Волчья звезда - Евгений Малинин

Фром быстро начеркал что-то на своей дощечке тонкой, заостренной с двух концов палочкой и повернул дощечку к Вотше.

– Запоминай, как следует... – проговорил учитель и, тыкая своей палочкой в появившиеся на дощечке значки, начал перечислять: – Ноль, один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять...

Последовала пауза, после чего Фром переспросил:

– Запомнил?..

– Да, господин... – не слишком уверенно ответил Вотша, и Фром тут же уловил эту неуверенность:

– Эти цифры надо запомнить так же, как собственное имя! Иначе ты никогда не научишься свободно оперировать ими!

– Я понимаю, господин, – торопливо ответил мальчик, – но мне... но я никогда не думал, что один или... семь может быть... просто так!

– Что значит – «просто так»? – не понял Фром.

– Ну-у-у... – чуть смутился Вотша, однако попытался объясниться: – Я знал, что бывает один камень... или три яблока, но никогда не видел просто... два или четыре... Четыре... ничего!

И тут Фром неожиданно усмехнулся:

– Никак не думал, что мне придется объяснять извержонку сокровенный смысл чисел! Неужели ты думаешь, что поймешь его?!

– Я... постараюсь, господин... – чуть ли не шепотом проговорил Вотша.

Последовал новый оценивающий взгляд Фрома, новая усмешка, а затем учитель сказал:

– Ну что ж, попробуем. Только хочу тебя предупредить, если ты не ухватишь суть того, что я тебе сейчас расскажу, я буду вынужден доложить князю, что ты... совершенно не способен к счету!

Теперь взгляд, который Фром бросил на Вотшу, был выжидательным – учитель явно ждал, что мальчишка откажется от такого испытания. Но Вотша все тем же тихим голосом повторил:

– Я... постараюсь, господин...

И только упрямо сведенные над переносицей выгоревшие брови свидетельствовали о том напряжении, которое охватило мальчика.

Фром кивнул и еще раз едва заметно усмехнулся.

– Ну что ж, начнем... Итак, один... единица. Единица называется «монада», поскольку всегда остается в одном и том же состоянии, то есть отделенной от множественности! Монада – символ ума, мудрости, поскольку ум устойчив и имеет превосходство. Монада – отец, потому что является началом и концом всего, но сама не начало и не конец... Монада – добро и благо, поскольку таков Создатель! Два, или дуада... Дуаду называют Дерзостью, за то, что она есть первое число, отделившееся от неделимого единого. В то же время, дуада есть мать, поскольку она материальна. Дуада – символ невежества, поскольку в ней смысл разделенности, но невежество неизбежно ведет к рождению мудрости...

Фром помолчал, а затем неожиданно поинтересовался:

– Я не слишком сложно объясняю?..

И снова Вотше показалось, что в этом вопросе присутствует усмешка.

– Нет... учитель, – чуть запнувшись, ответил он, – мне все понятно...

– Вот как? – Фром поднял правую бровь. – Тогда продолжим. Три, или – триада. Первое по-настоящему нечетное число, или первое равновесие единиц!

Учитель прекрасно видел, что мальчишке очень тяжело дается понимание, кроме того, его явно отвлекали крики, доносившиеся в малую трапезную от ристалищного поля. Но скоро эти крики стихли совершенно, а в глазах своего маленького ученика Фром вдруг уловил восхищенное понимание!

Вотшу действительно захватил рассказ княжьего счетчика. Его живое воображение было очаровано магией чисел, их мистическими свойствами, о которых довольно долго распространялся наставник, и теми странными, поразительными превращениями, которые могли происходить с ними...

– И, наконец, – десять! – проговорил Фром. – Декада – величайшее число не только потому, что это тетраксис – десять пространственных точек, но и потому, что оно объемлет все арифметические и гармонические пропорции. Это число первое, изображаемое двумя цифрами – единицей и нулем!..

И тут Фром вдруг замолчал, словно прислушиваясь к самому себе, а потом торопливо проговорил:

– Вощанку я оставляю тебе, к завтрашнему занятию постарайся заучить изображения всех цифр, а на сегодня наши занятия закончены, и тебе надо идти обедать!

Как только учитель вышел из комнаты, Вотша выскочил из-за стола и бегом бросился в ратницкую!

Едва появившись в общей трапезной, он обежал ее глазами и, к своему разочарованию, не нашел в ней Скала. Подойдя к огромному дружиннику с лохматой черной шевелюрой, знакомому Вотше еще по первому дню его пребывания в замке, он, чуть поклонившись, спросил:

– Господин, вы не скажете, где сейчас дядя Скал?

Гигант повернулся к мальчику и прогудел добродушным басом:

– У лекаря твой дядя Скал. – Но, увидев, как вдруг побледнел мальчуган, улыбнулся и добавил: – Да ты не волнуйся, ничего страшного не произошло. Руку он об Медведя зашиб!

И дружинник оглушительно расхохотался собственной шутке. Сидевшие за одним столом с ним ратники тоже заулыбались. Вотша облегченно вздохнул и собрался отойти от стола, поискать себе другое место, но черноволосый дружинник вдруг положил ему на плечо руку и предложил:

– Садись-ка ты, птаха, с нами! Пока твоего дяди Скала нет, я за тобой присмотрю!

Ратники чуть подвинулись на скамье, освобождая Вотше место рядом с великаном. Мальчик уселся за стол, перед ним тут же поставили миску с гороховой похлебкой, положили кусок хлеба и... перестали обращать на него внимание. Всех занимал рассказ черноволосого дружинника о поединке Скала с Медведем, и всем было почему-то очень весело.

– Ну, вышли они на ристалище... – гудел басом черноволосый дружинник. – Медведь с топором со своим... ну, вы знаете топор-то его, а Скал с... тычком!

Над столом прокатился хохот, а дружинник продолжил:

– Медведь, как тычок-то увидел, аж позеленел весь от злости! «Ты, – говорит Скалу, – что, забыл, что мы насмерть биться будем? Я, – говорит, – тебя с твоей деревяшкой надвое распластаю!» А Скал ему отвечает: «Пока ты меня пластать будешь, я тебе, урод криволапый, все ребра переломаю!»

По лицам дружинников снова пробежали довольные улыбки.

– Я, конечно, спросил, как полагается, нет ли у поединщиков возражений по оружию, возражений не было, ну я и скомандовал – начинать. Медведь со своим топором, как бешеный, вперед кинулся – ну здоров парень железом махать, я бы с ним ни за что не стал соревноваться в... колке дров! А вот на ристалище – повеселились мы! Скалу даже прыгнуть ни разу не пришлось – ходил вокруг «богатыря» нашего да с укоризной, эдак, поглядывал. А тот знай себе молотит в пустоту! Минут двадцать Медведь потрудился, потом, смотрю, замедлять он свою молотьбу начал. Скал ему и говорит: «Устал, поди?» А косолапый в ответ пыхтит: «Все равно убью!»

И снова дружинники рассмеялись, а черноволосый напустил на себя удрученный вид и говорит: