Дублерша для жены - Марина Серова

Мне стало жалко его. Мэтр отечественного кинематографа так распинается передо мной, никому не известной особой, да еще и извиняется. А просит-то всего провести трюк, в принципе, совершенно элементарный по сравнению с тем, через что мне приходилось проходить на своем жизненном пути. А я вроде как упираюсь, всячески набивая себе цену. И еще мне стало неловко, когда я взглянула на бледное лицо Эллера и на то, как нервно дергал он себя за знаменитый ус. Уж он-то знает, что говорит.

И если он утверждает, что эпизод безопасен для человека, умеющего водить машину и полноценно владеть своим телом, значит, так оно и есть.

— Хорошо, Леонард Леонтьевич, — сказала я. — Я согласна. Дополнительного гонорара не надо. Я ведь исполняю то, что делала бы ваша жена. А это уже оплачено.

Кстати, а вы в самом деле могли бы поручить ей такой каскадерский трюк?

Эллер передернул плечами, а потом серьезно ответил:

— Не стану тебя обманывать, Женя. Не поручил бы. Все-таки ты есть ты. У меня духу не хватило бы пустить Алину в машину, которая должна свалиться с моста, даже если все многократно проверено и подсчитано. У меня сердце не на месте было бы. Я тебе честно ответил. Но ты и Алина.., это же разные вещи совершенно! Иначе бы я просто тебя не нанял и как телохранителя.., понимаешь?

— Спасибо за ответ, — кивнула я. — Когда приступаем к съемкам эпизода?

Эллер глянул на Вышедкевича и ответил коротко и быстро, как рубанул ребром ладони воздух:

— Немедленно.

Глава 13

Машина в самом деле была весьма древней. И потому перед тем, как сесть туда, я тщательно проверила и систему зажигания, и коробку передач, и особенно тормоза, потому что не дай бог что с ними случится.

А падение с высоты в пятьдесят или шестьдесят метров на свалку и на гору ржавых металлических скелетов в мои планы явно не входит.

— Ну как тебе одр? — спросил Вышедкевич, ходя вокруг меня сужающимися кругами. — Это я его на варшавской стоянке обнаружил и ремонтировал потом специально для съемок. Я же в машинах хорошо разбираюсь. Из «Запорожца» могу «Мерседес» сделать.

— Ты просто на все руки от скуки, — сказала я. — На пару с Алиной. Этакие универсальные индивиды. Мне иногда кажется, что настоящая Алина могла бы не хуже меня за себя постоять. От собственного имени.

— Тише ты! — прошипел Сережа, оглядываясь на стоявшего в трех шагах оператора, который должен был ехать вместе со мной. — Ты, кажется, забыла, что должна быть настороже постоянно.

— Я-то не забываю, — последовал мой ответ, — но и ты, Сережа, тоже не зарывайся.

— Ладно, проехали, — махнул рукой тот. — Не злитесь, бесценная Алина Борисовна, — добавил он более звучным голосом, а я ответила с нарочито Алиниными «мурлыками» в голосе:

— Да уж ла-адно. Что от тебя еще ожидать, Вышедкеви-ич?

— Ладно. Иди получи от Леонтьича последние инструкции, а я пока что еще раз машину протестирую. Все-таки американская машина, вдруг там притаилась какая-нибудь провокация мирового империализма?

— Алина Борисовна, — приблизился ко мне один из работников съемочной группы, — вот вам рация. Леонард Леонтьевич будет координировать эпизод по ней. Впрочем, вы это знаете. Просто лишний раз напомнил.

— Ну, спасибо, — буркнула я.

Перед тем как отъехать от Багаевского оврага на обозначенные в плане съемок данного эпизода пятьсот метров, я осмотрела мост, которому суждено было играть такую важную роль в снимаемом дубле. Мост был железобетонный, со сварной металлической арматурой. Построенный явно еще при Никите Сергеевиче, а то и при Иосифе Виссарионовиче, выглядел он достаточно добротно. Перед мостом красовался дорожный знак, указывающий на то, что грузоподъемность данного сооружения равна пяти тоннам.

Я прошлась по мосту. Примерно в пяти метрах от противоположного края оврага четыре плиты перекрытия были сняты, и открывался вид на дно оврага. У меня даже голова закружилась, когда я увидела этот, с позволения сказать, сельский ад. На дантовский он не похож, а вот на ад социалистического периода, с громоздкими индустриальными развалинами, искореженными остовами сельскохозяйственной техники, с дымящимися подпалинами мусорных куч, — вполне. Вид был такой, что дух захватывало.

— Да уж, Алина Борисовна, — сказал мне оператор, веселый, немолодой уже мужчина в вязаной шапочке и с большим красным носом, — впечатляет, правда? Я этот мост вылизал в кадре от и до. Конечно, это не гималайские или там кордильерские пропасти, но те пропасти воспринимаются как нечто далекое, чужеродное и особенно не трогают. А тут — свое, близкое, да еще такое потрясающее!

— На меня тоже сильное впечатление произвело, — честно призналась я. — А вот тут перекрытие сняли, чтобы туда машина свалилась?

— Да. Все рассчитано. В машину заложен небольшой заряд, он грохнет уже в падении. Нас, к счастью, там уже не будет, — засмеялся оператор и хлопнул себя широкой, без перчатки, несмотря на мороз, ладонью по бедру.

— Это не может не радовать, — пробормотала я. — Вы поедете со мной в салоне?

— Я. Меня зовут Гена, если что.

— И вы Гена, — вздохнула я, вспомнив совсем другого человека с таким именем, бравого Ген Геныча Калинина. — Ну что же, Гена, ни пуха!..

— К черту, — махнул тот рукой.

Через несколько минут мы с оператором сидели в машине. За лобовым стеклом простирался вид заснеженной дороги, по которой мне следовало ехать не на такой уж большой скорости, всего-то шестьдесят или семьдесят километров в час ближе к мосту.

Но если учесть то, что на дорогу приличным слоем лег снег, эта скорость представлялась если не опрометчивой, то связанной с определенным риском.

— Честно говоря, я не думал, что Леонард Леонтьевич рискнет поставить вас, Алина Борисовна, вместо Ленки Паниной.

Не думал.

— Я кандидат в мастера по автоспорту, — отозвалась я, а сама подумала, что в «Сигме» за вождение автомобиля мне поставили «оценку», верно, где-то на уровне мастера спорта.

— А-а! — протянул оператор Гена. — Тогда совсем другое дело.

— Приготовиться, — услышала я одновременно вживую и через рацию, лежащую у меня на коленях, голос Эллера. — Алина, ты готова?

— Да!

— Съемочная, заводись… Та-ак: моторр!!!

Я завела старенький «Кадиллак» и стала разгоняться до необходимой скорости в восемьдесят километров в час, чтобы ближе к мосту снизить ее до шестидесяти, а дальше, уже непосредственно по мосту, и вовсе до десяти километров в час. Оператор крутил камерой, снимая расстилающийся снежный пейзаж.

Из рации донесся голос Эллера:

— Как идешь?

— Нормально, — ответила я.

— На спидометре?

— Шестьдесят пять пока.

— Увеличь! До восьмидесяти.

— Поняла.

Вдалеке показались деревья, нестройной шеренгой росшие вдоль Багаевского оврага. Оператор чему-то ухмыльнулся, наведя на них объектив камеры, потом сказал:

— Лихо водите, Алина Борисовна. Я-то думал, вы изнеженная дамочка. А оказалось, что вы и на горных лыжах, и на автомобиле, и вообще молодчинка…

— Разговорчики, Гена, — предостерегла своего спутника я. — Вы что, выпили, что ли?

— Для вящей сочности кадра полагается, — сказал Гена и покосился вправо, где параллельным с нами курсом ехала машина съемочной группы, откуда снимали с двух камер. — Для творческого полета, знаете ли.

— «Для творческого полета…» А разве болтать при съемке что угодно можно? — осведомилась я.

— Так мы ж без озвучки идем, — ответил оператор. — Ребята потом смонтируют, как надо. Вам только фигуру оставят, ноги там и руки на руле, а лицо Инкино приделают.

— Какой Инки?

— Как какой? Ильменецкой.

— Это которая в «Снах веры» и в «Псевдониме бога» снималась, что ли? — воскликнула я. — Ну и ну! А Леонард Леонтьевич все жаловался, что к нему звезды плохо в этот фильм идут. А тут так запросто — Инна Ильменецкая. Что ж ему еще надо?

— «Боярыня красотою лепа, бровьми союзна.., у-ух! Чего же тебе еще надо, собака?», как говорил царь Иван Васильевич в гайдаевском фильме, — отозвался оператор Гена. — Я, кстати, в «Иване Васильевиче» тоже немножко поучаствовал. Леонид Иовичменя…

Оператор Геннадий не успел поведать мне о том, что сделал с ним Леонид Иович Гайдай. В рации что-то забулькало, потом ясный голос Эллера спросил:

— Приближаешься? Пока все хорошо.

Технично едешь, снег из-под колес красиво летит… В общем, пока не снижай скорости, а на самом въезде на мост резко снизь скорость до шестидесяти, потом проедешь до середины, высадишь оператора, задашь машине ма-а-аленькую скорость, чтобы она свалилась в овраг. Сама выскакивай, как договаривались.

— Ясно, Лео-Лео, — ответила я. — Все поняла.

Край оврага, обсаженный изогнутыми, как непомерно разросшиеся луки, деревьями, стремительно приближался. В пятидесяти метрах от меня мелькнули плиты моста, дорожный знак «5 т», машина съемочной группы затормозила. Я видела в зеркало заднего вида, как она резко снизила скорость, по короткой, довольно крутой траектории въехала на край оврага и остановилась метрах в десяти от обрыва.