Хайноре. Книга 1 - Ронни Миллер

Ведьма сидела на полу у окна, спиной к двери, над её головой курился тонкий стебелек дыма. Сидела бездвижная, лишь едва-едва покачивалась из стороны в сторону. У Лиры захолодели ладони.

— Альма? — шёпотом позвала она.

— Нет.

— К-как, нет?..

— Подойди и сядь.

Лира подчинилась, медленно, едва переставляя ноги, ставшие вдруг слабыми, как будто в далёком детстве, когда она только-только училась ходить. А когда подошла, что-то будто ударило её под колени, и Валирейн упала на мягкую подушку рядом с ведьмой. И увидела наконец её лицо, расслабленное, строгое, с закрытыми глазами с нарисованными на веках знаками Древних. Лира посмотрела вниз и увидела, что источает этот сладкий дым. Травы тлели прямо в ладонях ведьмы, кожа местами стала чёрной, будто стены сгоревшего храма.

Валирейн охнула и сжала рот ладонями.

— Альма?.. — снова позвала она.

— Нет, — повторил голос.

Неужели?..

— Сашая?..

Строгая голова медленно кивнула.

В покоях ещё таилось дневное тепло, хотя солнце уже шло к горизонту, но руки Лиры будто опустили в снег.

— Сашая Мать Всех, любовь наша, тоска наша, горечь и мед, скажи, молю, я… я сделала что-то не так?..

— Север смотрит на тебя. Ты чувствуешь его в своих ладонях. Он зовёт тебя, Дитя Лима. Папа Ромох хочет тебя.

— Папа Ромох?..

— Папа Ромох.

Лира сглотнула сухой ком, и он подрал ей горло.

— Что я должна сделать? Скажи, прошу!

— Папа Ромох возьмёт тебя на севере, в лоне леса, у подножия хребта земли. Серебряная вода в его глазах, огонь в его волосах, его чресла восстанут и повергнут тебя в трепет и ужас. Ты его узнаешь, ты ему отдашься, он зачнет себя в тебе, ты родишь ему его самого. Ты принимаешь свой рок, Дитя Лима?

— Да! Да, Сашая Мать Всех, любовь наша, боль наша и скорбь, радость и грех, я принимаю!

— Да случится так.

Ведьма схватила ее ладонь своей горящей рукой, и Лира закричала.

След остался странный.

Он походил на кривое разорванное кольцо, что по словам Альмы означало конец порченого цикла, разрыв старого хода событий, но ничто не говорило о начале нового. И это очень беспокоило Лиру. Беспокойство не унималось даже во время суетных сборов, и даже двое новых платьев из красного и переливчатого изумрудного бархата, которые Алесса подарила ей в честь помолвки, радовали её совсем недолго. Сестра сказала, что их шил придворный портной, самый искусный мастер в Королевстве, и что приказ отдала сама королева и сама королева выбирала ткани и вышивку. Это очень польстило Валирейн, но каждый раз, когда она трогала шелковые подолы и кружева, каждый раз, когда подносила к лицу тонкую перламутровую ткань ночной сорочки, каждый раз она видела на своей руке это разорванное кольцо и понимала, что изменился не только ход событий, но и она сама. Она сама отныне не та, что прежде, она стала другой, когда дала согласие Древним. Не сейчас, не в тот день, когда получила от Сашаи метку, гораздо раньше.

Скоро она станет женой самого Папы Ромоха, и это куда почетнее даже, чем стать королевой. Но отчего то Лире было грустно. Дорога до Холмов Близ Гри, до севера материка, занимала чуть больше месяца — опять трястись в экипаже, опять мучиться жарой… Лиру утешала лишь мысль о том, что на севере королевства должно быть более холодное лето, от солнца она страшно устала, к тому же приобрела неприятный золотисто-коричневый оттенок кожи, совсем неподобающий для леди.

— Я бы хотела проехаться верхом, — сказала Лира, — Сорка, распорядись, пожалуйста.

— Да, госпожа, — чопорно отозвалась женщина, и постучала в стенку кареты.

Всю дорогу она была ужасно тихой, могильно тихой, и ничего не выражала лицом, только глазами, полными обиды. Когда Лира отказалась брать с собой Келу, Сорку чуть не хватил удар. Алесса говорила, что та даже упала в обморок, так её ранило это решение. А когда женщина узнала на кого заменили её дочь, то и вовсе замолчала. Замкнулась, будто снова пережила смерть сына, не проявляла как прежде ласковость по отношению к своей бывшей подопечной, сделалась холодной и бесчувственной, как старая вдова. И конечно затаила страшную злобу на Альму, это видели все.

Они обе сидели напротив Лиры, готовые в любую минуту исполнить волю госпожи, но никогда не разговаривали друг с другом, даже о погоде. Ведьма не обижалась, Валирейн знала, что задеть эту маленькую жрицу Древних очень непросто, и уж точно её не заденет дурное отношение какой-то служанки. К тому же ведьма сама хорошо знала то, чему научила и Лиру — долг превыше мирских дрязг. Она не возмущалась даже, когда Алесса велела переодеть её в одежды компаньонки — без перьев, без неприлично оголенных плеч, без бус из костей и без разрисованных рук. Сейчас, в простом льняном платье, с убранными в одну толстую косу волосами, ведьма походила на обычную крестьянскую девку с юга, смуглую, большеглазую, худую, ничто не выдавало в её простых чертах заморскую ведьму, и это не мало удивляло Лиру. Пожалуй, только взгляд. Взгляд был все тот же, волчий, жёлтый, пронизывающий и глубокий, как бездны Лима.

Карета остановилась, дверцу открыл Биро, молодой гвардеец, один из тех, кто прибыл из столицы, посланный сюда самим королём, чтобы сопровождать Лиру в пути к её будущему супругу.

— Госпожа, позвольте, — Биро подал ей руку, помогая сойти на землю. Малинка приветливо заржала при виде хозяйки.

— Мне отправиться с тобо… с вами, госпожа моя? — Альма выглянула из-за шторки, смерив гвардейца прищуренным взглядом.

— Нет, останься, я хочу одна.

Ведьма кивнула и закрыла дверцу кареты.

Никого ей не хотелось сейчас рядом. Ни угрюмой Сорки, ни загадочной Альмы, никого, кроме Малинки. Молчаливой подружки, которая всегда была ей рада.

Биро помог леди взобраться на лошадь, но не торопился передавать поводья, и Лира требовательно протянула руку. Гвардеец поднял на неё темные, как у Малинки, глаза и покачал головой.

— Прошу прощения, миледи, но здесь не безопасно для прогулок в одиночестве. Дикие звери. Мне велено сопровождать вас.

Валирейн поморщилась,