Республика воров - Скотт Линч

«Наверное, это конец… О боги, я не хочу умирать… но пусть это будет конец, новой боли я не вытерплю…»

Все вокруг смолкло, но во внезапно наступившей тишине все еще звучали какие-то робкие шорохи – еле слышное биение сердца, сухой шелест вздоха. Если бы он умер, то никаких звуков не было бы. Грудь что-то сдавило – над самым сердцем лежала чья-то рука. Холодная. С неимоверным усилием Локк разжал веки, чуть приоткрыл глаза.

Над ним склонился Клоп, приложив к груди холодную как лед ладонь. На мертвом лице темнели черные лужицы глаз.

– Боль никогда не кончается, – сказал Клоп. – Всегда больно. Всегда.

Локк раскрыл рот. Вместо крика с губ сорвалось тихое шипение. Он попытался шевельнуться, но руки и ноги налились неподъемной тяжестью свинца. Тело отказывалось повиноваться, он даже головы не мог повернуть.

«Так не бывает… Он не настоящий…» – ошеломленно подумал Локк, не в силах вымолвить ни слова.

– А что настоящее? – Бледная, посеревшая кожа Клопа собралась складками, будто плоть под ней растворилась изнутри; некогда кудрявые волосы безжизненными патлами прикрывали лоб над мертвыми черными глазами; в горле торчала арбалетная стрела, покрытая запекшейся кровью.

В каюте было темно. Клоп каким-то образом сидел рядом с Локком, но тот ощущал только вес ледяной ладони над самым сердцем.

«На самом деле тебя здесь нет…»

– Мы оба здесь. – Клоп раздраженно дернул древко арбалетной стрелы, будто поправлял тугой шейный платок. – А знаешь почему? Когда умираешь, все твои грехи выцарапывают в глазах. Вот, посмотри…

Локк, непроизвольно заглянув в жуткие глазницы, с ужасом увидел, что глаза Клопа черны от бесчисленных строчек, слившихся в мглистую муть.

– Поэтому я и не могу отсюда выбраться, – негромко произнес Клоп. – Не вижу, куда идти…

«Тебе было двенадцать лет… когда ты успел столько нагрешить…»

– Грешил делом… и грешил словом… принял грехи моих наставников… и моих друзей…

Холодная тяжесть сдавила сердце Локка.

«Неправда, я лучше знаю, я же посвященный служитель Многохитрого Стража…»

– Ну и как тебе служится? – Клоп провел рукой по окровавленной шее, перемазав кончики бледных пальцев бурой пылью. – По-моему, так и вовсе хреново. Никакого толку от этого служения нет. Ни мне, ни тебе.

«Нет, так быть не должно, я знаю! Я посвященный служитель Безымянного Тринадцатого бога, мне ведомо…»

– А мне ведомо, каково доверять людям, которые даже своего истинного имени друзьям не называют…

Холодная рука сжала сердце.

«Я сплю… Это сон… Мне снится…»

– Спишь. Или умираешь. А может быть, это одно и то же. – Губы Клопа сложились в едва заметную улыбку – так улыбаются тем, кто попал в беду. – Ну, ты решение принял. Теперь поглядим, кто из нас прав.

«Погоди… Не…»

Грудь Локка содрогнулась от новой боли, волнами раскатившейся от сердца по всему телу – на этот раз не обжигающей, а холодной, как сама смерть. Ледяные тиски, сомкнувшись, сдавили невыносимой тяжестью, затем накатила темнота, и сознание Локка, как корабль, разбившийся о скалы, погрузилось в непроглядный мрак.

Интерлюдия

Сиротская луна

Его наконец-то высвободили из мрака; целый час он беспомощно провел в душной мгле, но теперь прохладный воздух овевал раскрасневшиеся щеки.

На место совершения обряда его притащили без особых церемоний, взвалив на плечо – благо весил он немного, – но бесчисленные лестницы и узкие извилистые туннели особого удовольствия не доставляли. По дороге, изо всех сил стараясь не сопеть под надетым на голову колючим мешком, он напряженно вслушивался в шепотки и кряхтение взрослых.

Наконец мешок сняли. Локк подслеповато заморгал, очутившись под высокими округлыми сводами сумрачного зала, слабо освещенного бледным сиянием алхимических шаров в настенных светильниках, и торопливо окинул взглядом каменные стены, колонны и облупившиеся от старости фрески. Откуда-то доносилось журчание воды, – впрочем, в каморрских подземельях это не редкость. Зато ясно было, что помещение построили люди, Древнего стекла здесь не было и в помине.

Локка уложили навзничь на каменный постамент посреди огромного зала. Ни руки, ни ноги связаны не были, но двинуться не позволял нож, приставленный к Локкову горлу неким коленопреклоненным типом. Судя по тому, как лезвие впивалось в кожу, нож был очень острым.

– Отныне и во веки веков, до тех пор, пока душа твоя не ляжет на священные весы богов, ты связан нерушимой клятвой и незыблемым обетом хранить молчание о том, что произойдет этой ночью, – провозгласил человек с ножом.

– Я связан нерушимой клятвой и незыблемым обетом, – повторил Локк.

– Кто приносит нерушимую клятву и незыблемый обет?

– Я приношу нерушимую клятву и незыблемый обет, – ответил Локк.

– Клятвопреступник приговаривается к смерти.

– Если я преступлю нерушимую клятву и незыблемый обет, то понесу заслуженную кару.

– Кто вынесет тебе приговор?

– Я сам вынесу себе приговор. – Правой ладонью Локк накрыл руку, держащую нож.

Незнакомец высвободил руку, оставив приставленный к горлу нож в пальцах Локка, и торжественно произнес:

– Вставай, младший брат.

Локк послушно встал с невысокого постамента и вернул нож длинноволосому мускулистому гарристе, имени которого не знал, – мир, которым правил капа Барсави, был велик, и подданных в нем было не счесть.

– Зачем ты здесь? – спросил гарриста.

– Быть вором среди воров, – ответил Локк.

– Тогда запомни наше приветствие, – сказал гарриста, выставив вперед левую руку с чуть раздвинутыми пальцами.

Локк повторил его жест, приложив свою левую ладонь к руке гарристы.

– Обнаженная левая ладонь прижата к обнаженной левой ладони в знак того, что ты встречаешь своих братьев и сестер без оружия, что не гнушаешься их прикосновения и что не ставишь себя превыше их самих. Ступай и жди.

Локк отвесил церемонный поклон и отошел в тень колонны. Огромный зал с легкостью вмещал несколько сот человек, но сейчас в нем находилась лишь небольшая группа людей. Судя по всему, Локк стал одним из первых, принявших тайную клятву, и сейчас его распирало от восторга. Церемония шла своим чередом: в зал по одному вносили мальчишек и девчонок с мешками на головах, и ритуал раз за разом повторялся. К Локку один за другим присоединились Жан, Кало и Галдо, серьезные и на удивление молчаливые, словно бы даже напуганные важностью происходящего. В общем, Локк и сам это осознавал.

Вот мешок сорвали с головы Сабеты; по ее плечам рассыпались крашеные русые кудри, нож коснулся ее горла, и Локк невольно закусил губу. Сабета произнесла традиционные формулы тайной клятвы мелодичным, чуть хрипловатым голосом, а потом невозмутимо направилась к Благородным Канальям, искоса поглядев на Локка. Он затаил дыхание, надеясь, что она займет место рядом с ним, но тут Кало и Галдо расступились, и она встала между ними. Локк снова закусил губу.

В зал то и дело вносили все новых и новых подростков, нож раз за разом мерно подносили к шеям. Среди новичков обнаружилось много давних знакомцев Благородных Каналий.

Был там и Тессо Воланти с гривой черных намасленных кудрей, вожак шайки Полукрон, – он проникся глубоким уважением к Локку и Благородным Канальям после того, как Жан задал Полукронам хорошую взбучку; а вот Брюхан Сауль и Пузан Сауль из шайки Мясников Лжесвета; вот Сученыш Доминальдо; вот Амелия Скорохватка, которая ухитрилась наворовать столько, что смогла оплатить свое обучение у Гильдейских лилий; вот мальчишки и девчонки, которых Локк помнил еще по Сумеречному холму. Последней в череде посвященных оказалась Наска Белонна Дженевеза Ангелиза Барсави, единственная дочь и самый младший отпрыск единоличного правителя преступного мира Каморра.

Принеся тайную клятву, Наска вытащила из кожаного кошеля очки и нацепила их на нос. Разумеется, никому и в голову не пришло над этим смеяться, но Локк подозревал, что шутникам не поздоровилось бы, даже если бы она и не была дочерью капы.

Ее старшие братья, Пакеро и Аньяис, стояли поодаль, среди взрослых воров, а сама Наска, как положено, направилась к новичкам и, улыбнувшись Локку, легонько спихнула его с места у колонны.

– Привет, Ламора, – прошептала она. – Рядом с хлипким недомерком я выгляжу настоящей красавицей.

Про себя Локк подумал, что она и так настоящая красавица, – в последнее время и Наска, и Сабета неожиданно повзрослели, обретя воистину женское очарование. По какой-то непонятной причине Наска отдавала Благородным Канальям явное предпочтение; Локк подозревал, что это как-то связано с «небольшими услугами», которые отец Цеппи некогда оказал Барсави. Наске наверняка было что-то известно, хотя она об этом и не упоминала.

– О, и тебя к нам на галерку отправили?! – Сабета подтолкнула Жана и протиснулась поближе к Наске, оказавшись за спиной Локка.