Череп со стрелой (СИ) - Дмитрий Емец

Возможно, Варенько буянил бы и дальше, но Ли­ана шепнула ему что-то успокаивающее, мизинчи­ком показав на Долбушина. Рядом с главой форта подпрыгивал маленький человечек, пытаясь при­гнуть его к себе и говорить на ухо.

— Ну... сейчас начнутся интриги! Еще не хватало, чтобы мне шнеппер выдали! Я до сих пор не умею его заряжать! — недовольно сказала Алла Игоревна.

Представив себе старушку со шнеппером, Рина невольно засмеялась.

— А чего все забегали? Почему вам шнеппер должны выдать? — спросила она.

Алла Игоревна указала чубуком трубки на чело­вечка рядом с Долбушиным:

— Наш шпион у Белдо! Значит, разнюхал что-то важное, раз не дождался конца заседания. А вон тот вот — шпион Тилля у нас!.. — Алла Игоревна ткнула трубкой в мужчину приятной наружности, кото­рый, мягко улыбаясь и поминутно прося прощения за беспокойство, бочком выбирался из зала. — Заод­но шпионит немного и на Шя. Но на Еш шпионить трудно: он обычно от эльбов все узнает.

— Целых два шпиона! — воскликнула Рина.

Алле Игоревне польстило ее удивление:

— Да разве это все? Эх, детка!

Трубочка старушки пошарила в толпе и выдели­ла грустного вида женщину, которая считала язы­ком мелкие таблеточки и, глотая каждую, всякий раз закатывала глаза, точно молясь люстре.

— А эта вот — шпионка Белдо у нас!

— А она почему никуда не мчится?

— Зачем впустую бегать? Она понимает, что раз от Дионисия шпион прибежал, значит, Дионисий и без того все знает! Есть еще и другой шпион Белдо, но его сегодня не видно. Будет потом врать, что за­стрял в пробке, хотя у меня такое подозрение, что пробка у него была винная.

Рина ничего не понимала.

— Все знают, что это шпионы, и ничего с ними не делают? — усомнилась она.

Алла Игоревна щелкнула ногтем по трубочке:

— А зачем? Этих перебьешь — новых пришлют, и злее прежних. Смертельная опасность формирует особый характер. Опять же со злости и нашим шпи­онам навредят. А так от безнаказанности шпион со временем успокаивается, добреет, что-то человече­ское в нем проявляется! Можно ему иногда сказать: ‹‹Ну не стыдно тебе все время шпионить? Иди, что ли, хоть за картошечкой сходи!»

— И что? Идет?

— Бывает, что и идет! — мирно признала Алла Игоревна.

Человечек перестал шептать Долбушину и за­стыл, ожидая награды. Он так и лучился от счастья. Видимо, известие, которое он принес, действитель­но было важным.

Долбушин кивнул Лиане, чтобы она отблагода­рила шпиона, а сам подозвал к себе Рину и быстро пошел куда-то. Рина едва успевала за ним, прямым и негнущимся, и думала, что все это очень глупо. Бес­толково потыкавшись в двери, глава форта наконец отыскал маленькую комнатку без окон.

— Прости меня! Я должен идти. Планы измени­лись!

— Что случилось?.. А, нуда! Мне нельзя говорить: я же шныр! — вкрадчиво сказала Рина.

Комнатка без окон оказалась гримеркой. Рас­чески, зеркала, пульверизаторы. Долбушин взял со стола пузатую баночку с какой-то жидкостью и приложил ее ко лбу, чтобы охладиться. Рина смо­трела на отца с интересом. Банка работала как лупа. Она укрупнила все черты отца, сделала их утриро­ванными, явными, и то, что было скрыто, вылезло наружу.

— Ты «зуб», — убежденно сказала Рина.

Долбушин оторвал банку от лба. Напрягся. Рине

стало смешно. Вечно он прикидывает, обижаться ему или нет.

— Кто я?

— Типичный такой работник офиса. У «зубов» очень твердая эмаль и очень мягкая ранимая вну­тренность. Вообще все, что снаружи колючее, вну­три мягкое, детское и беззащитное. Морской еж, например, тоже «зуб»...

— Я тебя не понимаю!

Рина махнула рукой, великодушно прощая ему непонимание:

— Еще бы! Всегда мучительно слушать, как рабо­тает родительский мозг! Так что за секрет принес шпион? Удалось ему выяснить, куда Дионисий Ти­гранович прячет свою пудреницу?

Долбушин сдвинул брови, соображая, откуда его дочь знает, из какого форта шпион.

— Не могу сказать. Секреты моего форта — это секреты моего форта. Моя задача — сохранить тебя, а не облегчить жизнь Кавалерии... Ты до ШНыра до­едешь? У тебя деньги есть?

Рина ответила, что денег полно. Недавно она ограбила цыганку. Долбушин поскреб пальцем подбородок и признал, что для начала это непло­хо. Внезапно он шагнул к Рине и прежде, чем она поняла, зачем он это сделал, быстро и неловко по­целовал ее между скулой и виском. Рина запоздало дернулась и вытерла место поцелуя рукавом.

Долбушин невесело усмехнулся:

— Тебе вызвать такси?

Рина молча показала ему пылающего сирина на нерпи.

— Личный транспорт небесного водолаза? Ну, желаю не размазаться! — сказал отец.

Глава одиннадцатая

ХРУСТАЛЬНАЯ БАЛЕРИНА

Человек — странное существо. Он постоянно просчитывает других лю­дей. Что кому сказать, о чем умолчать Один текст произносит вслух, другой про себя. Часто ему и нечего как будто скрывать, и мыслей никаких задних нет, а все равно коррекция продол­жается. И мне это жутко не нравится. Я хочу быть цельным и единым, без этого вонючего суфлера в душе.

Из дневника невернувшвгося шныра

Gulia (22.45). Прощай! Это мое последнее со­общение! Больше я никогда тебе не отвечу! Я твоя хрустальная балерина! Я разбита вдребезги! Я пишу это, а слезы заливают клавиатуру. Не звони мне, не пиши! Я тебя ненавижу, я умерла для тебя! Наши от­ношения себя исчерпали! Не смей даже думать обо мне! Слышишь, я тебе запрещаю! На месте тебя в моей груди черная дыра! Прощай навеки, ты, быв­ший когда-то всем в моей жизни!

Afanass (22.48). Что ты делаешь завтра в два часа дня?

Gulia (22.49). А почему ты спросил?

Gulia (22.53). Аууу!

Gulia (22.59). Я теперь умру от любопытства.

Gulia (23.00). Не молчи!

Gulia (23.10). Ты что, уснул, что ли?

Gulia (23.12). Ты вообще мое сообщение читал?

Gulia (23.59). Мерзавец! Я тебя бросила! Вычер­кнула из жизни!!!!!!!!

Gulia (00.00). Не существует

Gulia (00.01). тебя

Gulia (00.02). больше

Gulia (00.02). для меня. См. мою запись от 22.45! Она в силе!

Afanass (00.02). Жаль. А я встретиться хотел.

Gulia (00.02). КОГДА?! Ты врешь!

Gulia (00.02). Ты всегда врешь.

Gulia (00.02). Ты опять опоздаешь на полчаса.

Gulia (00.02). ГДЕ?!

Afanass (00.09). Я тебе позвоню.

Gulia (00.09). Когда?

Gulia (00.11). Знаешь, у меня такое ощущение воз­никает, что мне одной это надо!!! Ладно, спокойной ночи! Только попытайся не позвонить! Я тебя убью!

Выключая лампу, Афанасий случайно посмотрел на нее и, ослепленный, закрыл глаза. В зрачках пы­лали огненные подковы электрической спирали. Оставив аську в другом окне, он открыл файл, где у нею был дневник. События он туда записывал ред­ко, а чаще сваливал всякие случайные мысли. Даже без дат, что делало дневник похожим на незакон­ченный, да толком и не начатый, роман. Мысли в дневнике группировались по определенным темам и имели подзаголовки.

Женщины, мысли Афанасия

Женщины делятся на две группы: первая нужда­ется в контроле, вторая изо всех сил пытается до­казать, что в контроле не нуждается.

Во многих красивых женщинах есть что-то глу­пое и самодовольное, что лопатой убивает красоту.

Женщина — это не полная, а половинчатая сущ­ность. Ее основа — помощь, любовь и служение. Чтобы ей стать полной сущностью, она должна слиться с мужем, с ребенком или с некоей идеей. Только тогда семя получит землю, на которой спо­собно произрасти.

Лучший способ понять женщину — вообще ее не понимать.

Равноправие мужчин и женщин унижает не муж­чин, а женщин.

Как только женщина начинает стричься, она об­речена. Она никогда не сможет остановиться.

Порой я думаю: почему мужчины женятся на фуриях, а женщины ищут себе красноглазых пси­хопатов? Видимо, люди скрыто хотят, чтобы кон­тролирующий фактор был где-то вне их. Так им спокойнее.

Диалог с Гулей

Я: Ты хоть сама поняла что сказала?

ОНА: Я не обязана понимать что говорю! Я жен­щина! Каждая моя вторая мысль гениальна, но при этом я совершенно не осознаю ее смысла!

Сейчас, не перечитывая всего предыдущего, Афа­насий быстро допечатал фразу:

«Женщина — зеркало, которое ищет, что ему от­разить. Если не находит, затягивается паутиной».

Сохранив изменения и больше не заглядывая в аську, худощавый длинноволосый принц перебрал­ся на гамак, поджал колени к груди и, ощущая себя эмбрионом в животике у мамочки, уснул.

Во сне Афанасию было грустно. Видимо, Гуля писала ему по аське, что ее сердце изрезано оскол­ками разбитой любви. Потом настроение у Гули изменилось, видимо она съела пару пирожных, и Афанасий долго смеялся во сне. До того долго сме­ялся, что Родион слез со своего гамака, подошел и с чисто мужской заботой вложил ему в открытый рот лежащий на полу носок