История странной любви - Лариса Райт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Матвей остался на бобах. На последние деньги снял на несколько недель угол в Подмосковье. Работу найти не мог. К тому же куда-то пропала его трудовая книжка, что осложняло и без того непростую задачу. Диплом об окончании курсов психологии мало кто из работодателей мог воспринять всерьез.
Матвей попытался вернуться к прежней деятельности.
– А почему вы ушли с хорошей должности? – спрашивали его в строительных компаниях. При этом ни один из выдаваемых ответов интервьюеров заранее не устраивал.
– Вас заинтересовала другая сфера деятельности? А что, больше не интересует? Интересует? А зачем же вы пришли к нам?
– Решили поискать себя? Не нашли? Как жаль! Но где гарантии, что здесь найдете?
– Семейные проблемы? Вынужденный уход? Понятно, бывает. Мы вам перезвоним.
Как бы не так! Кому нужны сотрудники с семейными проблемами?
– Сокращение штатов? Случается. Но ведь сократили именно вас, а почему?
В конце концов Матвею пришлось обратиться за помощью к бывшей жене. Та с радостью согласилась одолжить ему денег и даже «отдать некоторую часть безвозмездно», но с одним «малюсеньким условием».
– Подпиши отказ от родительских прав, – бросила невинно, как бы между прочим.
– Подписать – что? Ты бредишь? – Матвей не поверил своим ушам.
– Я прекрасно себя чувствую.
Глаза Татьяны превратились в две злющие щелки, голос зазвенел от негодования и грозил сорваться на визг, что и произошло буквально через секунду – она перешла на крик, выплевывая Матвею в лицо оскорбления:
– И буду чувствовать еще лучше, если у моих детей не будет такого никчемного отца, как ты. Думаешь, это большая честь – носить твою фамилию? Как же! Много ты для них сделал? Может, им есть чем гордиться? Да ты никто, и звать тебя никак! Что ты можешь? Ни кола ни двора. А Роман, между прочим, собирается сделать их своими наследниками и оставить им все состояние!
– И чем я могу ему помешать? Пусть оставляет. Я буду только благодарен за заботу о моих детях.
– О твоих он заботиться не собирается. Он хочет заботиться о своих.
– Да? Ну, тогда это не делает ему чести, и я ему помогать в этом бесславном деле не собираюсь.
– Ни гроша не получишь!
– Таня-Таня… – Матвей лишь укоризненно покачал головой: не было смысла распыляться на споры и поучения. – Когда же ты поймешь, что в жизни есть вещи поважнее денег?
– А я, в отличие от тебя, давно уже поняла, что гораздо важнее денег – только их количество. И опять же, в отличие от тебя, сделаю все для того, чтобы у детей оно было немаленьким.
– Я не дам тебе испортить детей! – Матвей по-прежнему говорил тихо, но жесткий тон подчеркивал его решимость стоять до конца.
– Посмотрим, кто, кому и чего не даст, – угрожающе пообещала Татьяна.
Обещание свое мерзавка сдержала. Уже через два месяца Матвей, который обитал все это время в пустующей квартире бывшего коллеги, во время очередного своего воскресного визита к детям наткнулся на тещу, которая с воинственным, но очень довольным видом объявила ему:
– Ты теперь никто и звать тебя никак. Так что иди отсюда, пока я милицию не вызвала.
Матвей ничего не понял:
– Арина Ивановна, что случилось? Приведите моих детей, я погуляю с ними, как обычно.
– С ними ушли гулять родители, а ты убирайся подобру-поздорову!
И теща торжествующе протянула бывшему зятю бумагу. Предписание суда гласило, что Куницын Матвей Александрович уже три дня не является законным отцом своих детей.
– Да что же это?! – Матвею показалось, что он теряет сознание. – Да как же это?!
Вика во все глаза смотрела на Матвея, у которого покраснели веки, а у переносицы пролегла тяжелая хмурая складка. Она накрыла ладонью его руку и спросила, сочувствуя:
– И как же им удалось?
Она не могла взять в толк, каким образом можно лишить родительских прав по всем статьям положительного человека. Ну, нет у него жилья, и что же? У детей-то крыша над головой есть. Одно дело – ее мамаша, элемент асоциальный и опустившийся. Общение с таким человеком для близнецов окончилось бы плачевно. Иногда Вика позволяла себе слабость и сочувствовала матери, но никогда, ни одной минуты не жалела о том, что забрала детей под свою опеку.
Матвей горько вздохнул и продолжил:
– Ты, я смотрю, тоже не бедствуешь. Должна понимать, что с бабками многого можно добиться. И закон обойти где надо и процесс ускорить небыстрый. В моем случае, правда, все нюансы законности были соблюдены. Татьяна подала в суд заявление о лишении меня отцовства в связи с неопределенным местонахождением. Юридически, кстати, так все и было. Прописки нет, нигде не фигурирую – ищи-свищи ветра в поле. Алиментов тоже не плачу. Как доказать, что и квартиру оставил, и деньги платил исправно, когда была возможность, да еще и гораздо больше, чем полагается по закону. И кому говорить, что деньги мои ей уже не нужны? Татьяна теперь другую корову доит. И ради «удоя» лишает детей родного отца. Если бы у меня была возможность, я бы все высказал. И свидетелей бы нашел. Соседей бы привел, знакомых. Но она все правильно рассчитала. Нет человека – нет проблемы. Избавилась от меня, не поставив в известность, и умыла руки. Я приходил – дверей не открывала. Охранники быстро выпроваживали меня восвояси. К телефону не подходила. Я только и слышал от прислуги, что Татьяна Степановна очень занята. Детей тоже опекали так, что не подступишься. В школу – на машине с охраной, из школы – так же домой. Я, конечно, не сдавался, подал встречный иск. Написал в заявлении, что лишение прав произошло обманным путем, что нигде я не скрываюсь, что прошу восстановить, дошел до высшей инстанции, но они меня везде опережали – Татьяна с ее новым…
– Ничего не вышло? – Вика так и не убрала свою руку и теперь осторожно погладила его ладонь.
– Нет, – Матвей покачал головой. – Судьи – тоже люди, и хотят жить красиво…
– А по-моему, – вспыхнула Вика, – они – нелюди! Были бы людьми – хотели бы жить честно, а не красиво. Взяточники и бюрократы.
– Знаешь, я сначала тоже так думал, но потом как-то поставил себя на их место и понял, что дело не только во взятках. У таких, как этот Роман, не только ведь денег прорва, но и влияния. Сегодня ты ему откажешь, а завтра тебя с работы снимут или вообще из системы выкинут. А у тебя – семья, дети, которых кормить надо. И что тогда?..
– И тогда жить с чистой совестью.
– Такая большая и такая глупая. – Матвей взглянул на Вику с интересом, за которым отчетливо виделось сочувствие. – Чистой совестью сыт не будешь.
– Это неправильная позиция! – Вика отдернула руку, будто обожглась, и даже вскочила, заметалась по кухне. – Неправильная! Хороших людей больше, чем плохих. И не надо смотреть на меня с сомнением. Это правда! Есть люди, для которых закон – превыше всего. И ничем их не запугаешь, и ничем не проймешь!
– Есть, наверно, – согласился Матвей. Он глазами указал Вике на стул, и она подчинилась: снова устроилась напротив него за столом, подперла кулаками подбородок и вся превратилась в слух. – Только мне эти люди, к сожалению, не встретились.
– Ну, ничего! Тогда не встретились – теперь найдем. Восстановим твои права и…
– Подожди-подожди, не спеши, до конца сначала дослушай! Тем более что права уже восстанавливать поздно. Сын институт окончил, да и дочке скоро восемнадцать стукнет. Начну сейчас судиться – решат, что претендую на их заботу, еще хуже будет.
– Если у них куча денег, могут и позаботиться об отце, не обеднеют! – Вика имела право так говорить. Сама она не смогла ни простить мать, ни вылечить ее, но сделала так, что та, по крайней мере, ни в чем не нуждалась. Переводы в частную клинику, где уже много лет находилась на курортно-санаторном лечении Струнова-старшая, поступали регулярно, и с избытком. Медперсонал за пациенткой ухаживал отменно, за здоровьем ее следили пристально, боясь потерять такого прибыльного клиента. Единственное, что оставалось загадкой для нянечек и врачей: почему же родственники, не жалеющие средств на лечение женщины, совсем не общаются с ней? Случается, конечно, что нет никакой возможности приехать повидаться, но ведь существуют почта, телефон, Интернет. С такими деньжищами могли бы купить своей Струновой компьютер и лицезреть ее хоть каждый день. Но нет. Никто эту пациентку не хотел ни видеть, ни слышать.
Вика, во всяком случае, не хотела.
– Нет у них никакой кучи денег, – прервал Матвей мысли женщины. – Я все никак не мог понять, зачем этому Роману так понадобились дети? Да и не верил я, чтобы настолько сильно он влюбился в Татьяну. Я, когда женился, совсем молодой был, неопытный, ничего не понимал. А этот небедный человек, умудренный опытом, – неужели он не видел, кто перед ним? Такие люди обычно осторожны. Они сто раз проверят, прежде чем допустить кого-то к своим деньгам. А потом понял: ему и нужна была такая, алчная и хищная, как Татьяна. Он хотел быть уверен, что денежки никуда не денутся! Да и дети очень даже кстати пришлись. В общем, где-то через пару лет посадили его. Впаяли на полную катушку, да еще с конфискацией. Он, видимо, не дурак был. Предполагал такой исход. Уж не знаю, почему не успел унести ноги за границу, но тут уж и не узнаю. Короче, процесс был громкий, отбыл Роман в лагерь, где и умер, насколько мне известно, лет через пять. Так что, даже если деньги бы и сохранились, ему они уже не понадобились бы.