Щит - Василий Горъ

— Ваша милость, я делаю свою работу! Его величество король Неддар поручил мне позаботиться о вашем здоровье, и я…

— Простите, что перебиваю, но, если мне не изменяет память, один из главных принципов, которыми лекари руководствуются в своей работе, — это «Не навреди». Так?

— Да…

— Так вот, своими расспросами вы бередите незажившие раны и делаете мне больно!

— Иногда раны требуется чи…

— Мэтр Регмар? — рявкнула я.

— Да, ваша милость?

— Я настоятельно прошу вас удалиться…

Не знаю, что оказалось убедительнее — тон, которым я произнесла свою «просьбу», или бешеный взгляд, но лекарь тут же подхватил с пола сумку с травами, поклонился и исчез. Забыв даже попрощаться.

Дождавшись, пока за ним захлопнется дверь, я заставила себя успокоиться и перевела взгляд на Атию:

— Если он еще раз войдет в мои покои без моего разрешения, я пожалуюсь на вас королю…

Не успели Эрна с Атией нацепить на меня халат, как в купальню вбежала Вирия и сообщила, что мэтр Фитцко уже прибыл и ждет.

Кто такой мэтр Фитцко и что ему от меня надо, я не знала и не хотела знать. Поэтому равнодушно попросила передать ему, что занята. И не имею возможности его принять.

Вирия вытаращила глаза. Так, как будто я отказалась побеседовать не с каким-то там безродным мастеровым, а с самим королем:

— Ваша милость, это же сам мэтр Фитцко, портной его величества!

— И что?

— Ну… граф Грасс с трудом уговорил его отложить всю работу и пошить вам несколько платьев…

— Тогда пусть подождет: я не завтракала, не обедала…

— Стол я сейчас накрою! А вы можете пригласить мэтра Фитцко разделить с вами трапезу…

Я вспомнила предыдущий ужин из восьми перемен блюд и поняла, что при всем желании не смогу изображать из себя радушную хорошую хозяйку столько времени. Поэтому скрипнула зубами и отрицательно помотала головой:

— Нет. Никаких «разделить». Сообщи ему, что я скоро выйду…

— А как же обед, ваша милость?

— Потерплю…

Увидев мэтра Фитцко, я закусила губу, чтобы не рассмеяться. И было с чего: крашенные охрой волосы портного стягивал тонюсенький серебристый шнурок, затейливо «украшенный» разнообразными узлами. Тщательно завитые локоны красиво оттеняли нарумяненные щечки и падали на высоченный воротник нижней рубашки изумрудного цвета, зачем-то задранный так, чтобы касаться ушей. Сиреневый камзол, расшитый кружевами сильнее, чем самое роскошное подвенечное платье, был зашнурован золотой тесьмой и перетянут поясом горчичного цвета, тяжелая кованая пряжка которого посверкивала полированной сталью и изображала вздыбленного коня.

Дальше было еще веселее — из-под нижнего края камзола выглядывали лазурные шоссы, обтягивающие дряблые бедра, как перчатка руку, и придающие им какой-то синюшный вид. А их нижний край, расшитый огненно-рыжими кружевами, заканчивался в пальце от голенищ ярко-красных бархатных сапог с каблуками высотой чуть ли не в мою ладонь!!!

Для того, чтобы собрать разбежавшиеся глаза и поприветствовать «гостя», мне потребовалось минуты полторы. И все это время мэтр Фитцко любовался на себя в изящное ручное зеркальце. А когда я, наконец, вымолвила подходящие к случаю слова, царственно повернул голову, оглядел меня с ног до головы и снисходительно улыбнулся:

— Смирения, ваша милость! Вседержитель дал вам главное — жизнь. Остальное дам я…

Я опешила. А через мгновение, подхваченная его помощницами, оказалась за здоровенной ширмой, невесть откуда появившейся в углу. Причем уже без халата и босиком!

Еще через пару-тройку ударов сердца я почувствовала себя куклой — девушки вертели меня так, как считали нужным, заставляли то поднимать руки, то разводить их в стороны, то опускать вдоль бедер и совершенно не обращали внимания на мою наготу.

В какой-то момент я с тоской вспомнила образец предупредительности — мэтра Лауна — и даже попыталась проигнорировать одно из требований моих мучительниц, но безрезультатно: разобравшись с кучей тряпья, бросаемого через ширму снаружи, они начали меня одевать.

Нижняя рубашка… Какой-то балахон… Пояс… Корсет… Платье… Длинные, по локоть, перчатки… Еще один пояс… Что-то вроде сапожек, только коротких и без задника… Лента через плечо… Пара перстней, почему-то поверх перчаток… Пяток заколок для волос и жемчужное ожерелье…

Потом они закололи чем-то не устраивающие их места иголками и вытолкнули меня наружу.

Я сделала пару шагов к центру гостиной и онемела: пока меня одевали, отполированный пол оказался заставлен невесть откуда возникшими сундуками с тканями. Диваны и кресла — завалены нижними рубашками, корсетами и платьями. Стол и все три подоконника — кружевами, пуговицами и тому подобной дребеденью. А рядом с окном появилось здоровенное зеркало, возле которого неторопливо прохаживался виновник всего этого безобразия.

Услышав перестук моих каблучков, мэтр Фитцко повернулся ко мне всем корпусом и покровительственно усмехнулся:

— Ну вот, теперь вы уже чем-то похожи на женщину…

Я вспыхнула, мельком посмотрела на себя в зеркало и на десяток ударов сердца выпала из реальности: платье было… донельзя развратным! И вместо того, чтобы скрывать особенности фигуры, их подчеркивало! Нет, не подчеркивало, а выпячивало на всеобщее обозрение: безумно глубокое декольте, скрывающее разве что ареолы и живот, демонстрировало грудь практически целиком, а кружева и корсет, стягивающий талию, визуально увеличивали ее чуть ли не вдвое. Юбка прибавляла объем бедрам и попе, а почти прозрачная вставка чуть ниже колен показывала внимательному глазу мои голени и икры!!!

— Ну, как вам этот наряд? — дождавшись, пока я обрету дар речи, самодовольно усмехнулся портной.

— Бесподобен! — с трудом сдержавшись, чтобы не наговорить ему гадостей, с издевкой фыркнула я. — Но я — в трауре. Поэтому носить его не буду…

— Так оно же траурное!!! — взвыл мэтр Фитцко. И, подбежав ко мне, куртуазно показал мизинцем на мое левое плечо. — Видите во-о-от здесь черную ленточку?

Для того, чтобы разглядеть крохотный символ скорби, прячущийся в белоснежном облаке из тирренских кружев, мне пришлось подойти к зеркалу вплотную, повернуться к нему левым боком и хорошенечко приглядеться.

Да, ленточка там действительно была. И действительно черная… Но она обхватывала мою руку под полупрозрачной тканью, поэтому увидеть ее мог только тот, кто точно знал, где и что искать!

— Вы что, издеваетесь? — сглотнув подступивший к горлу комок, возмутилась я. — Вы бы ее еще под подвязку пришили! Или под пуфик в моей спальне! Тут ее никто никогда не увидит! Даже если очень захочет!!!

Портной посмотрел на меня, как на юродивую:

— Выпячивать свою скорбь уже давно не в моде. Вы должны переживать горе в глубине своей души и при этом радовать окружающих своей молодостью и красотой…

— Выпячивать? — побледнев от бешенства, прошипела я. — Скорбь? Да что вы несете?!

Видимо, видеть такую реакцию у одевающихся у него дам мэтру Фитцко не приходилось. Поэтому он отшатнулся, закрылся руками и попытался объясниться:

— Ваша милость, вы не поняли, что я имел в виду! Это платье — самое что ни на есть траурное! Просто оно пошито так, что позволяет вам оставаться со своими чувствами наедине… Ну, и дает вам возможность переживать потерю близких где бы то ни было, не вызывая лживого сочувствия у тех, кто не в состоянии вас понять…

Я прикрыла глаза, чтобы не сорваться, и услышала еще одно «уточнение»:

— И потом, по-другому уже никто не шьет!

— Шьет… Мэтр Лаун Чернобородый… — кое-как удержала рвущийся наружу рык я. А потом добавила: — И я буду одеваться у него…

— Правильно… — раздалось от двери. — Полностью с вами согласна…

— Ой, леди Этерия… — тихонечко пискнуло за моей спиной, и я, повернув голову, хмуро уставилась на человека, сумевшего вызвать такой ужас у служанки «самого мэтра Фитцко»…

Девушка, невесть как миновавшая охрану, выставленную у моих покоев побратимом короля Неддара, оказалась лиственя на два-три старше меня. Правильное и довольно симпатичное лицо, спокойный взгляд, простенькая, без особых изысков, прическа. Платье в цветах рода Кейвази, не столько подчеркивающее, сколько скрывающее фигуру. И полное отсутствие косметики и украшений. Если, конечно, не считать украшением родовое кольцо.

В выражении лица или жестах баронессы тоже не было ничего особенного — она не задирала подбородок, не поджимала губы и не изображала Свет[94]: просто смотрела на мое платье и о чем-то сосредоточенно думала.

— Чтица его величества короля Неддара Третьего, Латирдана, баронесса Этерия Кейвази! — запоздало объявила Омра.

Я склонила голову и заставила себя улыбнуться:

— Доброго дня, леди Этерия! Прошу прощения за нерасторопность моих служанок — они, как и я, не ожидали вашего прихода…