.

На «верху» поселится Рыжуша. Красота неописуемая! Кругом дерево и запах от свежеоструганных досок — голова кружится! Окно во всю стену и дверь стеклянная на лоджию. Там, на лоджии, под окном диванчик небольшой уместился, а березы высокие совсем рядом ветками машут. Рыжуша на диванчик легла, примерилась да как вскрикнет:

— Ой, я здесь как будто на березе лежу, даже покачиваюсь от ветерка! Уходить не хочется.

В общем, мы осмотрели новую, построенную часть дачи, а в старую, каменную ведет дверь с террасы. Там образовались две смежные комнатки и кухня, в которой есть еще один — отдельный — выход на улицу: «черное крыльцо».

Средняя комнатка, конечно, темновата, днем она освещается через окно в кухню и поэтому сразу получила название «темница». Зато первая — южная, вся солнцем залитая, — «светлица».

Па и Тарь уже решили в старой части дома отопление газовое устроить. С нашей стороны это будут владения Ба, а то она всегда мерзнет. В «светлице» она будет жить, в кухне хозяйничать, а в «темницу» в холодное время года постояльцев пускать: Рыжушу или Ма с Па. У Ма с Па комната северная, там за окном дольше всего снег лежит, и Па окрестил ее «мокрицей». Зато летом, в жару — мы потом убедились — лучше места нету. А когда холодно — подумаешь, можно ватными одеялами укрываться.

У Тарей тяжеленное ватное одеяло есть, его четыре человека с четырех углов должны держать, чтоб на кровать положить. А тот, кто под ним лежать будет, должен заранее на кровать улечься, он без посторонней помощи ни вечером под него не залезет, ни утром не выползет.

Тут Ма спохватывается, что мы все бродим по дому с мечтательным выражением на лицах, а дел видимо-невидимо: одних опилок на террасе и на «верху» — целые сугробы. Мы раскрываем все окна, чтоб дом просыхал и прогревался, включаем радио для «веселия души» и принимаемся за работу.

Рыжуша выносит ведрами опилки и сбрасывает их на компостную кучу. Гора опилок там растет, и Ма не нарадуется, ведь это готовая мульча под клубнику. Конечно, хвоя лучше, но об этом лучше не вспоминать.

Па подключил газ к плите, поставил насос на колодец и пошел помогать Ма: он вскапывал грядки, а Ма их рыхлила, разравнивала, что-то туда подсыпала из разных пакетов — удобряла.

Я ходила за Рыжушей, вернее перед ней, особенно по лестнице на «верх»: а то еще упадет. Мы и не заметили, как время пролетело, пока Рыжуша не крикнула: «Ма! Чего бы поесть?»

Ма охнула и побежала разогревать гречневую кашу с котлетами, которые Ба нам дала с собой. Мы обедали на новой террасе. По радио передавали «Концерт по заявкам» — у нас был настоящий праздник, Первомай!

После обеда мы разомлели, и Ма стоило больших усилий выгнать нас снова на работу. Она напомнила нам основной первомайский лозунг: «Труд — дело чести, доблести и геройства!». Но с геройством уже как-то не получалось. Солнце начало садиться. Сразу похолодало. Мы закрыли все окна, но дневное тепло стремительно утекало куда-то, и мы уже поеживались, думая о предстоящем ночлеге.