Гавань измены - Патрик О'Брайан

— С превеликим удовольствием, — сказал Джек. — Но должен предупредить, что мы не станем прохлаждаться в Тине. Нам нужно пересечь пустыню, кишащую змеями разной степени злобности, как выразился доктор...

— Я просто процитировал Голдсмита, — сонно ответил Стивен: переживания прошедшего дня и почти бессонная ночь теперь дали о себе знать, и он пробормотал: — Sopor, coma, lethargy, carus [17].

— ...аж до самого Красного моря, где нам предстоит важная миссия. Нас, конечно, ждет множество лишений, жара и неудобства. А, кроме того, это будет очень опасно.

Сказав это, он увидел, как лицо Мартина засияло от радости, несмотря на все его очевидные усилия сохранить суровый и серьёзный вид.

— Более того, — продолжил Джек, — должен предупредить вас, что служба не предназначена для тех, кто надеется пособирать жуков и пополнить гербарий на каком-нибудь далёком коралловом побережье. Так же как и для тех, кто становится раздражительным и капризным, когда дело доходит до исполнения долга.

— И для тех, кто что-то невнятно бормочет и упрямится, — добавил он громче, — но заметив, что Стивен не реагирует, закончил: — И, наконец, я хочу добавить, что буду рад путешествовать в вашей компании. Так же как и ваши товарищи по «Вустеру», я уверен. Разумеется, мы не забыли, как вы хорошо потрудились во время подготовки к оратории — возможно, как-нибудь вечерком мы сможем спеть пару композиций — на борту присутствует несколько ваших бывших учеников.

Мистер Мартин заверил, что змеи, тяжелый труд, жара, лишения и опасности — это малая цена за шанс увидеть настоящий коралловый риф, даже если у них не будет возможности задержаться там подольше. И что он непременно будет безропотно исполнять свой долг. И испытает огромное удовольствие от компании своих старых товарищей.

— Сейчас я обдумал происходящее, — сказал Джек, — и вспомнил, что только сегодня утром сожалел об отсутствии священника на корабле. Мои люди становятся ужасно распущенными, и я вдруг осознал, что… — он хотел сказать «что хорошая проповедь, прочитанная с жаром, сможет устрашить их и призвать к хорошему поведению», но передумал, так как не считал себя вправе диктовать священнику условия, поэтому продолжил иначе, — ...что было бы отлично, если бы вы привнесли в нашу жизнь немного порядка, и сказали бы парням несколько подходящих слов против порока и распущенности. Что там ещё, Киллик?

— Мистер Моуэт спрашивает, можно ли вас побеспокоить, сэр, — сообщил Киллик. И поскольку он любил первый приносить все интересные новости, добавил: — Не знает, где разместить иностранного джентльмена.

— Попроси его войти и принеси ещё один стул и стакан.

Иностранный джентльмен оказался переводчиком, и Моуэт, присев и выпив стакан портвейна, спросил, повесить ли его гамак перед мачтой или на корме? И где он будет столоваться?

— Я не имею понятия, где кормить переводчика, — сказал Джек. — Но главнокомандующий говорил о нём как о человеке исключительного ума, и его особенно рекомендовал секретарь Рэй, поэтому я думаю, что его следует кормить в кают-компании. Я видел, как он поднимался на борт, и несмотря на разговоры о его учености, выглядел он крайне жизнерадостно. Не думаю, что он доставит вам какие-либо неудобства, и в любом случае надеюсь, очень надеюсь на то, что плавание продлится не больше недели. Так оно и будет, если этот благодатный ветер — ветер Нельсона — будет сопутствовать нам и дальше. Бог мой, я вспомнил, как мы преследовали французский флот в девяносто восьмом году и как долетели от Мессинского залива до Александрии за семь дней...

Эти долгие, суматошные летние дни чётко отпечатались в его памяти. Пятнадцать военных кораблей мчатся в восточном направлении по лазурному морю, подгоняемые попутным ветром. Лисели с обеих бортов, бом-брамсели и трюмсели, контр-адмирал Нельсон от рассвета до заката расхаживает по палубе «Вэнгарда». Ярость ночного сражения, когда темноту постоянно разрывают орудийные залпы, невероятно мощный взрыв, с которым «Л'Ориан» взлетел на воздух посреди сражения, а потом на несколько минут наступила полная тишина и темнота.

И Джек описал поиск французов и перемещения флота от Александрии до Сицилии и от Сиракуз обратно к Александрии.

— ...Там-то мы их наконец и нашли — они встали на якорь в заливе Абукир...

И тут «Дромадер» прилично швырнуло на волне, от чего крепко заснувший Стивен свалился со стула. Для человека с подобным весом Джек прыгнул весьма ловко, но не настолько, чтобы успеть спасти Стивена: доктор ударился лбом о край стола и получил рваную рану с ладонь длинной — достойную имитацию нельсоновской раны на Ниле и почти столь же кровавую.

— Да хватит уже суетиться и кричать, — гневно прорычал доктор, — можно подумать вы никогда не видали крови, полная чушь для шайки наёмных убийц. А ты, тупица, каплун, тяжеловоз, растяпа, — выпалил он Киллику, — держи же таз ровнее. Мистер Моуэт, в левом верхнем ящичке моей аптечки вы найдёте несколько изогнутых игл, в которые уже продет кетгут [18]. Будьте любезны, принесите их, да захватите пузырёк с кровоостанавливающим, он на центральной полке, и пригоршню корпии. Шейный платок сгодится за бандаж, его и так придётся стирать.

— Не лучше ли тебе прилечь? — обеспокоился Джек. — Всё же потерял столько крови.

— Вздор. Говорю тебе, это просто царапина. Рассёк кожу, вот и всё. Что ж, мистер Мартин, буду вам признателен, если вы поможете с кровоостанавливающим и наложите дюжину аккуратных швов, пока я буду стягивать края раны.

— Не представляю, как вы можете этим заниматься, — отведя взгляд в сторону, сказал Джек.

Игла размеренно пронзала плоть.

— Привык набивать птичьи чучела, — сосредоточенно трудясь, ответил Мартин. — А чтобы их зашить... зачастую приходится иметь дело с гораздо более нежной кожей... Разве что не беря в расчёт старых лебедей-самцов... Ну вот! Могу похвастаться, вышел вполне ровный шов.

— Капеллан говорит, что вы в полном порядке, сэр, — весьма любезным тоном проорал Киллик прямо Стивену в ухо.

— Весьма вам благодарен, сэр, — поблагодарил доктор Мартина. — Пожалуй, мне пора. Уже совсем поздно. Джентльмены, к вашим услугам. Мистер Моуэт, прошу, оставьте мою руку в покое. Я не пьян и не настолько стар.

Ночь снова выдалась беспокойной, поскольку перед рассветом незнакомый и взволнованный голос в нескольких дюймах от иллюминатора воскликнул: «Ты что, не знаешь, как вязать рогатый узел, недоумок? Где этот чёртов узел?» с такой мощью, что Мэтьюрин окончательно проснулся. Лоб всё еще болел, хотя и не так сильно, и доктор лежал, покачиваясь в такт движениям корабля, и наблюдал за растущей полосой света на горизонте. Мэтьюрин размышлял об изменах, обманутых мужьях и сплетнях, которые так любит обсуждать общество. Когда он был на Мальте, в одном из немногих полученных писем — в последние пару месяцев Средиземноморский флот был в делах почтовых крайне неудачлив — пришло сообщение о том, что он теперь рогоносец, будто жена изменила ему с каким-то типом из шведского посольства. Он не поверил.