Пылкая дикарка. Часть первая - Вирджиния Нильсен

Наконец они добежали до набережной. На реке было тесно от стоявших на якоре либо привязанных канатом к причалу судов. Пароход плыл в них по реке по направлению к заливу. Это, как объяснил ей один человек, был пароход, приписанный к техасским портам. Орелия! Как же мне жить без тебя? Если я не найду тебя? Они бегали взад и вперед по набережной, задавали вопросы на разных причалах.

— Женщина в черном. С вуалью. С ребенком на руках.

Никто ее не видел. Ее, вероятно, и след простыл. Они потеряли слишком много времени. Чуть не обезумев от горя, они пошли назад, стуча во все двери. Клео так трясло, что она уже не могла членораздельно говорить. Она ни о чем не думала, только все время судорожно повторяла:

— Я этого не позволю! Я не могу потерять Орелию! Как мне жить без нее? — Она стояла, вся дрожа, рядом с Эстер, которая спрашивала у слуг, открывавших перед ними двери:

— Простите, в этом доме нет младенца?

Когда Клео покинули последние силы, она, прислонившись к фонарному столбу, сказала:

— Послушай, Эстер, мы должны подумать, куда теперь идти. — Если бы только рядом с ней был Иван, он наверняка знал бы, что предпринять.

— Да, мадам.

— Кто мог украсть моего ребенка? Грудного младенца! — Орелия скоро проголодается, ей захочется материнского молока, которое все больше распирало ей груди. Кто же ее накормит?

Боже, как ей сейчас был нужен Иван. Но он был уже далеко, и ничем не мог ей помочь. Может, пароход задержался, не отправился в Дональдсонвиль. Был ли у нее такой шанс?

— Эстер, ты доставляла сообщение, когда я рожала Орелию. Ты должна показать мне этот дом.

Эстер не на шутку встревожилась.

— Берта говорит, что я никогда не должна…

— Мы должны сообщить об этом месье Кроули. Он сумеет что-нибудь предпринять, если только еще недалеко уехал. — Клео забыла обо всем, кроме необходимости во что бы то ни стало найти своего ребенка. Она была готова пойти на все, не останавливаясь ни перед какой преградой, если только это вернет ей ее дочь, если она снова сможет прижать ее к своей груди.

— Эстер, ну кто же еще, кроме тебя, мне поможет? Орелия такая еще маленькая. Она нуждается во мне.

— Ах, мадам, какое несчастное дитя! — Рыдая, Эстер пошла впереди. Когда они добрались до садового района, то Клео была на грани обморока. Они не захватили с собой денег на карету, и поэтому шли до дома пешком. Эстер настояла, чтобы Клео спряталась за небольшой миртой, а сама подошла к двери дома для слуг в глубине за особняком Филдингов.

Молодой лакей открыл дверь.

— А, это опять ты, — дружески сказал он ей. — Что там снова стряслось у Мейзи?

— Прошу вас, не передадите ли мики Кроули, что дело весьма срочное?

— Можешь передать своей Мейзи, что мики Кроули вместе с семьей уехал в свое имение два дня назад. — Он широко улыбался. — Мейзи теперь придется изрядно подождать, прежде чем он проведет у нее еще одну ночь.

— В вашем доме нет младенца? — спросила его Эстер.

У него отвисла челюсть.

— Ты что, с ума сошла? В этом доме вообще нет детей. Это бездетный дом, лишь один появляется здесь, когда приезжает мики Кроули с семьей.

— Он говорил правду, — сказала Эстер, передавая свою беседу с лакеем Клео. — Маленькой Орелии в этом доме нет.

— Я и не думаю, что она там, — сказала Клео. Иван никогда бы не сказал своей жене о ребенке.

Но как она могла передать ему о случившемся? Он уехал из Нового Орлеана на следующий день, после того как с ней попрощался. Что же ей оставалось делать? Как могла она отыскать Орелию без его помощи? И как она могла сообщить Ивану, что не сумела сохранить их ребенка?

8

Клео не могла спать. Пустая колыбелька стояла возле ее кровати, словно немой упрек. Груди у нее болели от избытка скопившегося в них молока, и когда она воображала, как какая-то чужая женщина держит в руках ее орущего от голода ребенка, она испытывала такую боль, словно кто-то полоснул ее ножом по сердцу. Как же могло такое случиться? Кому захотелось навредить невинному младенцу? Нет такого человека на свете, нет!

— Орелия, Орелия, — кричала рыдая она.

В ее несчастье ей не давал покоя мучительный вопрос: кто же мог такое сделать? Для чего? Она не могла найти ответа, и только заливалась слезами.

Она попросила Мейзи найти способ, чтобы сообщить обо всем Ивану. Он должен сюда приехать.

— Завтра, — утешала ее Мейзи. — Завтра мы найдем кого-нибудь, кто напишет для нас письмо.

Иван, конечно, приедет. Но пройдет целая вечность, покуда это письмо до него дойдет. Но если даже он приедет, как она ему объяснит, что произошло? "Бог мой, — воскликнет он, — как же ты это позволила? Я не в силах этого понять".

К утру преодолев шок, она начала искать более реалистические ответы. Кто знал о существовании Орелии? В ее короткой жизни было не так много людей. Их можно было пересчитать по пальцам — она, Иван, доктор, Мейзи со слугами, модистка, несколько клиентов Мейзи.

За семь недель жизни Орелию не выносили из дома Мейзи или за пределы ее двора. Она постоянно находилась на глазах либо Клео, либо Эстер, за исключением тех нескольких минут, когда ее похитили.

Орелия, какой прекрасный ребенок! Клео могла запросто представить себе, что кто-то в нее влюбился и украл ее. Но вторая карета, поджидавшая вора, эту женщину в черном, означала, что преступление было тщательно спланировано. Может, кто-то заплатил за это деньги?

Она так доверяла доктору. Может, напрасно?

Орелия! Если бы только Иван был здесь. Он, конечно, что-нибудь предпринял бы, он наверняка знал бы, где ее искать. Нужно ему обо всем сообщить! Но как рассказать ему о том, что она не сумела сохранить Орелию? Клео вспоминала его последние слова: "Береги как следует маленькую Орелию для меня". Теперь он будет презирать ее. Но она должна сообщить ему об этом.

Встав с постели, она вышла на галерею. Уже наступал рассвет. Полумесяц бледнел в сером небе, звезды уже погасли. Набежавший со стороны реки туман окутал город. Он приглушал, словно вата, цокот единственной лошади, идущей легкой рысцой где-то в густой темноте. В ночной рубашке Клео постучала к Мейзи.

— Это я, Клео.

— Несчастное дитя! Ты не можешь заснуть? Сейчас дам тебе немного опиума.

Клео услышала, как она тяжело заворочалась на кровати, эта грузная женщина, как она встала, как зашлепала босыми ногами, чтобы открыть ей. В комнате было темно, но лицо у Мейзи сияло, излучая симпатию. Обняв Клео, она похлопала ее по спине, словно она сама была ребенком, нашептывая по-английски понятные для Клео слова сострадания.