Башмаки на флагах. Том 1. Бригитт - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И единственный человек, который мог ему открыть эту тайну, жил, конечно, во дворце самого графа.
Вернувшись в Эшбахт, всех своих людей он звал к себе в дом на обед. Раз не доели свинью на границе, отчего же не доесть её в тепле и с вином, и с пивом, раз дело прошло удачно.
Все с радостью согласились. С радостью. А вот у него радости особой не было. Пока все рассаживались за стол, едва умещаясь за ним, он ушёл наверх и звал к себе брата Ипполита и Сыча. Монах, зная зачем его зовут, нёс чернильницу, перья и бумагу, сургуч и свечу.
А Сыч присел на стул, молча ожидая, когда господин напишет. Сыч изменился после плена, Волков это замечал. Он стал тише, молчаливее и серьёзнее, что ли.
— Вот, — кавалер указал на письмо, которое монах запечатывал при помощи свечи и сургуча, — нужно отвезти его Брунхильде.
— Но так, чтобы другие какие люди о нём не ведали? — догадался Фриц Ламме.
— Именно.
— Сделаю, экселенц. Ехать сейчас или подождать до утра можно?
— Дело промедления не терпит. И главное, дождись ответа.
— Ясно, поеду сейчас.
— Деньги есть?
— Три талера, думаю, на это дело хватит, — кивал Сыч.
Он встал и ушёл, а Волков и монах побыли ещё в покоях. Волков думал, а монах собирал писчие принадлежности. Ещё один вопрос, кроме вопроса о молодом графе, не давал кавалеру покоя. И этот вопрос становился всё более насущным, ибо за это с него уже начинали спрашивать, как сегодня спросили за кавалера Рёдля.
— Как ты думаешь, монах, кто растерзал нашего святого человека?
— Ну как же, зверь, конечно, растерзал, — отвечал брат Ипполит.
— Зверь, зверь, а кто он, этот зверь?
Брат Ипполит задумался на минуту, а потом и сказал:
— Он из тех, кто рядом живёт, но не из тех, кто приехал сюда с вами.
— Из тех, кто рядом, из тех, кто рядом, — задумчиво повторял кавалер, глядя перед собой.
— Господин мой, — на пороге появилась Бригитт, она была весела и прекрасна, — а вино я приказала из погреба последнее подавать. Надо будет новое покупать.
— Хорошо, госпожа Ланге, подавайте последнее. Купим, — отвечал он ей.
— А отчего вы грустны, отчего не идёте к гостям? Туда уже и госпожа Эшбахт спустилась.
— Вот как? — Волков вдруг засмеялся. — Хорошо ей будет среди господ, что сегодня про её подвиги слушали.
— Надеюсь, о том ей никто не упомянет, а то будет ей конфуз, — несмотря на его смех, серьёзно сказала красавица. — Пойдемте, господин, негоже заставлять гостей ждать.
Всё вино выпили от радости, и даже Элеонора Августа пила со всеми. Она прислушивалась к тостам, удивлялась им, стала пить первая, когда Волков предложил выпить за здоровье графа, тестя его, и сидела она со всеми долго, и была, кажется, даже весела, и ушла уже вечером, сказав, что ей дурно от духоты. Видно, так и не поняла, что победу праздновали над мёртвым Шоубергом, так как у всех господ хватило такта и трезвости имя это не упоминать.
Но главной женщиной за столом по праву была Бригитт. За неё пили, её прославляли. А Бертье называл её Красной Розой Эшбахта. Отчего красавица краснела и впрямь становилась красивой, как удивительный цветок.
Уже после того, как всё закончилось, она, даже не отдав обычных приказаний домовым слугам, не проследив за уборкой обеденной залы, со смехом потащила кавалера за руку вверх по лестнице в свои покои.
— Тише вы, сумасшедшая, тише, — говорил он, хромая вверх по ступенькам, — мои хромые ноги за вашими красивыми не поспевают.
Она же только смеялась в ответ и влекла его дальше, не давая ему поблажки.
А там, ещё и дверь за ними не закрылась, кинулась его целовать и помогать ему раздеваться.
А когда он уже расположился в перинах, она тоже стала разоблачаться, но хоть и весела была от вина, тут она проявляла сдержанность, платье своё безумно дорогое она снимала осторожно, чтобы шитьё не попортить, чтобы кружева не порвать.
Но Волков не торопил её, он любовался этой молодой ещё, стройной и красивой женщиной. Когда на ней осталась одна нижняя рубашка, она готова была уже лезть под перины, но он её остановил:
— А ну-ка стойте.
— Что? — спросила красавица.
— Рубаху скиньте?
— Зачем? — она явно кокетничала.
— Хочу видеть вас, долой тряпки.
— Как пожелаете, мой господин, — отвечала Бригитт, скидывая на пол с себя последнюю одежду.
Хоть никогда такого он за ней не замечал, но тут она, кажется, стала смущаться. А он, придирчиво и с наигранной строгостью разглядывая её, сказал:
— Так оно и есть, а я думал, что мне всё кажется.
— Что же со мной не так? — чуть испуганно спросила красавица.
— Так волосы у вас на животе не так красны, как на голове.
— И что же мне, их покрасить, что ли? — чуть обиженно произнесла она, пытаясь залезть к нему в постель.
— Куда, куда вы, я ещё не налюбовался вами, — кавалер не пустил её под перины. — А ну-ка, спляшите мне, я видел, как вы плясали во дворце у графа, вы были грациозны.
— Так музыки же нет, господин мой, — чуть стесняясь, говорила она.
— Ладно, так хоть повернитесь ко мне спиной. Хочу видеть вас, какова вы сзади.
Эту просьбу она выполнила беспрекословно, встала и сама подобрала свои волосы, чтобы не мешали кавалеру любоваться ею, собрала их на затылке в один огромный красный ком.
Была удивительно стройна, даже и Брунхильде не уступала в стройности, уступала той в телесной роскоши, но зато брала изящностью своих линий.
— Идите же ко мне, госпожа моя.
— Что? Наконец, возжелали взять меня? — с кокетством и вызовом поинтересовалась красавица, залезая к нему в кровать.
— Желаю вас, как никого не желал.
Она чуть не пискнула от счастья, услышав такие слова, всё кокетство её и весь вызов сразу улетучились:
— Скажите, что мне делать, господин мой.
— Становитесь на колени, хочу видеть ваш зад.
Она тут же исполнила его просьбу. А когда всё было конечно, и Бригитт носиком касалась его плеча, руками держала руку его, а ногу положила на ногу его, и чтобы в счастье своём найти ещё словесное удовлетворение, она спросила у него:
— Довольны ли вы мной сегодня, господин мой?
И в ответ услыхала то, от чего ей вдруг захотелось плакать. Кавалер ей сказал коротко:
— Жалею, что не жена вы мне.
И чтобы не выдать слёзы в голосе, Бригитт
