Любви все возрасты покорны - Татьяна Белая

— Знаешь что, радость моя, займись-ка ты творчеством,

— продолжил Стас. — Садись за компьютер и твори.

— А кто это будет издавать? — поинтересовалась Аня.

— Вот это, уже не твои проблемы. Я сам буду твоим продюсером. Я уверен, я чувствую, что у тебя все получится! Не хочешь стихи, пиши прозу. Сейчас у тебя такой богатый жизненный опыт. И потом у тебя, как говорится, руки развязаны. Время есть, о деньгах думать не надо. Вдохновитель, я надеюсь, тоже есть, — он чмокнул ее в носик и нежно прижал Анюту к себе.

— Ладно, Стас, я подумаю. Когда это еще будет. Пока я напишу что-то, пока это издадут, а я, как тебе известно, все-таки хочу сама зарабатывать деньги. Иначе, я чувствую себя содержанкой.

— Анна! Как ты, такая умная женщина, не понимаешь, что это просто бред. Ты моя жена, а не содержанка. Я очень хочу, чтобы ты занималась тем, что приносит тебе радость и удовлетворение. Будешь счастлива ты, буду и я. Это аксиома. А деньги ты и так зарабатываешь. У тебя же полно сделок.

— Ой, Стаська, это ты, хитрован, сделал так, чтобы я деньги, практически, ни за что получала. В этом месяце только одну квартиру сама продала, а получила за пять. Четыре квартиры Шурка продал своим знакомым.

Стас действительно придумал, как сделать так, чтобы его Анечка без особых усилий могла получать деньги. И совсем не потому, что ему они были нужны, а лишь для того, чтобы Аня не чувствовала свою несостоятельность.

Ему очень не нравилось, когда Анна, особенно вечером, ездила на просмотр квартир с незнакомыми людьми. Во-первых, он волновался за ее безопасность, а во-вторых, хотел чтобы, когда он приходит с работы, она всегда была дома.

Тогда Оболенский попросил Аню заниматься продажей квартир только его фирмы. Он, на удивление всем, заключил с агенством, в котором работала его Аннушка договор, по которому они покупают квартиры под расселение частного сектора только через ее агенство, а свои, строящиеся квартиры, продают тоже только через агенство.

Так как по правилам, Стас был ее законным клиентом то, независимо от того, кто из агентов продавал квартиру фирмы Оболенского, Аня получала половину комиссионных. Если же он сам, или Шура, или еще кто-либо из его фирмы находил покупателя на их квартиру, то все это оформлялось, как продажа Анюты, т. к. комиссионные были заложены в стоимость квартиры.

Эту довольно сложную систему для непосвященных, Оболенский сделал исключительно для Анечки, хотя, конечно, все просчитал, и для его фирмы это было тоже, несомненно, выгодно.

— Анют, давай не будем снова обсуждать эту тему о деньгах. У тебя просто комплекс какой-то. Мужчина должен, обязан, богом так предназначено, обеспечивать женщину. И все, закрыли тему.

— Хорошо, Стаси, не буду больше, не злись. Давай, сейчас о другом подумаем.

— Да, надо решить, прежде всего, вопрос о свадьбе и куда мы поедем в путешествие.

— Ну, какая свадьба? Тихонечко зарегистрируемся в ЗАГСе и посидим семейным кружком.

— Так, Анечка! У тебя много в жизни праздников было?

— Да не очень, — усмехнулась она.

— Вот в том-то и дело. А я хочу сделать и тебе, и себе настоящий праздник. Предлагаю такой вариант. Регистрируемся, венчаемся в церкви и свадьбу празднуем под открытым небом на территории коттеджа. Я думаю, по такому случаю и дети наши из Парижа приедут, и моя мама с сестрой.

— Ты уверен?

— А почему нет? Не каждый год я женюсь. У нас с Ирой никакой свадьбы не было. Расписались и все. Возражения есть?

— Да, в общем, нет.

— Вечером придут Люсьена с Шурой, распределим обязанности и все организуем. Тебе поручается только выбрать свои наряды и место, куда бы ты хотела поехать в свадебное путешествие. Остальное — моя забота. Договорились?

— Договорились! Ты, наверное, есть хочешь? — спросила Аня.

— Да! Я изголодался, но только по тебе, — ответил Стас, переходя на привычный шепот и осыпая Анну поцелуями.

Аннушке ничего не оставалось делать, как с радостью подчиниться его воле.

Потом они все-таки отправились на кухню.

— Стасику, позвони Радченкам, чтобы они сегодня не приходили.

— Почему?

— Я так соскучилась по тебе и хочу побыть только вдвоем.

— Хорошо, Анютка, я позвоню. Я тоже, честно говоря, никого сегодня не хочу видеть кроме тебя.

Чтобы переговорить с Шурой, Стасу пришлось включить телефон. А через некоторое время раздался звонок. Отцу звонил Юра.

— Как дела, батя? Помирился со своей Анной?

— Все нормально сын. Скоро на свадьбу нашу приедете, — радостным голосом произнес Оболенский.

— Даже так! А когда? — поинтересовался тот.

— Пока вопрос не решен. Я сообщу, — сказал Стас.

— Ты хоть за неделю предупреди, чтоб я свои дела без присмотра не оставил, — попросил Юра.

— Ладно, попробуйте не приехать! — строго ответил он.

Отец с сыном поговорили о своих делах, и Стас вернулся к Анечке.

— Знаешь, Анютка, я очень горжусь своим сыном, — сказал Оболенский, улыбаясь доброй, воистину, отцовской улыбкой.

— Хорошее воспитание, значит, получил твой сын, — сказала Аня, глядя на его просветлевшее лицо.

— Не знаю, у меня педагогических способностей нет, — ответил Стас. — Я воспитывал Юрку по принципу: "Делай, как я". Папа прибирается в квартире — помогай, чем можешь. Папа учится заочно — учись самостоятельно и не жди помощи. Папа тренируется

— тренируйся, в силу своих возможностей. Папа на охоту или рыбалку — идем вместе. И так во всем.

Правда, этот принцип работал только в пределах каких-то практических навыков. Когда сын безоговорочно был уверен, что отец знает и умеет больше его и может всему научить. Но когда я пытался заставить его думать, как я или поступать так, как я приказал, тут уж фигушки-лягушки.

Мне кажется, что мои слова: "Все! Я сказал!", он слышал еще в утробе матери, — с улыбкой произнес Стас. — И, наверное, уже в Иринкином животике возмущался, что не учитывается его мнение, и пинался ножками.

— А что, ты так часто говорил жене эти слова? — поинтересовалась Аня.

— Ну, не то, чтобы часто, — задумался Оболенский, — но говорил, было дело. Чаще, я произносил это на работе.

Надо признать, что по молодости, я был весьма самодовольным субъектом. Начинал-то я с самого низу, с подручного рабочего. А так как очень уж стремительно взлетел по служебной лестнице, то считал, что я все знаю и мое мнение — это истина в последней инстанции. Головка от успеха закружилась. А спорить с начальством, сама понимаешь, себе дороже. Да еще с таким, как я, — заметил он.

— Строгим начальником был? — улыбнулась Аня.

— Честно говоря, был глупым, молодым и самовлюбленным нахалом. Меня, как-то мало волновало, согласны со мной подчиненные или нет. Я сказал и все! Хотите конфликта — вы его получите, — думал я. И все это было написано у меня на лице. Я был излишне эмоциональным и совсем не умел свои эмоции скрывать.