Остальное - судьба - Михаил Успенский

Да ещё под двойным конвоем, потому что давешний «десантник» наотрез отказался идти в одиночку, припахали второго. С нами только один остался…

Прошло минут десять, и услышали мы сперва очередь, а потом долгий такой, высокий, нечеловеческий крик.

Мы повскакивали на ноги, схватились за ножи…

— Сесть на корточки! Руки за голову! — заорал конвоир и дал очередь поверх голов.

Ну, мы и присели, как заключённые на этапе, откуда что и взялось. Фильмов насмотрелись, что ли?

Но всё равно было видно, что парень растерялся — произошло что-то непредвиденное…

Первым вернулся вербовшик, увидел, что происходит, и сказал:

— Вы чего всполошились? Ну, кабан выскочил. Ну, пристрелили его. Не бойтесь, свининой не накормим… Сейчас ребята его разделают, не пропадать же добру…

Наконец выбежали двое конвоиров — белее белого. И кричат на бегу:

— На него не действует! На него не действует!

Что на кого не действует? Чего они так испугались?

Потом вышел из леска оператор, и не по-хорошему вышел — его сзади держал за шкирку человек в белом комбинезоне — такие носят во всяких стерильных лабораториях. И шлем со стеклянным щитком.

И крикнул человек:

— Негодяи! Что вы с людьми вытворяете? Стволы на землю, а то я вашего Феллини к праотцам отправлю!

Высоким штилем изъяснялся Белый… А оператор орал только:

— Вы за это ответите! Вы за это ответите! Он меня убьёт! Вас накажут! Делайте как он говорит!

Они же, гады, не знали, что Белый ходит без оружия. Он, должно быть, палец приставил к спине оператора, а тот и поверил…

Тут вербовщик сделал знак рукой — и охранники подскочили нам, каждый выбрал узбека и приставил к его голове ствол. Один ствол из трёх молдаванину достался.

— Всех положу, — сказал вербовщик. — Отпусти человека по-хорошему…

— И это — человек?! — закричал Белый. — Перепуганного мальчишку бросили на гравиконцентрат, а этот снимал, как его там корёжит!

Я ничего, разумеется, не понял. И про гравиконцентрат услышал впервые. Я понял только, что этот парень в белом вышел один против четверых вооружённых людей, и ради кого? Ради нас, чурок черножопых?

Автоматы наши охранники носили на шее, как эсэсовцы в кино. Так что не сталкеры это были, как ты понял. И мой личный гад, чтобы приставить ствол к моему кудрявому черепу, слегка наклонился…

Выстрелить он не успел — полетел через мою голову, когда я перехватил ствол и дёрнул. Неопытный был парнишка, зря он подписался на это дело. Ну и получил пулю от своего же, а меня прикрыл…

Как я решился на такое — не знаю. Минти наре, конечно, зато силушкой бог не обидел…

Узбеки вскочили как по команде (а может, Умар им чего и крикнул, не знаю), бросились на оставшихся двоих автоматчиков. Подробностей не помню. Троих гастарбайтеров успели положить бандиты, прежде чем узбеки их пошинковали. Вербовщика оставили в живых — пока. Оператора тоже.

Белый не дал их прикончить. Если бы мог, он бы и конвоиров отмазал, добрая душа, но искрошили уже конвоиров на кебаб. А этих двоих потом, конечно, повесили, но уже после сталкерского суда и под наблюдением врача.

Вот так и получилось, что Белый меня спас. Точнее, человека во мне спас. Теперь, выходит, я дважды его крестник.

Потом был большой шум, и вся Зона узнала, что Жареный принял заказ на съёмку от одной московской фирмы. Очень заказчикам хотелось посмотреть, что аномалия с живым человеком может сделать, — то ли в научных целях, то ли так, для развлечения пресыщенной публики. Абдулло-устода в «жарке» сожгли, Фарика по земле размазало…

Тут Большой Жареного и прихлопнул. Не сам, конечно, — свои же прикончили.

Сталкеры скинулись на обратную дорогу уцелевшим узбекам, а мы с Умаром остались. Он ещё потом меня учил ножи метать. Только был учитель-словесник уже не Умар, а Басмач — ты о нём наверняка слышал. Сейчас он на родине, очередную дочку выдаёт замуж. Но вернётся обязательно, потому что дочка не последняя.

И я тебя с ним непременно познакомлю. Будете про великую русскую литературу тереть.

Часть вторая

ГДЕ ВСЁ ПО-ДРУГОМУ…

…Я же, покуда вы спите, подвергну сомнению древние книги, воспевшие вас.

Следом за тем я подвергну сомнению подвиги ваши и важность любого из них.

После чего, разумеется, я и самих вас подвергну сомнению; а заодно уж, конечно, и воинов ваших, и даже ни в чём не повинных слуг и собак.

И, наконец, я подвергну сомненью сомненье своё и себя самого вместе с ним.

Глава первая

…Потом последовали печально известные события, которые Дэн Майский описал в своём нон-фикшн сочинении «Три недели в августе и ещё один день». Книга была отпечатана большим тиражом, но весь тираж был тут же арестован и разошёлся исключительно из-под полы по десятикратной цене. Так что арест скорее всего был свинской и жульнической рекламной кампанией.

Разумеется, степень документализма в этом опусе была ограниченной — там не указывались подлинные имена вольных сталкеров и даже прозвища обозначались только первой буквой: так, Матадор там был М-1, Мыло — М-2, Киндер — К-1 и так далее. Но читающие сталкеры узнавали себя и других без труда, только Мыло возмущался своим вторым номером — он же пришёл в Зону пораньше Матадора! Но на всех не угодишь.

Зато имена, звания и должности военных и политиков указывались полностью, потому что они лица официальные и должны нести ответственность. Чтобы всем людям доброй воли стало понятно, на какой тонкой ниточке висел тогда мир и что для человечества значит Зона.

Конечно, там не велись полноценные боевые действия, прежде всего потому, что в Зоне нельзя ничего планировать — ни оборону, ни наступление, ни окружение, ни прорыв. Чем многочисленнее было подразделение, тем уязвимее оказывалось перед Зоной.

Генерал Чипизубов как человек новый понял это не сразу. Зона представлялась ему обычным театром военных действий по наведению конституционного порядка. Какая конституция при этом подразумевалась — российская, украинская или белорусская, — так и оставалось непонятным.

Но нет на Земле места, более не подходящего для войны, чем Зона. Потому что там всегда присутствует третья сторона, которая по определению не может быть союзником или партнёром для переговоров. Хотя иногда может…

Украинский генерал Омелько на всякий случай взял на себя ответственность за охрану особо важных объектов и распределил свою технику и хлопцев только в Предзонье — возле складов, почт, банков, готелей и торговых точек до табачного киоска включительно. Генерал Омелько оказался таким умным потому, что у него был младший брат, известный как вольный сталкер Мегабайт. Мегабайт с помощью водки «Хортыця» сумел объяснить своему старшому, что такое Зона и трэба ли с ней жартуваты. У генерала Чипизубова братьев и сестёр не было.

Генерал «зет-форс» Диего Кинтанилья, по обычаю своих предшественников, сам ни во что не вмешивался и подчинённым не велел, а только дивился тому, как много его люди сжирают провианта, почему они тратят столько боеприпасов, отчего так быстро выходит у них оружие из строя, куда безвозвратно уезжают транспортные средства и чему смеётся генерал Омелько в пьяной компании ооновских интендантов.

По окончании боевых действий в Совете Безопасности Организации Объединённых Наций был большой скандал.

Храбрый же генерал Чипизубов никак не мот отнестись к Зоне с надлежащим уважением. «Эдак дичал-да, что матушку Зону осердил!» — мог бы сказать о нём сталкер Топтыгин. Но не сказал, потому что был Топтыгин необычный сталкер…

Много погибло в те дни солдат, да и офицеров — хотя среди них и было немало настоящих сталкеров в погонах. И пропадали люди чаше всего не от вольной пули, а от монстров и аномалий, потому что слишком верил генерал Чипизубов в силу боевого приказа и здравого (по армейским меркам) смысла. Каковой смысл не желал мириться ни с изменениями рельефа, ни с особенностями артефактов и аномалий пространственно-временного действия («бумеранг», «петля Мёбиуса» и т. д.). «Вы мне тут сказки Венского леса не рассказывайте!» — любил приговаривать он, распекая подчинённых.

Вольные сталкеры своих военных коллег и ненавидели, и жалели. Они-то вели партизанскую войну и всегда могли в случае Выброса укрыться в хорошо укреплённых зданиях баров, в схронах, в знакомых и очищенных от мутантов подземных сооружениях. При всех условиях военкеры всё-таки хуже знали Зону и правила поведения в ней — срочники и контрактники всё время менялись, да и офицеры старались не задерживаться. Обжёгся «жгучим пухом» — и ступай в отпуск для лечения, а то и в отставку. Никто не докажет, что ты туда нарочно вляпался; а шрамы и рубцы воина только украшают…