Сэндвич с пеплом и фазаном - Алан Брэдли

– Надеюсь, я не помешала.

Я подняла голову и увидела миссис Баннерман, смотревшую на меня довольно странным взглядом, склонив голову набок и словно изучая мою душу.

Сидя посреди разбросанных ветром осенних листьев с закапанным слезами письмом на коленях, я, должно быть, напомнила ей Роксану из последнего акта «Сирано де Бержерака».

Я смяла письмо и сунула его в карман жакета.

– Новости из дома? – поинтересовалась она.

Я нацепила на лицо хмурую улыбку и пожала плечами.

– Иногда бывает, – продолжила она, – что письмо из дома кажется пришедшим из другого мира… все равно что с Юпитера.

Я кивнула.

– Тебя беспокоит что-нибудь конкретное? Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Я долго и мучительно думала, прежде чем ответить.

– Да, – наконец сказала я. – Скажите мне, что случилось с Клариссой Брейзеноуз.

Глава 19

Воздух внезапно сгустился и стал непригодным для дыхания – или это просто игра моего воображения?

Миссис Баннерман и я уставились друг на друга, не в силах – или не желая – отвести взгляд.

Я зашла слишком далеко? Перегнула палку? По опыту я знала, что это обычно случается, когда ты наименее уверена в себе.

Какой юной выглядела мисс Баннерман в этот долгий миг! Аккуратно уложенные волосы, со вкусом подобранная помада (почти незаметная, какой и должна быть помада, особенно если ее используют вопреки правилам) – мисс Баннерман казалась ровесницей моей сестры Фели, как я заметила еще во время первого завтрака в академии. Трудно поверить, что эту сдержанную молодую женщину судили за убийство и оправдали.

Потом она внезапно заговорила. Чары разрушились.

– Завтра утром, – произнесла она. – Обычное время и место.

И с этими словами она ушла.

Я не могла уснуть. В моей темной спальне часы тянулись, как кисель. Мозг же, наоборот, разрывали вопросы: почему нет новостей о трупе в камине? Почему нет реакции от внешнего мира?

Или всю эту историю замели под ковер мисс Фолторн? Она каким-то образом сорвала расследование инспектора Грейвенхерста?

Или дело пошло… еще выше?

Или это все выжидательная тактика? Хитрая игра кошки и мышки, в которую играют на огромном канадском игровом поле, слишком большом для моего понимания?

Почему мисс Фолторн села в машину Райерсона Рейнсмита в центре суетливой улицы Данфорт? Наверняка, если заседание совета попечителей планировалось провести за стенами академии, он бы забрал ее у дверей мисс Бодикот. Может, они не хотели, чтобы их видели? Возможно ли, чтобы у них было то, что Фели именует «романом», а Даффи – «интрижкой»?

Маловероятно. Не могу представить, чтобы Дорси Рейнсмит спустила своего выдрессированного мужа с невидимого золоченого поводка и позволила ему подобные проделки.

Должна признать, что я не в курсе подробностей того, что происходит во время вышеупомянутых интрижек, но поскольку я всегда держу ушки на макушке, я слышала достаточно, чтобы выдвинуть неплохую – и довольно неожиданную – гипотезу.

Хуже всего, если эту парочку связывает не любовь или банальная страсть, а преступный сговор.

Утопая по колено в этом мутном море идей, я брела куда глаза глядят, пока не наткнулась на скалистый пляж и не обнаружила себя на западной лужайке в Букшоу.

Я подкралась поближе, по непонятным причинам стараясь никому не попасться на глаза.

Отец склонился над своим столом, прикрыв глаза руками. Напротив него сидела фигура в черном, чье лицо я не могла разглядеть. Между ними стояла шахматная доска.

Я наблюдала за ними из тени, и мое сердце стучало все быстрее и быстрее, как будто внутри моего организма огромная невидимая рука ухватилась за гигантский медный рычаг с надписью «Скорость» и неторопливо, но решительно двигала его вперед.

Фигура в черном протянула руку и переместила одну из шахматных фигур, стоявших на доске. Девочка в темном костюме и шляпе-панамке.

Преисполненным боли взглядом отец посмотрел на своего противника. Казалось, прошла целая вечность, хотя на самом деле не больше нескольких секунд, потому что во сне время тянется, как воск, перед тем как отец протянул руку – я могла рассмотреть каждый рвущий мне душу тонкий волосок на тыльной стороне ладони, – сжал серебряную фигурку и дрожащими пальцами двинул ее вперед.

И я увидела, что серебряная фигурка в руке отца – это архангел Михаил, а девочка в темном костюме – я.

Мне хотелось заплакать, но не получалось.

И как будто услышав мой безмолвный плач, отец повернул лицо к окну и взглянул мне в глаза.

На этот раз я закричала и проснулась, отчаянно хватаясь за подушку, словно это спасательный круг. Мое сердце колотилось, как адская машина.

Меня кто-нибудь слышал?

Я насторожила уши, пытаясь уловить скрип половиц или приближающиеся шаги.

Но в женской академии мисс Бодикот царили полная тишина и мрак.

В эту секунду зазвенел будильник, и со мной чуть не случился прискорбный инцидент, но я схватила его и быстро выключила. Циферблат сказал мне, что сейчас три часа утра.

Время идти в химическую лабораторию мисс Баннерман.

Я на ощупь добрела до умывальника, умыла глаза и хорошенько потерла лицо влажным полотенцем.

Нет ничего лучше трения, чтобы быстро придать щекам розовый оттенок. Я же не хочу выглядеть как ходячая смерть, как любит говаривать миссис Мюллет.

После этого я оделась и бесшумно спустилась по ступенькам.

– Доброе утро, – приветствовала меня мисс Баннерман. Она уже кипятила чайник. – Я слышала твой будильник.

Неужели? Или в ее словах есть скрытое послание? Я не поняла, поэтому пожала плечами.

– Я проснулась до того, как он зазвонил, – объяснила я. – Но не успела выключить его вовремя.

– Не выключила его вовремя, – поправила меня мисс Баннерман.

Похоже, меня ждет тот еще денек. Уже понятно.

Как только люди получают над тобой власть, поразительно, как быстро их хватка распространяется на все стороны твоей жизни. Сначала они просто учат тебя азам безобидной географии, а потом ты ловишь их на том, что они критикуют твою манеру стоять или дышать. Я уже заметила это в случае с мисс Фолторн, а теперь то же самое происходит с мисс Баннерман.

Моя автоматическая реакция на такое поведение – отгородиться стеной льда. Во все времена ледяные голубые глаза де Люсов останавливали многих нарушителей на пороге и лошадей на скаку.

Мисс Баннерман рассмеялась.

– Это бесполезно, Флавия, – сказала она. – Просто бесполезно. Ты выглядишь как труп, в чей склеп вторглись грабители могил. Прости, но это так.

На моем лице против моей воли появилась ледяная улыбка.

– Твой успех здесь в значительной мере будет зависеть от твоего умения контролировать свои реакции: то, что эксперты сейчас начали называть «языком тела».

Прискорбно, но отвисшая челюсть, кажется, выдала меня.

– Видишь? Тебе надо тренировать невозмутимое выражение лица. Может случиться, что когда-нибудь от этого будет зависеть твоя жизнь.

– Если кто-то попросит меня выйти за него замуж, например?

Не знаю, откуда взялись эти слова. Временами боги (или демоны) развлекаются, говоря нашими ртами, и это явно был именно такой случай.

Я отродясь не думала ни о своей свадьбе, ни о свадьбе кого-то из моих знакомых, ну надо же.

– Именно, – ответила мисс Баннерман. – Рада, что ты понимаешь.

Она одарила меня улыбкой, которую я не смогла расшифровать: она сузила глаза и приподняла только уголки губ. Что бы это значило?

Я смотрела на нее в ожидании следующих сигналов, но они не воспоследовали.

И тут осознание ударило меня словно молотком: одобрение. Она дала понять, что одобряет меня, и поскольку это был первый раз в моей жизни, неудивительно, что я не сразу его узнала.

Как пламя медленно охватывает сухое полено в очаге, так в мое существо начало прокрадываться что-то теплое.

Так вот как оно ощущается, одобрение! Легко можно стать от него зависимым.

Мысль об очаге напомнила мне о камине в «Эдит Клейвелл» и свертке, который оттуда вывалился. И конечно же о пропавшей Клариссе Брейзеноуз.

Именно поэтому я здесь, не так ли?

Я сделала глубокий вдох и бросилась в неизведанные воды.

– Брейзеноуз-старшая, – произнесла я и подождала ответа. В разговоре между взрослыми людьми нет необходимости формулировать длинные вопросы, как в детстве. На самом деле это вовсе не вопрос, верно? Скорее упоминание о пропавшем человеке.

– И что она? – спросила мисс Баннерман.

– Она получила медаль или медальон святого Михаила, или как он там называется, и исчезла.

– Неужели?

Выражение лица мисс Баннерман ни капли не изменилось.

Явно с одобрением она ждала, пока я продолжу. Я постепенно узнавала шаги этого танца, медленно переставляя одну ногу за другой.

Разумеется, я знаю, что мне запрещено задавать личные вопросы о других девочках, но относится ли то же самое ограничение к преподавателям? Единственный способ выяснить – спросить, но так, чтобы это не выглядело вопросом.