Месть обреченного - Виталий Гладкий

Конечно, взрыв на стадионе несколько поубавил веселья местным "крутым", и они теперь угрюмо наливались под завязку дорогими импортными коньяками и несравненной отечественной водкой.

Свет в обеденном зале был притушен, оркестр отсутствовал, а из мощных стереодинамиков звучала тихая нейтральная мелодия.

Жоржа я застал в подсобке. Он что-то меланхолично жевал и считал на электронном калькуляторе.

– Наше вам… – буркнул он, удостоив меня подозрительным взглядом. – Что ты здесь забыл?

– Слыхал?

– Ну.

– Не нукай, ты пока еще не запрягал. А следовало бы.

– Опять?!

– Снова. Но не то, что ты подумал.

– Может, соблаговолишь просветить?

– За тем и пришел. У тебя есть на кого оставить дело?

– Тебе и это нужно знать?

– Я ведь мент. А в нашей профессии лишние знания не обременяют.

– Знаешь, Ведерников, о чем я сейчас подумал?

– Не знаю, но надеюсь, что скажешь.

– Мое детство было самым несчастливым периодом моей жизни.

– Почему?

– Потому что я имел глупость в те далекие, добрые времена с тобой познакомиться и подружиться.

– Ну, насчет дружбы ты несколько загнул, а вот по поводу "несчастливого периода", так тебе еще неизвестно, что с тобой вскорости может случиться, если ты сейчас не поднимешь свою толстую задницу и не рванешь из города со скоростью звука.

– Зачем? Саша Грузин приказал долго жить, Сторожук тоже на небесах… хотя я думаю, что гораздо ниже и глубже…

– А значит, все в ажуре, – подхватил я его мысль. – Жорж, твоя бабушка была права – ты точно не еврей.

– Не касайся своими грязными лапами светлой памяти моей бабушки!

– Ладно, не буду. Но истинный еврей, во-первых, поблагодарил бы за оказанную услугу, а во-вторых, заикнись я только, что ему нужно отсюда рвать когти, уже к завтрашнему утру пересекал бы вторую государственную границу. Жорж, ты туго соображаешь. Не заставляй меня думать, что ты глупее, чем на самом деле.

– Но почему-у-у?!

– А вот этого тебе знать не положено. Бери свой любимый "мерс", все сбережения – хорошо, что твоя семья сейчас, насколько ты меня просветил, отдыхает за бугром, – и метись отсюда так, будто за тобой гонятся все исчадия ада. И запомни – никому и никогда не проболтайся о нашем совместном гешефте. Иначе твой длинный язык может нечаянно лишиться пристанища. А это, как тебе известно, навсегда.

– Проклятье! Ну зачем, зачем я тебя послушался?!

– Из-за жадности, Жорж. Из-за нее, родимой. Ты просто забыл в тот момент, что жизнь дороже этого твоего вшивого "Клипера", где гужуются в основном подонки. И все равно, я тебя спас: ты никогда бы не согласился с предложением Сторожука, а значит… вот-вот, до тебя наконец дошло… Уезжай, Жорж. Когда все тут образуется – вернешься, можешь не сомневаться. И не поминай лихом. Пока…

Я не стал сразу заходить в свой дом, а сел на скамейку в дальнем конце двора, где обычно кучковалась местная шпана.

Время было позднее, почти полночь, луна спряталась за тучи, и пустынный двор заливала чернильная темень, едва подсвеченная окном чьей-то бессонной квартиры.

Глянув на светящийся циферблат "Командирских", я поневоле удивился – оказывается, меня носило по городу почти три часа. Тихо, братцы, Чапай думает…

Поразмыслить и впрямь было над чем.

Сидя на изрезанных ножами брусьях скамейки, я вновь и вновь возвращался к недавним событиям.

Конечно, Славка был прав, когда предлагал сообщить о видеоматериалах Саенко. Естественно, он не знал, что я как раз и старался для полковника, вот только передача наших разработок должна была осуществиться только после "разборки" Грузина со Сторожуком.

Но кто мог предположить, что так все обернется…

Итак, сначала Сторожук, теперь Саша Грузин… кто следующий?

Ответ напрашивался сам по себе, и мне вдруг стало зябко. Какого черта меня включили в оперативнорозыскную группу?

Ведь это не совсем мой профиль, да и есть у нас в управлении соответствующие спецы рангом повыше, ведь террористический акт на стадионе при массовом скоплении людей тянет совершенно на другую статью угловного кодекса, к которой УБОП имеет лишь косвенное отношение, и заниматься им должны настоящие зубры от сыска.

А я к ним себя, понятное дело, не причислял.

Почему? Для того чтобы постоянно держать меня на виду? И когда ЭТО должно случиться?

В нужное время…

Получается просто здорово: например, как вариант – сотрудник органов бесследно исчезает, а вместе с ним и очень важные материалы следствия.

Блеск! И волки сыты, и овцы целы.

Да, у кого-то башка варит…

И все-таки – КОГДА?

Ответ пришел быстрее, чем я мог себе представить.

Откинувшись на спинку скамейки, я посмотрел на яркие летние звезды, вписанные в прямоугольник неба над двором, затем невнимательным взглядом прошелся по фасаду дома, глянул на темные окна своей квартиры…

И едва не матернулся от неожиданности – что за черт?!

Искра, крохотный огненный живчик. Она мелькнула за стеклами окна, словно отблеск звездопада, и тут же пропала, будто ее и не было.

Я сидел, оцепенело уставившись на вдруг ставший чужим дом, где родился и вырос, и беззвучно повторял: пришло и твое время…

И твое время…

Пришло…

Меня ждали. Их оперативности и наглости можно было только удивляться. Ясное дело, им не хотелось стрельбы во дворе; скорее всего, мне предназначалась роль "пропавшей грамоты".

И если бы не огонек сигареты, предательски мелькнувший в окне, то я припрыгал бы к ним как глупая лягушка в пасть удава.

Беда не ходит одна…

Киллер

Взрыв застал меня и Сидора в тот момент, когда мы дружно жевали хрустящий картофель, запивая его "Фантой".

Наша "девятка" была припаркована возле кинотеатра, примерно в сотне метров от служебного входа на стадион.

Отсюда нам хорошо были видны ступеньки, ведущие к двери, и милицейский наряд в составе двух человек, которые до взрыва топтались возле цветочной клумбы, а теперь вжались в стену стадиона, превратившись от страха в карикатурное подобие барельефа.

Звук взрыва был приглушенным, как отдаленный гром, но клуб огня вперемешку с какими-то предметами, вырвавшийся сквозь мгновенно образовавшуюся дыру в том месте, где находилась дверь, сразу и напрочь отбросил сомнения по поводу его происхождения…

Мы "вели" Сашу Грузина до самого стадиона.

У меня не оставалось иного выхода, как вернуться к первоначальному плану "потеребить за вымя" главный источник информации, так как Груздь исчез напрочь.

Даже Чиж, осторожно прощупав свои ментовские источники, только развел руками – никто ничего толком не знал.

Слухи, естественно, не в счет. В последние дни город бурлил, всполошенный случаем в "Красной горке" и убийством какого-то мента. Небылицы, придуманные праздношатающимися гражданами, сплетались в совершенно немыслимое кружево, где нельзя было отделить правду от вымысла.

"Разговор" с Грузином я уже запланировал на следующий вечер. И сегодня лишь уточнял количество охраны и последние штрихи в маршрутах его передвижений.

Как ни странно, однако даже самый осторожный человек совершенно инстинктивно придерживается определенных правил, наверное заложенных в подсознании.

Если вставать после сна – так с правой ноги, бриться – пользуясь лишь одним типом бритвенного прибора, сидеть за столом – только с навсегда полюбившейся стороны, ездить – в основном по устоявшемуся маршруту.

И Грузин не был исключением в этом отношении.

Мы видели, как сначала подъехала машина охраны и три человека поднялись по ступеням, небрежно поприветствовав милиционеров, а спустя двадцать минут появился и бронированный "мерседес" Саши Грузина, сопровождаемый еще двумя авто с охранниками.

Один из приехавших ранее что-то доложил неприметному мужичку в годах – как я уже знал, он был у Грузина начальником охраны, а до этого служил в КГБ, – и Грузин в тесном окружении здоровенных "ракет" важно прошествовал на гостевую трибуну.

Видимо, те, которые появились на стадионе загодя, проверяли помещение для особо важных персон на предмет всяческих неприятных неожиданностей.

Проверяли, да, похоже, не так, как следовало бы… – Рвем когти!

Сидор от возбуждения не заметил, как вылил остатки напитка на свои брюки. – Вот черт!

Он швырнул бутылку в окно и принялся с остервенением тереть мокрую брючину носовым платком.

– Рвем когти, иначе через десять минут здесь все оцепят и не выпустят ни одной припаркованной у стадиона машины, пока не допросят всех и вся, – нервно сказал Сидор. – Подбери бутылку. Я запустил мотор.

– И поторопись. – Зачем? А… – понял Сидор.

И без лишних рассуждений вернул бутылку на место – в специальную дорожную кассету, где были закреплены еще две полные и одна пустая.

– Боишься, чтобы мои пальчики не срисовали? – спросил он насмешливо.

– Это не мне, а тебе нужно бояться. Через пять-шесть часов ментовские эксперты даже окурки и не до конца сгоревшие спички, валяющиеся на тротуаре, запаяют в пластиковые пакеты и переклассифицируют в вещдоки.