Жертва - Марина Эльденберт

Торнтон был неглуп, но повелся на игру Вороновой. Рэйвен тоже сходил по ней с ума. Что они все нашли в этой похотливой твари? В свое время её муж умом двинулся после того, как Беатрис обратили. Раскрыл свое имя, буквально прокричал об этом на весь Мир, только чтобы найти свою женушку, чтобы вытребовать все ресурсы для охоты. Это тоже значилось в «деле Вороновых». Теперь Джеймс называл папку с данными по Беатрис именно так.

Выдержав продолжительную паузу, он все-таки ответил:

— Стив.

— Сэт Торнтон. Но ты не в курсе конечно, — улыбка у него вышла невеселой. — Ты немногословен, Стив. Почему ты тут сидишь? Я не умею проходить сквозь решетки на окнах.

«Моему боссу интересно вас унизить, потому что вы трахали его девку. И узнать, зачем я оказался рядом с вами», — таков был бы честный ответ. Но опрометчивый.

— Для гарантии, — коротко ответил Джеймс, и улыбнулся. Холодно и безразлично.

— Слишком хорошего мнения о профессоре Зло? — Торнтон откровенно нервничал. Когда люди сильно встревожены, они теряют контроль над ситуацией и начинают говорить не только глупости, но и всякую полезную информацию. Этот случай не стал исключением. — Сейчас достану магическую пробирку, и её содержимое прожжет металлическую решетку. Просто песня! Кажется, я не тем занимался. Всего лишь уничтожил всех кровососов на Земле!

Он поднялся и вновь начал ходить по комнате, но Джеймс не изменился в лице. Так вот зачем им нужен Сэт Торнтон. Он создал тот самый вирус, и устроил измененным Апокалипсис. Он занимался разработками, был в самом эпицентре событий. Вот только как ему удалось уцелеть, почему его отпустили, после всего? Хороший вопрос, над которым стоит подумать. Стоило бы пожать Сэту руку.

Джеймс вдруг поймал себя на гадкой мысли, что в глубине души когда-то хотел, чтобы нечто подобное произошло. Чума измененных чуть не убила Хилари, уничтожило множество людей, но избавило землю от тысяч тварей, считающих себя хозяевами положения и пользующихся своей безнаказанностью. Где они сейчас, те, кто выжил? Попрятались в норы и трясутся, как бы случайно не раскрыть свое именитое инкогнито. То, что раньше выпячивали, как гербы и знамена: возраст, имя, так называемые достижения и заслуги. Прочие же бегают за Торнтоном, чтобы заставить его вернуть им былое могущество.

— Действительно не тем, мистер Торнтон, — усмехнулся Джеймс, — изобрели бы лучше лекарство от доверчивости — и вас носили бы на руках. А так сплошные проблемы, себе и другим. Не считая массовых смертей по всему миру.

— Я же не колдун, — профессора зацепило, и зацепило сильно — сейчас он был похож на обиженного ребенка. — Всего лишь скромный ученый, который связался с плохой компанией.

— Любите перекладывать ответственность на других? — хмыкнул Джеймс. — Скромные ученые в свое время изобрели ядерную бомбу. Они пили шампанское, а потом были лишившиеся дома жители Бикини, где проводились испытания ядерного оружия, Хиросима и Нагасаки. И это только из того, что на слуху у всех.

Он поднялся и шагнул к нему.

— Пассивность до добра не доводит, профессор. Вы уже большой мальчик, пора бы об этом знать. Налажали — уберите за собой. Или молчите в тряпочку, потому что в следующий раз рядом может оказаться кто-нибудь гораздо менее сдержанный.

Профессор сжал кулаки, и на мгновение Стивенсу показалось, что он сейчас запрыгает, как петух по двору и снова попытается его ударить. К своему счастью, он запомнил, как легко Джеймс скрутил его во время захвата, поэтому попытки не повторил и остался цел.

— Пассивность? Моя активность как раз и привела к катастрофе. Но твоим приятелям этого мало. Они хотят еще больших жертв, — Торнтон нервно рассмеялся. Он бы попятился, если бы было куда, но для начала ему пришлось бы подняться с кровати и оказаться лицом к лицу с Джеймсом.

— Выбор есть всегда, — Джеймс пожал плечами и отступил на несколько шагов, — без вас мои приятели разве что могут высеивать культуры для сыра с плесенью. А вы опять намекаете на то, что злые хулиганы хотят заставить вас сделать что-то плохое. О пассивности такого рода я и говорил. Делать или не делать — решать вам.

— Выбор есть — пустить себе пулю в лоб, — Торнтон вскочил, отошел к окну и повернулся к нему спиной. — Проблема в том, что я хочу жить.

— Трясетесь за свою шкуру, — подытожил Джеймс, — не скажу, что это плохо. Когда привычный вам мир рухнет, не забудьте о том, что спасение одной-единственной задницы не стоит миллионов жизней.

Он передернул плечами и вернулся на свое место, удобнее устраиваясь на стуле.

Ученый же всерьез разозлился, праведным гневом от него за милю несло. Он в несколько шагов преодолел разделяющее их расстояние и остановился прямо перед Джеймсом.

— Так пристрели меня! — процедил Торнтон. — Раз считаешь, что моя смерть спасет миллионы. На самом деле она только отсрочит неизбежное. Найдется другой ученый, который методом проб и ошибок воссоздаст мою работу.

— Запомню, что вы не против, — уголок губ Джеймса пополз вверх. — Найдется, только с другим ученым я не встречался, Торнтон. А вас знаю в лицо.

В глазах профессора мелькнул страх, и Джеймсу это понравилось. Понравилось настолько, что он на всякий случай напомнил себе, что перед ним просто человек. Человек, которого измененные использовали в своих целях.

— Ты слишком заинтересован в моей смерти для обычного наемника, — выдохнул Торнтон.

— А кто сказал, что я обычный наемник? — Джеймс ответил, не отводя глаз. Тишина больше не казалась ему тягостной, словно вернулся былой азарт времен до встречи с Хилари. Торнтон поежился от собственных ощущений, и Джеймс не мог обвинить его в трусости. Это была вполне адекватная реакция.

— 22 —

Секс с Рэйвеном был потрясающим, но Беатрис не испытала и сотой доли того кайфа, который ловила от него раньше. После яркого и сильного оргазма она пару минут пребывала в задумчивой эйфории, а потом ощутила разочарование — не в Рэйвене, в себе — и странную пустоту. Собрала одежду, разбросанную по полу, и ушла, оставив его в одиночестве.

Чем дальше затягивался фарс с Торнтоном, тем больше он затягивал. В планы Беатрис не входило настолько сближаться с Сэтом. Во-первых, с привязанностями к мужчинам она завязала много лет назад. Во-вторых, он был её работой и билетом Люка в жизнь. Все, что кроме, могло только помешать. Профессор был не в её вкусе по всем параметрам, но что-то пошло не так. Чем сильнее она этому сопротивлялась, тем сильнее оно затягивало. Первое время Беатрис пыталась успокоить себя тем, что скоро все закончится, пока можно позволить себе это «что-то», а потом все вышло из-под контроля.

Стоя в душевой кабине, она задумчиво смотрела на стекающие по стеклу капли воды. Кроу отказался сообщить ей о причинах такой спешки. Короткое: «Он нужен ему на месте», — стало единственным объяснением. Оставалось ждать личной встречи и играть свою роль дальше. От последнего Беатрис ментально выворачивало наизнанку. Ощущение неправильности всего происходящего не покидало, состояние неопределенности становилось все более тревожным. Хотелось, чтобы рядом был кто-то, к кому можно обратиться за советом или просто положить голову на плечо, забыть обо всех проблемах. Увы, Сильвен не появлялся слишком давно. Она сама его прогнала.

Звонок застал Беатрис в постели. Она как раз завернулась в одеяло и начала проваливаться в сон. Ближе к ночи сильно похолодало, но ей не хотелось вставать и закрывать окно. Сквозь полудрему она дотянулась до мобильного, надеясь, что Кроу все-таки решил объясниться.

— Люк просил вам передать, чтобы вы не вздумали встречаться с Вальтером, — услышала Беатрис незнакомый голос.

Сон как рукой сняло. Она села на постели, не веря своим ушам.

— Кто вы?

— Я и без того сильно рискую, набрав ваш номер. Он сказал, что вы можете не поверить и просил напомнить вам те слова, которые вы сказали ему осенью две тысячи одиннадцатого в доме под Парижем. «Я буду жить в твоей памяти». Он умер, Беатрис.

Щелкнул отбой, но Беатрис по-прежнему сжимала мобильный в руке, глядя прямо перед собой остановившимся взглядом. Внутренний диалог, который шел в ней, напоминал хаос в доме для душевнобольных. Одна часть её существа забилась в темный угол и отказывалась реагировать на что бы то ни было, другая призывала покончить со всем разом, третья билась в истерике, четвертая призывала подняться и действовать. Взять себя в руки, собраться и идти вперед, несмотря не на что. Беатрис усилием воли вняла последней.

С появлением Люка в её жизни она начала оживать. Рядом с ним она менялась, все больше приближаясь к той, кого считала безвозвратно ушедшей. Она помогла ему выжить на улицах Нью-Йорка, но он помог ей не меньше. Беатрис согласилась на эту работу только ради Люка, чтобы спасти его. Ничто другое не могло бы заставить её снова окунуться в самую гущу разборок измененных, вернуться в мир, из которого она была так счастлива вырваться. Сэт действительно мог создать этот долбаный вирус, который позволил бы Люку выкарабкаться и жить долго.