Любви все возрасты покорны - Татьяна Белая

— Честно говоря, был глупым, молодым и самовлюбленным нахалом. Меня, как-то мало волновало, согласны со мной подчиненные или нет. Я сказал и все! Хотите конфликта — вы его получите, — думал я. И все это было написано у меня на лице. Я был излишне эмоциональным и совсем не умел свои эмоции скрывать.

— Ты и сейчас такой неумолимый? — спросила Анна.

— Да нет! Боже сохрани, — возразил он. — Мудрость-то с годами приходит. А вот с Юркой отношения типа: я начальник — ты дурак,

— не проходили. Я Оболенский и он тоже. Я упертый и сынуля такой же. Если я просто говорил ему "нет", не удосуживаясь объяснить почему, то он поступал именно так, как нельзя.

А сын, это не подчиненный работник, я с ним в конфронтацию вступать совершенно не хотел. Именно Юрась сбил с меня спесь, научил прислушиваться к чужому мнению и даже менять свои решения.

Так что еще не известно, кто кого больше воспитывал, — усмехнулся Стас. — Но он у меня был один и был для меня смыслом жизни после гибели Иринки. Хотя я никогда не сюсюкал с ним, не баловал, не нежил, но делал все, чтобы Юра понимал, что я уважаю его, как личность.

Поэтому я всегда разговаривал с ним, как с равноправным членом семьи и даже иногда советовался, как лучше сделать. Он, кстати, это ценил. Клянусь, ни разу в жизни не только не ударил, но и не замахнулся на сына. Даже, когда был с ним совершенно не согласен или возмущен. Собирал волю в кулак и старался без крика и нравоучений обсудить проблему и найти компромиссное решение.

Но, знаешь, Аня, — с усмешкой продолжил он, — правильно говорят, что маленькие детки — маленькие бедки, большие детки — большие бедки. В детстве, что? Искупал его, накормил, спать уложил и все нормально. Бывало, что придет он с улицы по маковку в грязи, или штанишки порвал, курточку — разве это проблемы? А вот в подростковом возрасте уже начинают возникать более серьезные дела. В 13 — 16 лет пацан может такого наворотить, не расхлебаешь.

— Ты, кстати, очень мало рассказывал мне о сыне, когда тот подрос, больше о маленьком, — сказала Анна. — Если вы с ним были, как друзья, у тебя, наверное, и особых проблем с сыном не было.

— В жизни так не бывает, Анюта. Случались у нас проблемы, еще какие, особенно в старших классах.

Первый раз сынуля поразил меня, когда ему еще четырнадцати лет не исполнилось. Хотя, если здраво рассудить, то в той ситуации, о которой я хочу тебе поведать, он поступил именно, придерживаясь того самого принципа: "Делай, как я" — со смехом произнес Оболенский.

— И чем же он тебя так поразил?

— Обычно, мы с Юркой куда-нибудь ездили в отпуск вдвоем, а потом до конца лета я отправлял его к бабе Лизе в Анапу. Как-то ждал я возвращения сына перед началом учебного года. А накануне, я был в Тюмени с неделю. И там один мой знакомый "сосватал" мне,

какую-то молоденькую деваху.

— Стасюля, вот это мне уже совсем не интересно, — перебила его Анна.

— Да погоди, это, так сказать, предыстория. Короче, вернулся я домой и вдруг через несколько дней эта девица приезжает ко мне. Оказалось, я свой паспорт оставлял на столе, и она высмотрела мой адрес. Я в шоке. Говорю ей, что у меня здесь работа, сын скоро приезжает, соврал, что у меня в городе невеста есть — бесполезно. Не уеду и все.

Вытащил из сумочки ее паспорт, чтобы купить билет и отправить восвояси, открыл и обомлел. Ей 17 лет! Вот это, — думаю, Оболенский ты влип. Напишет на меня заяву и припаяют мне растление несовершеннолетних. Всю ночь ей мозги вправлял.

— Ну, предположим, ночью ты не разговорами занимался,

— насмешливо произнесла Аня.

— Анюта, клянусь, я был действительно шокирован и взбешен так, что никаких греховных мыслей даже в голову не приходило.

Детский лепет мне, какой-то несет про любовь с первого взгляда, дескать, женись на мне, я тебе девочку рожу. И чего, говорит она мне, ты сына боишься? Он еще маленький, у него еще женилка не выросла, так что я его смущать не буду.

А на следующий день Юрась приехал. Да вытянулся так за лето. В неполных четырнадцать лет, почти с меня ростом уже был. Удивился, что у нас в доме, какая-то девица. Я ему пытался, что-то там навесить на уши, а он так смотрит с ухмылочкой, дескать, ладно батя, не суетись, я все понимаю.

Было воскресенье, самолеты в Тюмень не летали, а в понедельник меня срочно вызвали на буровую. Дал я этой Лене деньги на билет, сказал, что завтра вернусь, и чтоб духу ее здесь не было.

Через два дня возвращаюсь, она у нас. А Юрка глаза отводит, суетится, чего-то. Я сразу все понял. Тут же сажаю ее в машину и в аэропорт. Благо, рейс на Тюмень был часа через полтора.

По дороге, без тени смущения, она поведала мне, что женилка у моего сына уже выросла не меньше моей, и вообще, щебетала, как невинная птаха.

— Да Стас, ранний у тебя сын. Ну, ты хоть поговорил с ним?

— Я, конечно, поговорил, но по дороге домой даже машину останавливал, чтобы успокоиться. Думал, как бы так построить разговор, чтобы и он не обиделся, и кое-что на ус намотал.

— Ты еще обдумывал, как бы его не обидеть? — удивилась Анна.

— А как иначе, Ань? Ну, наорал бы я на него, устроил бы скандал и чего бы добился? Стал бы потом мой сын делиться со мной своими интимными секретами и проблемами? Стал бы советоваться со мной, как с мужчиной?

— А что, он тебе все рассказывал и не стеснялся отца?

— Может быть, и не всем он со мной делился, но с той поры мы часто вели с ним довольно откровенные разговоры.

— Стас, а как ты все-таки построил разговор с сыном после случившегося?

— Да я когда успокоился, то решил, что лучше поговорить с ним с юмором. То есть, не делать из этого трагедию.

Приехал домой, сели с Юркой обедать и произошел у нас с ним приблизительно такой диалог:

— Ну, ты у меня орел, сынуля, — говорю я ему с улыбочкой,

— надо же так лихо на перехвате у родного отца сработать! В твои-то годы!

Юрка глаза опустил, молчит.

— Чего молчишь, — спрашиваю, — глаза-то подними.

— Она ко мне сама ночью приперлась. И, вообще, она же тебе не нужна, сам не знал, как от нее отделаться, — пробурчал сын.

— Ага, значит, понял, что бате она не нужна и решил сам воспользоваться. Так, что ли? — уже откровенно смеялся я.

— Чего смеешься? Сам тоже из ранних.

— Ну я хоть почти до шестнадцати лет дотянул, а тебе еще четырнадцати нет, — уже со вздохом проговорил я.

— Дети созревают раньше своих родителей, — не сдавался Юрка.

— Ладно, созревший овощ, закрыли тему. Случилось и случилось. Может, оно и к лучшему, — усмехнулся я. — В руках профессионалки побывал. Она, наверное, тебе все фигуры высшего пилотажа изобразила.