Круиз "Розовая мечта" - Мила Бояджиева

— Это, это. Да, да, именно это — мучительная и неутолимая потребность сохранить дорогие тебе мгновения, чувства, образы и хоть как-то противопоставить забвению. О. если б я что-то мог! Если бы мог выразить то, что разъедает мне душу, в словах, музыке или на холсте — все равно, плохо или хорошо. Я избавился бы от чувства ответственности перед своим «я», которое тяготит меня невыразимостью. И, наверно, из-за этого я надоедаю вам… Скажите, Владислава Георгиевна, у вас там все такие интеллектуалы?

— Считайте, что вам повезло. Я доктор психологии.

— Ого! Только не надо мне говорить про очки. Слава Богу, у нас не телесвязь. Я воображаю вас совсем другой… Густые, длинные, чуть рыжеватые волосы, пухлые губы и светлые, как у русалки, загадочные глаза… А серый свитер вам очень идет…

Я на секунду смутилась — опять запахло розыгрышем. Портрет, нарисованный Юлом, был слишком точен.

— Не стану разрушать иллюзию… А сейчас, прошу вас положить трубку. Мы исчерпали лимит сеанса. Возможно, ко мне прорываются натуры менее утонченные и примитивно-несчастные.

— Но я же должен рассказать вам свою историю. Или необходимо обязательно держать у виска пистолет?

— Пока вы найдете пистолет и хорошенько продумаете вашу любовную трагедию, я успею, возможно, помочь нескольким людям.

— Учтите, я очень жесток. Если со мной что-то произойдет — знайте, вы тоже виновны. Юлий Вартанов, 1973 года рождения, холост, сирота. Москва, Черемушкинский район. Ну, что, прощайте? — Ухмыльнувшись, он действительно повесил трубку.

После работы, подвозя Аллу к метро, я рассказала о страшном звонке.

— Нас часто разыгрывают, и свои, и чужие. ты многим поклонникам дала этот телефон? — Она искоса глянула на меня, имея в виду, конечно, мой успех в студенческие годы. Несмотря на дефицит мужских кадров в институте, за мною «бегали» сразу несколько ребят и даже строили мне глазки некоторые игривые преподаватели.

— Про эту работу знают только Сергей и моя подруга Ассоль. Сомневаюсь, что кому-то из них придет в голову подобное дурачество.

— Ну, тогда, Слав, ты с этим Цезарем поаккуратней. У нынешней молодежи такие выверты случаются, что не сразу разберешь… Когда Союз распался, позвонил один студент, стою, говорит, на подоконнике и хочу исполнить гимн Советского Союза, потому что в нем родился и не желаю терять Родину. Вначале такой текст выдавал, что и Жванецкий не сочинит, а потом петь, действительно, начал… Задорно так, с чувством… И жутко фальшиво…

— Разбился?

— Да. На кусты упал с пятого этажа. Два дня ещё в реанимации протянул. Это мы уже потом узнали.

Следующий день у меня был свободный и я с нетерпением ждала начала рабочей смены. Но мой странный пациент не звонил. Значит, действительно, покуражился молодой человек. Двадцать два года и шизоидность некоторая все же есть — такое насочинять человеку с нормальной крышей просто ни к чему скучно. А этот развлекался. Но вдруг, вдруг все же здесь тот самый случай, что и с исполнителем гимна?

Побеседовав по телефону с Аськой о том, о сем, я словно невзначай спросила ее:

— А ты мне на работу, случаем, не звонила? Или, может, кому-нибудь посоветовала?

— Рехнулась, девушка! У меня хоть и есть сдвиги, но совсем по другой части. Я уж скорее «телефоном знакомств» воспользуюсь.

Целую неделю у меня крутилась в голове мысль о ржавой бритве моего пациента и допущенной профессиональной ошибке. Возможно, непоправимой. Наконец, я сообразила поинтересоваться у мужа о случаях самоубийств за последнее время.

— К нам поступают сводки по Москве и области. А что тебя интересует? Не уверена в своих силах, Бубка? Боишься, что не всех сумела отговорить? Сергей улыбался, но я видела, что он по-настоящему обеспокоен моей просьбой.

— На этой работе ошибка может обойтись очень дорого. Все-таки, к нам, в основном, обращаются люди в экстремальной психологической ситуации… Серж, принеси мне данные за десять дней по Черемушкинскому району… Тут один псих меня прямо так и предупредил: «Фамилия Вартанов, 1973 года рождения, если со мной сто случится — вы тоже виноваты».

Сергей даже присвистнул.

— Хорошо, что рассказала. Если этот мерзавец жив, я ему за такие шуточки мозги вправлю!

— Не надо, милый. Я знаю, ты все можешь. жену защитить, честь и достоинство президента отстоять и, наверняка, интересы мира и прогресса… Но это мои профессиональные проблемы. Мои профессиональные честь и достоинство. Помочь — помоги. Но в мои «игрушки» не лезь. — Я твердо посмотрела на Сергея, мстя за его постоянную таинственность.

Давным-давно у нас был заключен договор — в дела мужа я нос не сую. И никому из своих друзей насчет его сферы деятельности не распространяюсь. За исключением, конечно, какой-нибудь критической ситуации. Если честно, я и сама знала о работе Сергея не много — только то, что мне было позволено. После университета Сергей стал сотрудником Московского уголовного розыска, точнее, комиссии по делам несовершеннолетних. окончил ещё какие-то курсы по оперативной работе и в чине капитана возглавил большое подразделение борьбы с малолетними преступниками. Это было время расцвета враждующих банд и группировок: люберов, рокеров, металлистов, неофашистов, сталинистов и прочих. И здесь про работу Сергея мне ещё кое-что было понятно. Дома мы часто обсуждали дела Сережиных подследственных и вместе переживали судьбу сбившихся с праведной дорожки подростков. Хоть и оберегал меня муж от лишних подробностей — реальность потрясала своей беспредельной, невообразимой и необъяснимой нормальным умом жестокостью. Было ясно, что речь идет не об отдельных извращениях психики, а о социальном явлении, называемом синдромом постсоветской депрессии.

После августовских событий, в которых Сергей принял активное участие со стороны защитников Белого дома, капитан Баташов стал полковником и после разгрома КГБ получил назначение в Федеральную службу безопасности. Через несколько месяцев из ФСБ ушел. Дальнейшее мне было не совсем понятно, и я знала, что расспрашивать Сергея бесполезно.

— Буду возглавлять некую получастную структуру, вроде детективного агентства, со специфической сферой деятельности.

— Что значит, получастную?

— Ну, это значит, что подчиняться мы будем не государству, а одному лицу, и существовать за свой собственный счет.

— А что за «специфическая сфера»?

— Про мафию слышала? «Спрута» смотрела? Так у нас ничего такого не будет. Все значительно сложнее. — Сергей сделал страшное лицо и я поняла, что услышу одни лишь отшучивания.

Чем больше Сережа темнил по поводу своей работы, тем становилось очевидней: значит, серьезное дело у Баташова, раз за семью замками спрятал.

Я погладила его коротко подстриженные во время работы в ФСБ волосы и спросила:

— Теперь опять бандитские патлы отпускать будешь? И свой дворовый кодекс чести начертаешь на личном щите?

— Не доносить, не лебезить, не предавать? — Сергей посмотрел на меня, как на славное дитя. — Мушкетерские заповеди… Как просто было — Ришелье несимпатичен, миледи — жестока, а Констанция, работающая на влюбленную королеву — премиленькая. Значит, вперед, за королеву! — Муж обнял меня и крепко прижал к себе. — Все очень запутано, девочка. Мне кажется, я способен правильно вычислить, где добро и где зло. Но иногда страшно: уж очень все близко, очень похоже… Да, ладно, силы пока есть… Только запомни — я никогда не стану другим, никогда не предам патлатого Робин Гуда, которого вырастила на своих жалких харчах Шурочка… Слушай, Бубка, только не ври… — Сергей сел, склонив передо мной голову. — На темени башка уже светится?

— Нет, милый, до плеши тебе далеко.

— Ну, тогда возвращаемся к этому, вашему, ну, что Софка говорит, на меня похож?

— К Депардье?

— Вот-вот. Он, я где-то читал, в юности настоящим хулиганом был вроде моих бывших подопечных. Рецидивист, шпана.

— А теперь — море благородства и ещё талант!

— И у меня талант есть. Честное слово, Бубка — огромный такой талантище… Иногда с ним только боком в дверь протискиваюсь, и то далеко не во всякую… Вроде как барометр на правду и фальшь.

— Ты у меня рыцарь без страха и упрека. Дон-Кихот был слишком худым отсюда и неудачи в личном плане. А таких вот благородненьких и толстеньких женщины знаешь как любят?! — Я покосилась на брюшко, начавшее вырисовываться на могучей фигуре Сергея.

Он одернул пуловер, богатырски развернул плечи и прижал меня к груди.

— Да, вам, девушкам, прелестные головки дурить ох как легко…

Это верно. Копаясь в оперативных сводках, принесенных Сергеем, я то замирала от страха, натыкаясь на схожие данные, то злилась, что не нашла в списках сомубийц Юла. Даже не могла понять, чего мне больше хотелось оказаться обманутой шутником или убедиться в серьезности его намерений?