Республика воров - Скотт Линч

Лодка подошла к бригу, стоявшему на якоре в северной оконечности гавани. В серебристом сиянии кормовых фонарей виднелось название корабля, выведенное над окнами капитанской каюты: «Небесный скороход». Бриг выглядел новехоньким. На шкафуте суетились матросы, опуская за борт тали с привязанной к ним боцманской люлькой.

– Ох, похоже, мне предстоит очередное унижение, – пробормотал Локк. – Терпение, а слабó вам меня колдовством на борт перенести?

– Я бы с удовольствием развлекла вас дешевыми фокусами, – без улыбки ответила она, – но для того, что нам предстоит, потребуются все мои силы.

Боцманская люлька представляла собой широкую кожаную петлю с прикрепленными к ней веревками. Жан привязал Локка к полосе кожи и махнул матросам. Локк, раскачиваясь, будто кукла, медленно поплыл вверх, пару раз стукнувшись о борт корабля, а потом его приняли крепкие руки моряков, осторожно уложили на палубу и начали распутывать веревки. Жан ловко взобрался по высадочной сетке, разогнал матросов, сам высвободил Локка и подхватил его на руки. Боцманскую люльку снова спустили за борт, для Терпения.

Жан огляделся: «Небесный скороход» действительно был новым кораблем, пахнущим смолистым деревом и свежей парусиной. Палубную лебедку вращали четверо матросов, а на самом бриге было до странности тихо. Нет, вода плескала о борта, посвистывал ветер в снастях, тихонько покряхтывали мачты и реи, но не было слышно ни шарканья ног, ни кашля, ни разговоров, ни храпа на нижней палубе.

– Спасибо. – Терпение, высвободившись из боцманской люльки, подошла к Локку. – Что ж, самое легкое сделано. Все трудности впереди.

Слуги снова раскрыли носилки и помогли Жану уложить на них Локка.

– Проводите наших гостей в каюту и немедленно отправляйтесь в путь, – велела Терпение.

– А как же лодка, архидонна? – спросил грузный седобородый мужчина в водонепроницаемой накидке с откинутым капюшоном; правую глазницу затягивал уродливый шрам, а по лысой, как шар, голове, скатывались дождевые капли.

– Оставим здесь, – ответила Терпение. – Я слишком замешкалась.

– Простите, архидонна, но именно об этом я вам говорил вчера и позавче…

– Да-да, Хладнокровие, я помню, – вздохнула она.

– Слушаю и повинуюсь, архидонна… – Он обернулся и, кашлянув, крикнул во все горло: – Курс норд-норд-ост, так держать!

– Есть курс норд-норд-ост, так держать! – скучающе повторила какая-то женщина, отходя от остальных матросов, разбиравших шпиль лебедки.

– А где команда? – спросил Жан.

– А зачем она нам? – сказала Терпение.

– Ну, вообще-то, если ветер дует с северо-востока, вот как сейчас, значит корабль встанет в левентик, и придется лавировать, постоянно меняя галсы, а для этого нужно много больше, чем восемь человек, которые сейчас на борту. С такой командой мы даже из гавани не выйдем…

– Левентик? Лавировать? Менять галсы? – переспросил тот, кого назвали Хладнокровие. – И чего только не выдумают… Лучше помогите перенести вашего друга в кормовую каюту.

Кормовая каюта «Небесного скорохода» находилась на нижней палубе; Локка пришлось нести по ступеням шканцевого трапа в узкий сходный тамбур, – разумеется, на корабле не предполагалось присутствия тех, кто не в силах передвигаться самостоятельно.

Каюта оказалась не больше той, которую Локк с Жаном занимали на «Красном гонце», и обставлена была скудно: ни развешанного по стенам оружия, ни карт, ни разбросанной одежды, ни подушек, ни подвесных коек. Посреди каюты, освещенный золотистым сиянием светильников, одиноко стоял стол – точнее, несколько сундуков с уложенными поверх деревянными планками. Кормовые окна были плотно закрыты ставнями. В каюте витал застарелый нежилой дух; пахло корицей, кедровой смолой и еще какими-то ароматными маслами, которые обычно используют в платяных шкафах.

Жан помог уложить друга на стол, утер дождевые капли с его лица, взял у седобородого Хладнокровия невесть откуда появившееся серое одеяло тонкой шерсти и заботливо накрыл им Локка.

– Уже лучше… – прошептал Локк, еле шевеля губами. – Немного, совсем чуть-чуть, но лучше. И… Ох, а это еще что за…

Из темного угла каюты отделилась крошечная черная тень и вспрыгнула Локку на грудь.

– Жан, я брежу, – ахнул Локк. – У меня видения начались.

– Успокойся, это не видение. – Жан погладил шелковистую черную шерстку котенка, с которым они не так давно распрощались, думая, что это навсегда; за это время Король нисколько не изменился, даже белая манишка на горле осталась прежней. – Хотя, может быть, мы с тобой оба бредим.

Котенок, громко мурлыча, потерся о висок Локка.

– Откуда ему здесь взяться? – пробормотал Локк. – И вообще, этого не может быть.

– Странно, что вы не верите в случайности, – заметила Терпение, входя в каюту. – Вашу яхту приобрели мои люди. Несколько недель тому назад она стояла бок о бок с «Небесным скороходом», вот юный проказник и решил к нам переселиться.

– Ничего не понимаю, – проворчал Локк, осторожно ухватив Короля за шкирку. – Я и котов-то не особо люблю.

– Надеюсь, вы понимаете, что котам глубоко безразличны желания людей? – спросила Терпение.

– Так же, как вольнонаемным магам, – съязвил Жан. – И что теперь будет?

– Теперь мы с вами поговорим начистоту. Вам будет невыносимо трудно смотреть на то, что сейчас произойдет. Для тех, кто… кто не обладает особым даром, тяжело находиться в непосредственной близости от нашей магии. В каюте на нижней палубе есть подвесные койки и все удобства для…

– Нет, спасибо. Я остаюсь. Это не обсуждается.

– Что ж, будь по-вашему, но сначала выслушайте меня внимательно. Что бы ни происходило, что бы вы ни увидели, не смейте вмешиваться. Ни в коем случае не прерывайте меня. Любое вмешательство грозит смертью – и не только Локку, но и всем нам.

– Ладно, буду паинькой, – сказал Жан. – В случае чего кулаки себе пообкусываю.

– Я знаю, что нрав у вас горячий и вспыльчивый, поэтому…

– Послушайте, если я начну буянить, вы меня успокоите – вам же мое проклятое имя известно!

– Посмотрим, – вздохнула Терпение. – Главное – ни во что не вмешивайтесь. Помните, чем это грозит. Кстати, будьте добры, заберите отсюда нашего юного друга.

– Пойдем-ка, малыш. – Жан подхватил Короля на руки.

Котенок, сладко зевнув, свернулся клубочком у Жанова локтя, еще не понимая, что его куда-то уносят.

На верхней палубе Жан с удивлением обнаружил, что корабль идет под всеми парусами, хотя на палубе не раздавалось ни приказов, ни топота ног матросов. Он поднялся на шканцы, всмотрелся в далекие, размытые дождем огни Лашена за кормой. Алый светильник оставленной в гавани лодки превратился в крошечную точку, слабо мерцавшую в темных волнах.

Женщина, которая вращала лебедку, теперь стояла у штурвала, позади грот-мачты, на границе, отделявшей шкафут от шканцев. Лицо, полускрытое капюшоном плаща, казалось погруженным в размышления. Жан с удивлением заметил, что она не касается спиц штурвала. Левая рука ее была поднята, ладонь чуть согнута; время от времени пальцы едва заметно шевелились, словно бы отталкивая что-то невидимое.

В небе сверкнула молния; вспышка осветила остальных членов команды странного корабля, неподвижно стоявших на палубе в той же позе, что и женщина у штурвала. Над водами Амателя глухо зарокотал гром.

Жан подошел к женщине.

– Простите, что помешал, – неуверенно начал он. – Скажите, пожалуйста, а каким курсом мы идем?

– Норд… норд-ост, – медленно, будто во сне, ответила она, не поворачивая головы. – Прямо в Картен.

– Против ветра?!

– У нас… свой… ветер.

– Охренеть, – пробормотал Жан и спросил: – А куда кота можно пристроить?

– Через люк на палубе… спуститесь в трюм.

Жан отнес пушистого приятеля на шкафут, отыскал трюмный люк, сдвинул крышку в сторону. Узенький трап уходил на шесть или семь футов в сумрачную глубину, где пол был устлан соломой, а у переборок лежали тюфяки.

– Не знаю, малыш, с чего я взял, что справлюсь с колдунами, которые погодой заправляют, – вздохнул Жан.

– Мр-р-мяу, – сказал котенок.

– Ты прав, это я от отчаяния. И по глупости. – Жан разжал пальцы, и Король спрыгнул на тюфяк. – Сиди и не высовывайся, дружок. Похоже, здесь сейчас такая херня начнется…

– Прикройте дверь поплотнее, – велел Хладнокровие, когда Жан вернулся в кормовую каюту.

– На засов?

– Нет, чтоб ветром дождь не задувало. Погоде надлежит бушевать снаружи.

Терпение наливала бледно-золотистую жидкость из бурдюка в глиняную чашку.

– Во, а мне напоследок выпить дадут! – объявил Локк.

– Это что? – подозрительно осведомился Жан.

– Всякая всячина, в основном обезболивающая, – ответила Терпение.

– Ваше зелье его усыпит?

– Увы, уснуть ему не доведется… – Она поднесла чашку к губам Локка.

Тот с трудом приподнял голову, проглотил предложенное снадобье и брезгливо помотал головой: