Батарея держит редут - Игорь Лощилов

Постепенно наши войска, остановленные Паскевичем, начали приходить в себя. Подоспели херсонские гренадеры; часть грузино-татарской милиции, обогнув овраг, ударила на сарбазов, отрезав от основной массы тех, кто засел в овраге. По приказу Паскевича в дело вступили нижегородские драгуны под командованием полковника Шабельского. Один батальон выдвинулся с третьей линии, достиг края оврага и, повернувшись правым плечом вперед, врубился в неприятельские батальоны. Разбитые и стоптанные ударом шеренги сарбазов одна за другой ложились под ударами сабель нижегородцев. Неприятельская конница опомнилась и бросилась помогать своей пехоте. Второй наш батальон, обогнув овраг, охватил сарбазов с другого фланга и тыла. Все перемешалось, началась отчаянная рубка. Под Шабельским была убита лошадь, почти все драгунские офицеры получили колотые и резаные раны, однако персидская конница, боясь полного окружения, была вынуждена отойти, и нам оставалось только разгромить остатки сарбазов. Они, разбившись на мелкие кучки, залегли в канавах и кустарнике. Драгуны стали выбивать их из укрытий, в плен никого не брали, захватили лишь персидское знамя.

С этого момента накал битвы начал перемещаться в центр, где кипела кровавая битва. Когда персы двинулись на наши позиции, Мадатов приказал своей пехоте сбросить ранцы и готовиться к удару в штыки. Соотношение сил было один к десяти, но оно не смутило отважного генерала. «Подпускайте персов поближе, тогда им будет трудно уходить!» – так распорядился он. Вельяминов приказал сосредоточить на них огонь своих орудий, и под ударами нашей картечи персидские батальоны замедлили шаг. Только теперь Мадатов выхватил шашку и крикнул: «ура!» Ширванцы и егеря кинулись вперед, за ними последовали и грузинцы. Начался страшный рукопашный бой. Во главе атакующих были командиры полков: Грузинского – Симонич, Ширванского – Греков. Они же скоро и выбыли из строя. Греков, сраженный пикой, был убит наповал, командование полком принял майор Юдин. Симоничу пуля раздробила ногу, он упал, но не позволил солдатам оказать помощь: «Вперед, ребята! Там ваше место!» При себе оставил цирюльника и унтер-офицера. Рана была тяжела и грозила перейти в гангрену, его срочно унесли с поля боя.

Паскевич, видя отчаянное сопротивление противника, решил подкрепить центральную группировку. Осмотревшись, он заметил недавно вернувшегося Болдина и подозвал его к себе. Похоже, молодой офицер понравился ему своей расторопностью.

– Кажется, наши дела на левом фланге выправились?

– Так точно, ваше превосходительство! Драгуны полковника Шабельского действуют выше всяких похвал.

– Я рад, поручик, что наши мнения совпали. Передайте полковнику благодарность за отважные действия и мой приказ нанести удар по персидскому центру. Нужно помочь генералу Мадатову.

Такой же приказ был послан остаткам херсонских гренадер, стоявшим в третьей линии. Радостные оттого, что закончилось утомительное ожидание, они бодро шагали мимо разгоряченных от своей огненной работы пушкарей и просили:

– Вы уж угостите их, земляки, покрепче! Поддержите, братцы!

– Не бойсь, употчуем! – обещали те.

Полковника Шабельского найти оказалось нетрудно. Своим видом он чем-то напоминал генерала Ермолова – такой же большой и громогласный, вокруг которого всегда толпились люди. Полковник был весь упоен боем: мундир залит кровью, один эполет оторван и свисал с плеча, седые волосы всклокочены, глаза горели яростным огнем. Казалось, он только и ждал доставленного приказа.

– Братцы! Персы нашим войскам в центре досаждают, требуется прогнать окаянных!

«Левое плечо вперед! Марш, марш!» – раздались команды.

– Ваше высокоблагородие! – обратился к нему Болдин. – Позвольте с вами пойти.

– Что, покомандовать хотите? Добро, у меня в офицерах большая недостача, но дело, знаете ли, опасное.

– Не покомандовать, а повоевать...

Через минуту новгородские драгуны уже летели вперед, нацелившись на самую середину персидских батальонов. Летели под градом пуль, обгоняя посланные на помощь подкрепления, а когда нервы натянулись до крайности, кто-то крикнул «ура», и все разом подхватили этот клич. Тогда рев сотен глоток, беспрерывная пальба и гул орудий слились в один протяжный раскат. Конная лава понеслась по полю, где лежали сотни тел, часть уже бездвижных, а часть еще ползущих, стонущих и молящих о помощи. За ними спешила новая волна наступающих, с ружьями наперевес, прыгавшая через поверженные тела и поддерживавшая лаву новым громовым «ура».

Болдин, пожалуй, впервые испытал чувство полного самоотвержения, когда исчезает собственное «я», ты ощущаешь себя лишь частичкой этого общего целого и поступаешь только так, как нужно ему. Увы, это упоение битвой продолжалось недолго: поднявшийся впереди огненный столб от разорвавшегося пушечного ядра выбил его из седла. На какое-то мгновение он потерял сознание, а когда пришел в себя, с удивлением обнаружил, что падение не принесло особого вреда. Весь взрыв принял на себя его конь.

Лишившись боевого друга, Болдин был некоторое время в каком-то оцепенении. Драгуны были уже далеко, пехота еще не подошла. Вдруг из-за груды скальных камней, лежавших на небольшом отдалении, послышался стон. Болдин поспешил туда и обнаружил раненого драгуна, над которым склонилась лошадь.

– Ваше благородие, – услышал он слабый голос раненого, – бери коня, гони проклятых...

– Тебе, братец, он самому пригодится.

– Н-е, я уже убитый. Бери, да помяни душу Федора...

Павел раздумывал недолго: если драгуну суждено выжить, его скоро подберет следующая по пятам санитарная команда, а если возьмет к себе Господь, Павел отомстит супостатам. Вскоре он уже скакал к полыхавшему впереди бою.

Врагов было множество, но это, если смотреть со стороны. Когда же работа началась, да еще всей артелью, ее величиной не смущаются. Лихо, со всем пылом нерастраченных сил включился в нее Болдин, и удача сопутствовала ему. «Дай Бог, поесть сабле живого мяса!» – вертелись в голове слова незабвенного Кульнева, его старшего товарища по кадетскому корпусу, и ненасытное пиршество продолжалось. Уже несколько врагов пало от его сабли, уже устала рука, помутилось сознание, и только мысль о том, что работа не кончена, заставляла вгрызаться в толщу врагов. Они, кажется, сами поняли неодолимость этой сокрушающей русской силы и стали подаваться назад. Вот Павел опустил саблю на едва живого от страха перса, и тот повалился тяжелым снопом. Вот на него надвинулся огромный сарбаз, угрожая проткнуть штыком, но тут же пал от приклада подоспевшего солдата.

– Готово, ваше благородие! – радостно сообщил тот, продолжая свой кровавый путь.