Глоток Солнца - Евгений Велтистов

Я не могу понять, когда он все успевает. Зубрит языки. Одолел даже политэкономию. Сам научился читать чертежи. Видела бы ты, как он их читает: "Это господин металл, это господин дерево, это господин цемент..." А главное, ненавидит рвачей. Как-то подошел к одному, отвел в сторону и говорит: "Ты думаешь, здесь рубли длинные, как портянки? А ну мотай отсюда!" И тот умотал.

Ты знаешь, мамочка, что за меня беспокоиться не надо. На высоту я не лазаю, работаю поваром. Когда я сюда приехал, уже стоял поселок и была нормальная жизнь. А до меня ребята попробовали таежной закуски: пробивались через болота, горы, бурелом. Лошади в тайгу не шли - боялись мошки, тащили их силой. Тропы показал старик медвежатник. А дальше надо было рубить просеки, копать землю, переплывать дурные, бунтующие весной реки и даже учиться правильно держать лопату - многие не умели. Диабаз долбили вручную, жгли на камне костры и лили воду, чтоб трескался быстрее. А однажды весной, в половодье, наш участок отрезало от всего мира, - так ребята пробирались за продуктами по проводам. Но это было до меня.

Как-то зимой приехали французы, киноработники; они знакомились с тайгой, чтоб снимать фильм. Стоял мороз под пятьдесят, французы были укутаны до бровей. Спрашивают: "Кто здесь хозяин - медведь?" "Бульдозер", - говорят им. "О, бульдозер! Познакомьте нас с теми, кто работает на бульдозере". Приехали французы на наш участок. А ребята как раз собирались под выходной в город. Ну, выскочили из дома, умывались снегом. Французы ахнули - и сразу фотографироваться на память. Так и снялись: они в тулупах, а ребята в майках. Эту фотографию я тебе посылаю. Здесь все, о ком я тебе рассказал. Твой сын Сережа".

Осторожно держал я рукописи. Я не читал газет тех лет, но думаю, что они прославили не всех героев. Их было в миллионы раз больше, обыкновенных людей необыкновенного времени, - так назвали середину прошлого века. Они открывали мне свою душу. Они смотрели на меня с фотографий, висящих на стенах, и как бы спрашивали: а что сделал ты?.. Я растерянно взирал на старые картины - они сохранили их дела: плотины, заводы, города. Это были памятники. Вдруг я вспомнил, как Рыж, удивленно взмахивая ресницами, дышит в экран, как он бережно держит на ладони то серебристую трубку ракеты, то неуклюжий экскаватор, то таинственно мерцающий кристалл и говорит: "Это Они делали для нас. Верно, Март?"

Я ушел из музея, оставив Лену среди папок. Она разбирала их, чтоб передать живое слово истории в Центр Информации Земли. В эти часы она забыла, что над островом стоит облако, и я не сказал ей ничего, не стал напоминать, что на свете, кроме доброты и отваги, еще существует зло.

22

Это Они делали для нас...

Верно, Рыж, как просто и точно ты сказал.

Я хорошо представлял этих людей. Видел, как широко шагает в сапогах бригадирша Масягина и думает, какие богатырские имена дать близнецам; как лежа курит папиросу за папиросой вертолетчик Андриан, курит и смотрит в темный угол, а видит белый город на излучине и сына Андрейку под березой всего, с головы до ног, в маленьких солнцах; как идет по проводу над голубой водой повар, совсем еще мальчик, как он счастлив оттого, что дурные реки отрезали их участок от всего мира, и он идет по проводу и сочиняет письмо маме, от которой ничего не умеет скрывать. Эти трое и тысячи других, неизвестных мне, мечтали построить новый город - я знаю, даже не читая их писем: ведь города уже стоят на своих местах.

А я? Какой город хотел построить я? Когда родители улетали на Марс, я просил взять меня с собой: я хорошо представил аккуратные домики, покрытые прозрачным; куполом, и один из них - моя школа, к нему ведет песчаная дорожка. Мама, как и я, смотрела печальными, глазами на отца, но он точно знал, что там нет школы с желтой дорожкой. И пока они строили эту школу, я вырос, и теперь мне нужен большой машинный зал, чтоб показать свое умение. Нет, даже не машинный зал, а маленькая комнатка на лунной станции, откуда я буду передавать Симу добытую мной информацию. А если уж говорить совсем откровенно, мне нужно только одно кресло, и больше ничего. Только одно кресло в ракете солнечной экспедиции. Тогда меня не будет грызть совесть, что вот уже восемнадцать, а я так и не построил город.

Они стояли на своих местах - столетние сибирские города - в излучинах рек, на берегах таежных морей, на крутых боках серебряных и железных гор, а людей, которые их строили, уже нет. Не смотри на меня такими грустными глазами, Рыж, это так - жизнь имеет свой финиш. И лучше долбить день и ночь диабаз, жечь его огнем и поливать водой, чем проспать свои годы, надеясь, что кто-то преподнесет тебе бессмертие. Это великий обман, Рыж, ты понимаешь? Жизнь - движение, она без остановок. Пока я не столкнулся с облаком, я вообще не знал, что такое страх; но мой страх - это не страх, а мучительное беспокойство, боль за тебя, за Леху, за Каричку, за всех маленьких и больших детей.

Ты извини меня, Рыж, что я позвал тебя в этот мрачный машинный зал. Уже ночь, и грустно быть одному с бездушными автоматами. Ты только поверь, что я не предатель, я это докажу. Я сознательно путаю ленты и аккуратно записываю все, что делает облако. Доктор Наг, кажется, разгадал мою хитрость, но он не хочет ни во что вмешиваться. Он только бросил на ходу: "Подопытный уже два сеанса без сознания". Когда я начинаю его жалеть этого ни в чем не виноватого Килоу, - я вспоминаю Гришу Сингаевского. Мне кажется, Гриша говорит: "Ты должен передать людям эти записи. Ты должен прийти к финишу первым даже без гравилета". Да, я должен - я это знаю; а потом я вернусь за Сингаевским.

Тебе пора спать, Рыж. Мне осталось перевести записи в маленький блок и спрятать его в карман комбинезона. Пусть тебе приснятся говорящие байкальские рыбы - они мастера рассказывать удивительные истории.

На рассвете в зал заглянул доктор Наг. Увидев, что я сижу за пультом, он вошел.

- Слышали новость? Совет потребовал снять защитное поле.

- Что ответил Гарга?

- Ничего. Заперся в студии и сидит там.

- Совещаются?

- Наверно. Совет объявил, что построенные установки могут разрядить облако.

Я поспешно натянул комбинезон.

- Вы куда? - спросил Наг.

- Предупредить рыбаков, пока они не выехали. Вдруг облако решит снять поле... Лед начнет трескаться!

- Вы славный парень, - сказал Наг.

- Вы мне во многом помогли, доктор. Спасибо.

...Все же я опоздал: рыбаки уехали в море.

Отец Лены, спокойно выслушав меня, позвонил на радиостанцию и приказал вернуть мобили. Не удивился он и моей просьбе.

- Выход с острова есть, - ответил он, подумав. - Пещера в скале. Она проходит под силовым полем. А по сопкам не проберешься, пока не снята блокада.

Он одевался обстоятельно - шерстяные носки, сапоги, меховой жилет, полушубок. Я умолял его глазами: быстрее! Он, кажется, понял и, заказывая дежурный мобиль, сказал:

- Не через десять минут, а сейчас.

Я благодарно кивнул.

Песок скрипел под ногами, как снег, мороз щекотал кончик носа. Первые лучи легонько коснулись крыш, позолотили их. Сейчас проснутся школьники, проснется кап Грамофоныч, проснется Лена. Снегурочка выглянет в окно, засмеется: "Доброе утро!" А я побегу через лес, через зеленое поле, чтобы подлый удар облака не погасил больше ни одной улыбки.

- До станции пятнадцать километров, - сказал инженер. - Из нас никто не ходил - старая охотничья тропа, но по карте пятнадцать и точно на юг. Проводить?

- Не надо. - Я измерил взглядом богатырскую фигуру. - Вы лучше займитесь Гаргой.

- Не волнуйся. Все выясним и поставим на свои места.

Ярко-оранжевый мобиль приподнялся на воздушной струе и легко заскользил над стеклянным щитом. Неслись нам навстречу пестрые ледяные заплаты зеленые, белые, голубые плиты, крепко спаянные морозом, но я смотрел не на них, а на темную, неприкрытую снегом скалу - берег Большой земли.

Вдруг замигала лампочка на щитке, шофер включил радио.

- Мобилю сто двадцать шесть вернуться назад. - Голос четко и властно выговаривал слова.

- Гарга, - узнал я.

- Прыткий старикан, - усмехнулся инженер. - Рано встает.

- Это облако, - догадался я. - Оно предупредило Гаргу.

- Мобилю вернуться назад. Вы приближаетесь к границе поля. Это опасно.

- Давай, Саша, к самой пещере, - скомандовал инженер водителю. - Где у тебя компас и карта?.

Он спокойно начертил мой путь, сам положил карту и компас в мой карман, застегнул пуговицу. А Гарга все требовал. А скала летела навстречу.

- Сейчас возвращаемся, - наконец ответил в микрофон отец Лены.

Мобиль мягко шлепнулся на лед. Распахнулась дверца. Отвесная серая стена, в ней треугольная щель, завешенная длинными сосульками, и такое же отражение на гладком льду. Волшебный дворец.

- Беги! - сказал отец Лены. - Счастливо!

А в спину мне ударило из динамика:

- Март, приказываю тебе вернуться! Иначе облако применит облучение!

Теперь, когда в кармане у меня лежит ключ от облака и какая-то сотня метров осталась до спасительной границы, теперь отступать - ни за что. Мы еще проверим, кто проворней: может быть, я бегу быстрее света.